— Если двух братьев зовут Антон и Павел, немудрено сообразить, что третьего зовут Иваном. Ведь это самое популярное у русских имя. А говорить по-казацки меня научили в Берлине — у нас там много казаков, что покинули Россию после революции. И присказки разные с пословицами мне тоже от них ведомы. И жаль, что они не могут приехать на свою родину. Но кто знает…

Андрей сознательно сделал паузу — все, что сейчас произошло на перроне, было ясно не только ему, но еще одному человеку. Даже Молотов мало что понял, ибо, несмотря на железную выдержку, в глазах плещется недоумение с некоторой растерянностью.

«Сталин очень умен, потому поставил деда с братьями здесь в карауле. Вот и познакомились. А сейчас я ему дал возможность все понять. Ну что ж — теперь решится будущее. Но я не желаю, чтобы два моих деда погибли — потому что они мои деды, и ничьи другие. Своя кровь — не водица!»

Брюссель

— У меня есть две новости, Курт, одна хорошая и одна плохая, но обе касаются и тебя!

— Какие, майн генерал?

Внутри екнуло, и майор вопросительно посмотрел на «Зеппа» Дитриха, что прямо сочился радостью.

— Фюрер принял решение развернуть все полки «ваффен СС», так же как и элитные полки «Гросс Дойчланд» вермахта и «Фельдхернхалле» СА, в четырехбатальонные мотопехотные бригады, каждая из которых придается третьей панцер-дивизии, как раз на все десять дивизий и хватит. Но мы танков не получим, как и бронетранспортеров, даже надеяться нельзя — их просто нет в наличии и не будет как минимум год, пока производство не запустят в нужном объеме. Вот так-то, Курт!

— Поздравляю, майн герр, теперь ты — командир бригады!

— А теперь плохая — срок отведен до января, после чего мы отправимся в Африку в составе первой танковой дивизии «Адольф Гитлер» — приказ о таком наименовании отдал командующий панцерваффе. Фельдмаршал Гудериан лично проведет инспекцию и проверит готовность нашей бригады и решит вопрос о моем назначении.

— Мы справимся, майн генерал! Вас будут считать самым достойным этого поста! Будет хороший подарок к Новому году!

Майер хотя и бодро рявкнул в ответ, но прекрасно понимал, что старина «Зепп», не имеющий военного образования и получивший широкие лампасы благодаря покровительству фюрера, может быть легко убран с поста командира, благо и предлога искать не придется, стоит только докопаться к каким-либо недостаткам.

— Оставь, а то сглазишь. А теперь то, что касается тебя лично, Курт. Ты немедленно сдаешь командование своей ротой. На твое место будет назначен другой офицер!

Удар был настолько силен, что у Майера перехватило дыхание в зобу, и он, как рыба, начал глотать воздух побелевшими губами. Такой подлости от судьбы бывший штурмбанфюрер СС никак не ожидал. Но тут «Зепп» Дитрих рассмеялся так задорно, что от сердца сразу отлегло.

— Там, — генерал ткнул пальцем в потолок купе, — решили назначить тебя командиром четвертого батальона. Формирование произвести в Дортмунде, личный состав целиком взят из частей «Тотенкопф», охранявших концлагеря. А потому лучше тебя никто из офицеров вермахта не справится, а ты их научишь воевать. Взяли моду — самых лучших и здоровых, хорошо обученных солдат, настоящую элиту германской нации на охрану дохлых полосатых хефтлингов ставить! Мы тут кровь проливаем, а они в тылу отсиживаются. Пожестче с ними, майор, пусть они нашей солдатской каши полной ложкой отведают!

Москва

— Я рад вас видеть на советской земле, господин рейхсканцлер!

Рукопожатие было крепким, но не сильным — демонстрация здесь просто неуместна, и Родионов не стал напрягать ладонь. Уважительное такое, если определить по дипломатическим канонам.

В глуховатом голосе Сталина чувствовался легкий акцент, хорошо знакомый Андрею по кинофильмам. Но только акцент — реальная жизнь оказалась совсем не такой, и не один актер, даже самый, талантливый, не в состоянии показать настоящий, пробирающий до нутра взгляд.

— И я рад вас видеть, господин Сталин!

Андрей старался говорить твердо, желтый тигриный взор словно буравил душу. Он опять почувствовал себя новобранцем, попавшим под отеческий, у кого не больно-то забалуешь, взгляд старшины. Все понимающий, чуть ли не отцовский, такому не солжешь, себе дороже, и испытал забытое желание подтянуть живот и вытянуться, как по уставу положено, но вовремя отдернул себя и собрал нервы в кулак.

Сталин будто бы не заметил его терзаний, а радушно повел рукою по большому залу, в котором, к удивлению Андрея, ожидавшего увидеть чуть ли не все Политбюро в полном составе, практически было пустынно. Только десять человек, включая двух переводчиков за большим столом, на котором стояли бутылки с минеральной водой и стаканы.

— Я думаю, нам есть о чем поговорить, господин рейхсканцлер…

Добрый час прошел впустую — у Андрея сложилось твердое впечатление, что Сталин решил вначале хорошо поиграть с ним, прежде чем начать разговор тет-а-тет.

В основном диалог вели Молотов и фон Нейрат, причем весьма тяжелый. Председатель СНК довольно жестко прошелся по несоблюдению Германией подписанного в августе прошлого года пакта.

Упреков набралось предостаточно. И первым стал Венский арбитраж, по которому Румыния, хорошо поживившись с помощью союзников на итогах прошлой войны, скрипя зубами от унижения, возвратила Трансильванию Венгрии, а Южную Добруджу Болгарии. Впрочем, еще раньше СССР силою вернул Молдавию, которую румыны прибрали к своим шаловливым ручонкам еще в 1918 году, когда в России пылала революция.

По сути, фон Нейрат не соизволил поставить Молотова заранее в известность, что в Вене Румынию капитально прижали к стене, как невинную гимназистку два здоровенных амбала в подворотне. Хотя тут как посмотреть, на гимназистку отнюдь не похоже, скорее прожженную, все видавшую женщину древнейшей профессии.

Потому СССР не успел озвучить свои требования на Южную Буковину, в дополнение к северной ее части, которая была занята советскими войсками летом. Дав совместные итало-германские гарантии границ обрезанного Румынского королевства, Берлин тем самым, прямым образом, ущемил интересы Москвы.

Затем Молотов поднял финляндский вопрос, но тут фон Нейрат заявил, что решать его нужно в первую очередь со Швецией, а Германия может быть посредником в переговорах.

У Вячеслава Михайловича от таких слов даже лицо не дрогнуло, хотя отказ, пусть и замаскированный, был жестким. Андрей специально дал карт-бланш своему рейхсминистру на такие заявления, ибо следовало как можно тверже определить позиции, чтобы потом начать уступать.

Да и сам аристократ фон Нейрат хотел продемонстрировать свое отличие от сговорчивого Риббентропа — все время хотя иносказательно, но подчеркивал, что политическая ситуация и в Европе, и в мире после германского успеха в «Зеелеве» кардинально изменилась.

Андрей слушал своего министра с самым спокойным лицом, хотя тот несколько перегнул палку, демонстративно намекая, на кого сейчас в Европе все куры записаны.

К его великому удивлению, Сталин никак не вмешивался в переговоры, словно нарочито демонстрируя, что он всего лишь скромный секретарь ЦК партии. А советским государством управляет Молотов, ну и Калинин, конечно, глава ВЦИК, «всесоюзный староста», исполняющий роль статиста и время от времени, по незаметному знаку Молотова, подающий заранее отрепетированные реплики.

Все правильно, все верно — в переговорах участвовали высшие должностные лица СССР и Германии, так что подкопаться под странную, если не сказать больше, отстраненность Сталина было невозможно.

Все проходило предельно корректно, но у Родионова возникло твердое ощущение, что сами переговоры, по сути, абсолютно не нужны — министры лишь определили позиции чисто внешне, не затронув внутреннего содержимого, которое предоставили решать вождям.

И неожиданно он понял, что все происходящее чрезвычайно походит на спектакль. Точнее, может быть, даже на его репетицию в первый раз, когда толковым взглядом главный режиссер определяет, кому какие играть роли и как это делать, а потому сразу потерял интерес к происходящему и демонстративно отстранился…