В последние недели Люку редко доводилось встречать столь благодарного и столь удивленного француза, как этот мэр провинциального городка. По сути, жители отделались легким испугом, да и немцы потеряли всего полдесятка солдат, захватив до двух сотен «паулю» и «томми» в плен.

Новости, полученные от генерала Роммеля, были радостными. Танки настигли британцев у Сен-Валери, те не сопротивлялись и сложили оружие.

Сдался и их генерал Форчун, командир 51-й Хайлендской пехотной дивизии, и генерал Илер, командующий французским 9-м армейским корпусом, и с ними более сорока тысяч солдат и офицеров.

На фоне такой победы достижение Люка смазывалось, но генерал приободрил капитана и с юмором отнесся к его просьбе прислать в Фекан дивизионный оркестр.

Так что на набережной играла музыка, немцы и французы спокойно гуляли и разговаривали, купались в море — словно и не было войны. А Люк дал торжественный ужин в казино, на котором присутствовали все офицеры батальона и батареи, экипаж английского «Веллингтона», мэр города и освобожденный из тюрьмы единственный узник, про которого чуть не забыли, — германский офицер кригсмарине, единственный спасшийся с потопленной подводной лодки.

Вот такие гримасы судьбы — вчерашние и сегодняшние победители и побежденные поменялись местами, однако собрались вместе за обильно накрытым столом…

— Господин аббат, я узнал о вашем монастыре в последний момент перед началом обстрела и тотчас же приказал, чтоб ни один снаряд не упал на ваше здание. Надеюсь, все цело?

Аббат стал горячо благодарить немецкого офицера, которого в этот момент терзал жгучий стыд. Да как же сказать, что решающим фактором стал заветный ликер, который Люку еще не доводилось пробовать!

Настоятель словно прочитал терзавшие немца мысли и сам предложил осмотреть монастырь. Будто нарочно первым делом провел гостя в заветное хранилище, и в подвале Люк лишился дара речи — тысячи бутылок и десятки старых бочек заполняли прохладное помещение. Офицер сглотнул вставший в горле комок — жажда стала мучить нестерпимо.

— Не в этих ли бочках хранится знаменитый бенедиктинский ликер? — с самым наивным видом спросил Люк, немного оправившись от изумления.

— Разумеется, и чтобы показать нашу благодарность, я подарю каждому из ваших людей по бутылке этого чудесного напитка! — аббат говорил высокомерно, гордясь своим богатством.

Но моментально сник, посерел лицом и чуть ли не уселся на каменный пол, когда Люк стал горячо благодарить его от себя и от имени той тысячи ста немецких солдат, что находились в его подчинении.

Но слово не воробей — монастырский погреб был прилично опустошен, зато немецкие солдаты изрядно повеселели.

Таллин

— Мы этой войны не желали и не начинали, но враг вторгся на нашу территорию, вероломно нарушив пакт, который сам подписал, — генерал Лайдонер шепотом повторял строчки приказа, который должен был подписать. — Надлежит действовать инициативно и смело, выполняя всем нам известную задачу — каждому на своем фронте защищать свою землю, государство и народ…

Командующий эстонской армией остановился — он физически чувствовал, как стремительно уходит время. В груди скопилось безысходное напряжение, от которого колотило все тело. Возможно, предъяви Советы такой ультиматум первыми не Литве, а эстонцам, он бы не решился настаивать на сопротивлении, слишком велико неравенство в силах.

Но литовцы отказались впускать на свою территорию новые дивизии РККА и призвали народ к оружию. Что ж — честь принадлежит не только им — полчаса назад правительство в полном составе приняло решение сопротивляться с оружием в руках. Сейчас все зависит от немцев — в мозгу генерала словно набат звучали слова германского военного атташе: «Спасать стоит только того, кто сам готов сражаться».

Это был шанс, что Германия не отдаст прибалтийские страны на съедение. Генерал в этом был уверен, ведь немецкие войска практически разгромили Францию и смогут через неделю-другую начать переброску войск на восток. Да и ответ маршала Маннергейма, несмотря на некоторую расплывчатость, обнадеживал: «Если СССР снова нападет на Финляндию, мы будем сражаться».

Несколько часов тому назад Лайдонер вызвал к себе генерала Оросмаа, начальника «Союза защиты», и приказал ему немедленно поднять по тревоге всех кайтселлитовцев, дружина которых была в каждом из 15 уездов.

Именно эти 60 тысяч бойцов, каждый из которых имел дома обмундирование и оружие, должны были атаковать русские гарнизоны, пока там не сообразили, в чем дело, а красные командиры безмятежно живут на квартирах, где на них надо и напасть. Обезглавленные оккупационные войска окажут сопротивление, но не то, на какое они действительно способны.

А еще была надежда, что 1-я дивизия, дислоцированная между Финским заливом и Чудским озером, отразит первый, самый сильный удар красных, удержит Нарву и не позволит им переправиться через реку. И хоть Эстония не смогла создать там свою «линию Маннергейма», но бетонированные доты на берегу имелись, плюс две старые крепости — Нарвская и Ивангородская, да и сама река широка, и с ходу ее не форсируют.

Части 2-й и 4-й дивизий должны были сдержать красных южнее Чудского озера, и если давление будет мощным, то отступать к Тарту, где займут позиции по Эмбе. Все же неделю-другую можно продержаться, ведь красные больше двух месяцев бились лбом в финские позиции.

— Остается только на это и надеяться, — прошептал генерал и размашисто расписался под приказом, ожесточив сердце. Выбор сделан — если предстоит война, то лучше напасть первыми…

«Фельзеннест»

— Хорошо. И вот еще что, Манштейн. Мне постоянно звонит Риббентроп, требуя распоряжений, а я понять никак не могу, что происходит в этой Литве?! Может быть, вы мне все объясните? Что говорит Йодль, прах его побери, или абвер совсем разучился работать?! Разболтались при Канарисе!

— Я говорил с ним четверть часа тому назад. Сегодня ночью литовский президент Сметона настоял на оказании вооруженного сопротивления нападению Советов и отвергнул их ультиматум!

— Неужели все так серьезно зашло?

— Да, мой фюрер! Ночью была объявлена мобилизация военнообязанных и проведен экстренный сбор военизированной организации «Шаулю Саюнга», — Манштейн скосил глаза на бумагу, что лежала перед ним, и чуть ли не по слогам прочитал литовское название: — Объявлен приказ командующего армией генерала Виткаускаса — оказать сопротивление советским войскам всеми силами и средствами. Под утро части 5-й пехотной дивизии и 2-й танковой бригады большевиков из состава оккупационного корпуса, судя по всему, попытались атаковать литовцев и сорвать мобилизацию, идут бои. Главные силы Советов, сосредоточенные на границе, начали ее переход.

— И что будет? — новость ошарашила Андрея — что-то в истории уже пошло наперекосяк. Литовцы сейчас сопротивляться вздумали, когда раньше в соответствующую позу вставали покорно по первому же требованию из Кремля?! С чего бы это?

— У Советов трехкратный перевес в пехоте, абсолютный в танках. Думаю, дня два-три они продержатся, а потом будут раздавлены. Это если не произойдет ничего непредвиденного…

— А что произойти сможет? — удивление Андрея было искренним — еще бы, такая недоговоренность в словах немного пугала.

— В Эстонии и Латвии началась мобилизация, пока в скрытном виде. Объявлен сбор военизированных формирований, якобы для учений. Произведено развертывание, судя по имеющимся данным, с целью блокирования советских гарнизонов. Части на границе занимают укрепленные сооружения, минируются дороги.

— Ничего себе! — изумление нарастало.

С чего это прибалты с цепи сорвались, ведь во всех книгах прямо как заклинание твердилось, что они радостно приветствовали красноармейцев и с воодушевлением слились в братском экстазе с «великим и могучим».