Полицейский остался доволен. Соблюдая требования гигиены, я надела стерильную маску, бесформенный халат и взглянула на себя в зеркало – на меня смотрела незнакомка: осовевшие от усталости серые глаза, растрепанные ветром волосы, маска, скрывающая лицо. Надеюсь, я не напугаю старого, больного дядю Стефана.

Когда я вышла из комнаты, где переодевалась, меня ждал доктор Метцингер. Это был лысый мужчина под пятьдесят, в кожаных мокасинах, с тяжелым золотым браслетом на левом запястье. Похоже, с деньгами у него в порядке, подумала я.

– Мистер Хершель так настаивал на разговоре с вами, что мы решили: лучше вам с ним повидаться, – сказал он очень тихо, будто дядя Стефан мог услышать его и проснуться. – Но прошу вас быть очень осторожной. Он потерял много крови, у него очень серьезная рана. Я не хочу, чтобы вы сказали что-то, что может вызвать ухудшение.

Сегодня я была не в силах спорить. Поэтому просто кивнула и сказала, что все поняла. Он открыл дверь в палату и пропустил меня вперед. Я чувствовала себя так, будто меня допустили в покои королевской особы. Для дяди Стефана в отделении интенсивной терапии была выделена отдельная комната. Увидев, что Метцингер идет за мной, я остановилась.

– Мне кажется, то, что хочет сказать мистер Хершель, совершенно конфиденциально. Если вы хотите наблюдать за ним, нельзя ли делать это через дверь?

Идея ему не понравилась, и он настоял на том, чтобы войти вместе со мной. У меня появилось искушение сломать ему руку – других возможностей остановить его я не видела.

Вид бедного дяди Стефана, такого крошечного, лежащего на кровати в окружении различных аппаратов, капельниц, кислородной подушки, заставил мой желудок взбунтоваться. Он спал и выглядел сейчас гораздо ближе к смерти, чем у себя дома прошлым вечером.

Доктор слегка дотронулся до его плеча. Он открыл простодушные карие глаза, несколько секунд в недоумении смотрел на меня, потом слабо улыбнулся.

– Мисс Варшавски, моя дорогая юная леди. Как я хотел увидеть вас. Лотти рассказала, как вы спасли мне жизнь. Идите сюда, и дайте я вас поцелую – не обращайте внимания на эти ужасные механизмы.

Я присела на кровать и обняла его. Метцингер коротко велел мне не дотрагиваться до больного. Халат и маска надеваются для того, чтобы предохранять больного от микробов. Я встала.

Дядя Стефан посмотрел на доктора.

– Доктор, вы мой ангел-хранитель. Прогоните всех микробов и поставите меня на ноги, а? Но я хотел бы сказать мисс Варшавски несколько слов наедине. Могу ли я попросить вас выйти?

Я усердно избегала взгляда Метцингера, когда он, демонстрируя свою воспитанность, уходил из палаты.

– У вас пятнадцать минут, мисс Варшавски, и помните: не дотрагивайтесь до больного.

– Не буду, доктор.

Когда он обиженно хлопнул дверью, я придвинула к постели стул.

– Дядя Стефан... то есть мистер Хершель, мне так жаль, что я втянула вас в это. Лотти в ярости, и я не виню ее – это было глупо с моей стороны. Лучше бы я была на вашем месте.

Озорная усмешка, появившаяся у него на лице, сделала его очень похожим на Лотти.

– Пожалуйста, называй меня дядя Стефан. Мне так нравится. И не надо подвергать опасности свое прекрасное тело, моя новая племянница Виктория. Я же говорил тебе, что не боюсь смерти. И это действительно так. Ты дала мне возможность позабавиться, и я совсем не жалею об этом. Не расстраивайся и не злись. Но будь осторожна. Вот почему я хотел тебя увидеть. Тот, кто напал на меня, очень и очень опасен.

– Что произошло? Я не знала о вашем объявлении до вчерашнего дня – у меня самой была сумасшедшая неделя. Вы все-таки сделали фальшивую акцию?

Он хихикнул.

– И очень неплохую, если можно так сказать. Акции «Ай-Би-Эм». Хорошая, солидная компания. Сто штук. Так вот, в прошлую среду я ее... нет, их... закончил. Извините, из-за ранения я плохо говорю по-английски.

Он замолчал, закрыл глаза и с минуту тяжело дышал. Жаль, что нельзя взять его за руку. Дружеское прикосновение принесло бы ему гораздо больше пользы, чем изоляция и стерильность.

Но вот пергаментные веки снова раскрылись.

– Затем, значит, я звоню одному знакомому. Кто это, тебе лучше не знать, моя дорогая племяшка. А он звонит своему знакомому, и так далее. И через неделю, в среду днем, звонят мне. Кто-то интересуется. Покупатель. Он приедет в четверг днем. Я быстро даю объявление в газете. Вот, а в четверг появляется этот человек. Я сразу определяю, что это не главный. По манерам видно – подчиненный. Как это у вас называется, «шестерка»?

– Да, «шестерка». Как он выглядел?

– Бандит. – Дядя Стефан с гордостью произнес это слово. – Около сорока. Крупный, но не жирный, понимаете? По национальности, похоже, хорват: тяжелая челюсть, густые брови. Он с тебя ростом, но не так красив. Может, на сто фунтов тяжелее.

Он снова остановился, чтобы отдышаться, и на мгновение закрыл глаза. Я исподтишка посмотрела на часы. Еще пять минут. Я не торопила его: это лишь сбило бы ход его мысли.

– Ну, тебя со мной не было, и я... и мне пришлось превратиться в хитрого детектива. Я ему говорю, что знаю о фальшивых акциях в монастыре и хочу пристроиться к этому дельцу.

Но мне надо знать, кто платит. Кто хозяин. Мы начинаем...э-э... драться. Он вырывает мои акции «Ай-Би-Эм», вашу акцию «Экорн» и говорит: «Ты слишком много знаешь для своего возраста!», достает нож, который я сразу заметил. А у меня под рукой была кислота, для вытравливания, понимаешь? Я плеснул ею, поэтому он чуть-чуть промахнулся, когда напал на меня.

Я засмеялась:

– Прекрасно. Когда выздоровеете, может, поступите в мое детективное агентство? Я никогда не нуждалась в партнере, но вы будете вносить в расследование некий шарм.

На его лице появилась слабая улыбка, он снова прикрыл глаза.

– Хорошая сделка, дорогая Виктория.

Мне пришлось напрячься, чтобы услышать его последние слова.

Ворвался доктор Метцингер:

– Вам пора уходить, мисс Варшавски.

Я поднялась:

– Когда будете говорить с полицией, опишите этого мужчину. Больше ничего не рассказывайте. Возможно, это обычное ограбление – ведь у вас в доме много серебра. И замолвите за меня словечко Лотти – она готова четвертовать меня.

Его глаза открылись, и он слабо подмигнул:

– Лотти всегда была своевольной, невыносимой девчонкой. Когда ей было шесть...

Доктор Метцингер прервал его:

– Теперь вам нужно отдохнуть. Расскажете об этом мисс Варшавски потом.

– А, очень хорошо. Только спроси ее о пони и маленьком замке на Клайнзее, – проговорил он, когда Метцингер выводил меня из палаты.

В коридоре меня остановил полицейский:

– Мне нужен полный отчет о вашем разговоре.

– Для чего? Для ваших мемуаров?

Полицейский схватил меня за руку.

– Мне приказано, если с ним кто-то будет разговаривать, выяснить, что он сказал.

Я вырвала руку.

– Хорошо. Он сказал, что в четверг днем сидел дома, когда к нему постучался мужчина. Он впустил его. Мистер Хершель старый одинокий человек и охотно принимает посетителей, ни в чем их не подозревая. У него в квартире много ценных вещей, и это, видимо, не секрет. Во всяком случае, между ними началось что-то вроде борьбы – насколько восьмидесятидвухлетний старик может бороться с головорезом. У него на столе был очиститель для ювелирных изделий, что-то вроде кислоты, он плеснул ею в нападавшего, а затем получил удар ножом в грудь. Думаю, детали он может сообщить вам сам.

– Зачем он хотел вас видеть? – вставил Метцингер.

Мне очень хотелось домой, поэтому я не стала спорить.

– Я подруга его племянницы, доктора Хершель. Он знает меня через нее, знает, что я частный детектив. Пожилой человек предпочитает гбворить о своих проблемах со знакомым, чем проходить через формальные полицейские допросы.

Полицейский, прежде чем отпустить меня, настоял на том, чтобы я записала все, что ему рассказала, и подписалась под этим.

– И ваш телефон, пожалуйста. Номер, по которому вас можно найти.