– У меня мало времени, Варшавски. – Он отвернул накрахмаленную манжету и посмотрел на часы. По-видимому, фирмы «Ролекс».

– В таком случае я польщена, что ты все-таки выкроил для меня время.

Я проследовала за ним по коридору в сторону офиса в юго-западной части здания. Хэтфилд возглавлял отдел по расследованию финансовых преступлений в чикагском регионе; если судить по мебели, сплошь из красного дерева, и месторасположению кабинета, пост весьма высокий.

Неплохой вид на тюрьму, – сказала я, рассматривая треугольное здание за окном:

Должно быть, это придает тебе вдохновение.

– Мы никого туда не посылаем.

– Даже в случае задержания на одну ночь? А как насчет Джо Ломбардо и Аллена Дорфмана? Я думала, во время служебного процесса они пребывали именно там.

– Ты не могла бы переменить тему? Понятия не имею ни о Дорфмане, ни о Ломбардо. Я хочу поговорить с тобой об акциях в монастыре.

– Отлично. – Я села на неудобный стул желтовато-коричневого цвета и изобразила на лице живейший интерес. – Одна из мыслей, которая пришла мне вчера в голову, – это то, что подлог был совершен до того, как акции попали в монастырь. Что ты знаешь о жертвователе и его душеприказчиках? Возможно, за этим стоит какой-то затаивший злобу бывший доминиканец. У вас есть какая-нибудь информация о людях, которые покинули орден за последние десять лет?

– Я не хочу обсуждать это дело с тобой, Варшавски. Мы прекрасно сами можем провести расследование. У нас в бюро отличные специалисты. И я прошу тебя прекратить этим заниматься.

Я подалась вперед:

– Дерек, я не только желаю, но и заинтересована в том, чтобы вы распутали это преступление. На это уйдет несколько тысяч долларов. У вас они есть. У меня нет. Я приехала сюда только для того, чтобы удостовериться, что семидесятипятилетняя женщина не попадет под колесо правосудия. И еще мне хотелось бы знать, что вы выяснили, пользуясь теми средствами, которыми располагаете.

– Мы держим ситуацию под контролем.

Мы еще несколько минут переливали из пустого в порожнее, но он был непреклонен, и я ушла ни с чем. Я зашла в телефон-автомат и набрала номер «Геральд стар». Мюррей Райерсон, главный редактор отдела уголовной хроники, был на месте. Мы с ним друзья, иногда любовники и слегка соперничаем там, где дело касается преступлений.

– Привет, Мюррей. Это Вик. Как ты думаешь; три часа не рано, чтобы пропустить стаканчик?

– Нет вопросов. Я соединю тебя с нашим специалистом по этикету. – Он помолчал. – Три часа дня или три ночи?

– Умник, сейчас. Я плачу.

– Черт возьми, Вик, ты, должно быть, в отчаянном положении. Сейчас не могу, а как насчет того, чтобы через час в «Голден глоу»?

Я согласилась и повесила трубку. «Голден глоу» – мой любимый бар в Чикаго. Я показала его Мюррею несколько лет назад. Он запрятан в Дью-Сэйбл-Билдинг, в небоскребе 1890 года, там есть настоящий бар из красного дерева, на который, возможно, облокачивались Сайрэс Мак-Кормик и судья Гэри.

Я заехала в свой офис, чтобы справиться насчет почты и сообщений по телефону, и в четыре направилась в сторону бара. Сэл, изумительная негритянка, барменша, которая могла бы поучить чикагскую полицию, как управлять толпой, приветствовала меня улыбкой и величественным жестом. Сегодня она заплела свои волосы в африканские косички, золотые кольца в ушах свисали до плеч. Блестящее синее вечернее платье открывало взглядам ее сногсшибательные ноги и безупречное телосложение. Она принесла мне двойной «Блэк, лейбл» и немного поболтала, прежде чем вернуться к увеличивающейся группе ранних посетителей.

Мюррей пришел несколько минут спустя, январский ветер взъерошил его рыжие волосы. На нем были дубленка и сапоги: настоящий городской ковбой, что я ему и высказала, пока официантка принимала заказ. (Сэл заботится персонально только о своих постоянных клиентах.) Мы поговорили о последних преступлениях и о том, сумеет ли когда-нибудь мэр Вашингтона справиться с Эдди Врдоликом.

– Если бы в Вашингтоне не было Врдолика, его следовало бы выдумать, – заметил Мюррей. – Это прекрасный предлог не заниматься ничем больше.

Снова подошла официантка. Я отказалась от второй порции виски и попросила стакан воды.

Мюррей заказал второй «Бикс».

– Ну так что, Вик? Не буду говорить, что твои звонки всегда как гром среди ясного неба – это уж само собой, но означают они одно: я тебе для чего-то потребовался.

– Мюррей, спорим на мой недельный заработок, что ты получаешь от меня больше историй, чем я от тебя клиентов?

– Твоего недельного заработка мне и на пиво не хватит. Что случилось?

– У тебя не проходила на прошлой неделе статья насчет фальшивых ценных бумаг в Мелроуз-парке? В доминиканском монастыре?

– В доминиканском монастыре? – повторил Мюррей. – С каких это пор ты обслуживаешь церкви?

– Семейный долг, – с достоинством сказала я. – Может, ты этого не знаешь, но я наполовину итальянка, а мы, итальянцы, держимся друг друга. Знаешь, тайны мафии и все такое... Если кто-то из семьи попадает в беду, все сплачиваются вокруг него.

Мюррея это не впечатлило.

– Ради семейной чести ты собираешься вышибить кого-то из монастыря?

– Нет, хотелось бы уесть в этом деле Дерека Хэтфилда.

Мюррей с энтузиазмом поддержал меня. Хэтфилд не любил прессу так же, как и частных детективов. Но об истории с поддельными акциями Мюррей ничего не знал.

– Возможно, слухи еще не просочились. Фэбээровцы могут быть ужасно скрытными в таких делах, особенно Дерек. Думаешь, этот настоятель мог бы дать хорошее интервью? Пожалуй, пошлю одну из своих крошек поговорить с ним.

Я предложила ему взять интервью у Розы и перечислила те предположения, что высказала Дереку. Мюррей обещал состряпать из всего этого статейку. Может, ему удастся раскопать имя жертвователя и пригрозить его наследникам публичным разоблачением. Это заставит Хэтфилда что-то предпринять: или объявить их непричастными к делу, или объяснить, когда были подделаны бумаги.

– Придется пошевелиться, – пробормотала я про себя.

– Хочешь заставить меня сделать за тебя всю грязную работу, Варшавски?

Я бросила на него взгляд, который, как я надеялась, был сама невинность.

– Мюррей, что ты такое говоришь! Я всего лишь хочу убедиться, что ФБР не посадит в тюрьму мою бедную старенькую тетю.

Я подала Сэл знак, что мы уходим. Она записывает все на мой счет и присылает его мне раз в месяц: единственный счет, по которому я исправно плачу.

Мы с Мюрреем проехали на север в ресторан морской кухни на Ред-Тайд. За восемь долларов здесь можно получить великолепного краба и съесть его, сидя у бара в темном погребке, размером примерно в половину моей гостиной. Затем я забросила Мюррея на железнодорожную станцию Фуллертон и поехала домой одна. Я уже миновала тот возраст, когда перепрыгивание из постели в постель кажется ужасно забавным.

На следующее утро, когда я делала свою пятимильную пробежку до цорта Белмонт и обратно, шел снег. Ледяная вода была неподвижна. За волнорезом просматривалось озеро, такое же неподвижное, но не мирное, а зловеще притихшее – сердитые боги крепко сковали его морозом.

Доброволец из Армии спасения притопывал и весело приветствовал ранних прохожих на углу улиц Белмонт и Шеридан. Он с улыбкой благословил меня, когда я пробегала мимо. Здорово, должно быть, когда твоя жизнь так проста и незатейлива. Интересно, а что бы он стал делать с тетей Розой? Существовала ли настолько широкая улыбка, чтобы заставить ее улыбнуться в ответ?

Я притормозила у маленькой булочной и выпила чашку кофе с булочкой. Подкрепляясь за высоким столом, я обдумывала свои дальнейшие действия. Вчера я встречалась с Хэтфилдом всего лишь из напускной бравады – это доставило мне что-то вроде садистского удовольствия, особенно когда на его бесстрастной физиономии появилось раздражение. Но он ничего не станет для меня делать. А у меня не было возможности проследить за доминиканцами. И еще: если даже Мюррей Райерсон что-то раскопает, как я это использую без разрешения Розы? И разве после ее неожиданного распоряжения прекратить работу моя миссия не закончена?