Мы спрашиваем его:
— Если ты вот так припугнешь его, то тебе в награду будет одиночная камера и ты будешь сидеть в ней по крайней мере пять месяцев. Как ты об этом думаешь?
А он говорит:
— Ради товарищей я готов пожертвовать собой. А вы со сторонки посмотрите на это. А уж я, что бы ни случилось, проучу его. Ловким приемом так дам ему прикурить, чтобы впредь ему не повадно было глумиться над нами.
Он заострил кончик бамбуковой палочки. И, когда тот старший тюремщик смотрел через «волчок» в камеру, тот и пырнул его в глаз острой палочкою. Из глаза его брызнула кровь и какая-то жидкая тушь. Никто не ожидал такого зрелища.
Ученики, сидевшие в камере, от всей души хвалили Хуан Сютяня, называя его чуть ли не героем. Но за это его заточили в камеру одиночную и неотапливаемую даже в зимнюю стужу, и он чуть было не умер даже за несколько дней пребывания в этом аду.
Ученики потребовали от тюремщиков как можно скорее освободить из одиночной камеры их товарища, угрожая им: если его не освободят, выколоть вот так же глаза всем. И тюремная администрация пошла на уступки требованиям учащихся.
С этого времени мы действовали в камере более свободно. Если захотим провести собрание, проводим его, а в случае необходимости свободно ходили и в другие камеры. Заявлю, что хочу сходить в такую-то камеру, и тюремщики сами открывали мне двери.
В дни, когда я сидел в тюрьме, мне очень помогал священник Сон Чжон До. За весь период моей революционной деятельности в Гирине он активно шефствовал надо мной, не хуже родных. Еще в то время, когда мы жили в своей стране, он был очень близко знаком с моим отцом. Они учились в одной школе (Сунсильская средняя). Это, конечно же, действовало на них, но, думаю, больше всего общность идей и идеалов связывала их крепкими узами дружбы.
При жизни отец часто говорил нам о священнике Соне. Сразу после Первомартовского движения Сон Чжон До эмигрировал в Китай, некоторое время работал председателем политического совета Шанхайского временного правительства. Одно время он вместе с Ким Гу, Чо Сан Собом, Ли Ю Пхиром, Юн Ги Собом организовал в Шанхае общество Робенхвэ, предназначенное для подготовки военных кадров для вооруженного сопротивления, работал в нем заведующим отделом труда.
Но это общество было распущено, усугублялась грызня между фракциями внутри временного правительства. Это разочаровало его, и он переместился в Гирин.
В Гирине он открыл церковь и вел движение за независимость. Это была та церковь, которой мы широко пользовались как местом для массового воспитания. Вообще священник Сон был христианином до мозга костей, глубоко преданным своей вере. Он занимал непререкаемое место среди гиринских христиан и сторонников движения за независимость.
Среди христиан Кореи было много таких замечательных патриотов, как Сон Чжон До, отдавший себя целиком делу движения за независимость. При молитве они молились о Корее, при обращении к «богу небесному» просили облегчить несчастье обреченной на гибель страны. Их чистосердечная вера всегда сходилась с патриотическим чувством, их мечта о создании мирного, дружного и свободного рая всегда вила себе гнездо в патриотической борьбе за возрождение страны.
Патриотами были и абсолютное большинство служителей секты чхондогё и буддизма.
Сон Чжон До был советником Общества корейских учащихся в Гирине, и мне часто приходилось общаться с ним. При каждой встрече со мной он говорил, что ему досадно и скорбно за то, что мой отец ушел из жизни слишком рано, в таком молодом возрасте. Он наставлял меня, чтобы я, продолжая дело и волю отца, стоял в первых рядах движения за независимость, отдавал всего себя делу нации.
Благодаря большой помощи со стороны таких близких друзей моего отца, как Сон Чжон До, я мог в течение трех лет учиться в Юйвэньской средней школе в Гирине.
Беспокоясь о нашей бедной семье, едва сводившей концы с концами за счет стирки и шитья матери по найму, он не раз посылал мне деньги для оплаты за учебу. Очень любила меня и жена священника. В праздничные дни она приглашала и угощала меня вкусными кушаньями, приготовленными по корейскому образцу. Особенно вкусными были жареное тубу с кроличьим мясом и хлебец из тёндыги. Тёндыги — это трава с мягким пухом, без запаха и яда. В доме священника говорили, что приготовляли такой хлебец еще с того времени, когда они жили в Пхеньяне. Хлебец, который я ел в тот день в его доме, был приготовлен из травы тёндыги, нарванной в Бэйшаньском парке.
У Сон Чжон До были два сына и три дочери. К нашему движению в Гирине были причастны второй сын Сон Вон Тхэ и самая младшая дочь Сон Ин Сир.
К тому времени Сон Ин Сир вместе с Хван Гви Хон, Юн Сон Хо, Ким Бен Сук, Юн Ок Чхэ была членом Гиринского общества корейских детей. Будучи на побегушках, она очень помогала мне в период, когда я возглавлял движение учащейся молодежи и когда я томился в тюрьме.
Однажды тюремный надзиратель бросил в нашу камеру нового узника. Он был так замучен пытками, что даже трудно было узнать его. Это был Кан Мен Гын, заведующий орготделом Ресинского союза молодежи. Весной 1929 года он был неожиданно арестован властями военщины. С тех пор о нем не было ни слуху ни духу, и вдруг, откуда ни возьмись, он у нас в тюрьме. Это меня и удивило, и обрадовало. Он был арестован по неоправданному доносу фракционеров. Они отомстили ему этим позорным доносом в отместку за случай с Федерацией молодежи в Китае.
В чем тут было дело? Представители Ресинского союза молодежи, покинув зал конференции Федерации молодежи в Китае, проходившей в Цзичанцзы, выступили с заявлением в знак протеста против безрассудных действий фракционеров. Питая за это злобу, фракционеры занимались преднамеренными вредительствами. Когда один юноша умер по болезни в Цзяохэ, они донесли властям военщины, будто группа Кан Мен Гына отравила его ядом.
Кан Мен Гын со слезами на глазах говорил, что он, ни в чем тут не повинный, подвергался наказанию. Я, вдохновляя его, сказал:
— Не надо падать духом. Ведь ты живешь большой мечтой, решил отдать себя делу революции. Нет таких дел, которые нельзя одолеть, если решить бороться насмерть. Надо до конца бороться с властями военщины, чтобы доказать, что ты ни в чем не повинен.
Позже Кан Мен Гын, решившись бороться насмерть, как мы подсказали ему, вел решительную борьбу на судебном процессе.
За весь период оккупации Кореи японскими империалистами он жил по совести, а после освобождения, вернувшись на Родину, по поручению нашей партии добросовестно вел работу с дружественными нам партиями.
Позже, когда утекло много воды, я узнал, что Кан Мен Гын жив и находится невдалеке, и я через живую связь обещал встретиться с ним.
Видимо, он был сильно потрясен этой вестью. К несчастью, накануне встречи со мной у него произошло кровоизлияние в мозг.
Очень жаль, что из жизни ушел еще один борец, не успевший рассказать о нашей жизни и революционной борьбе, которую мы вели вместе в Гирине.
В тюрьме я занимался анализом опыта и уроков национально-освободительного и коммунистического движения в нашей стране, восстанавливал в памяти и опыт революционных движений в других странах.
Против колониального господства японского империализма наша нация проводила и демонстрации, и забастовки, и борьбу с участием бойцов Армии справедливости, и движение Армии независимости.
Но все выступления были обречены на провал. Наша нация не раз развертывала и движение, много проливала и крови, но почему же борьба не увенчалась победой, терпела каждый раз поражение за поражением?
В рядах антияпонской борьбы в нашей стране были фракции, которые наносили большой вред национально-освободительной борьбе.
Отряды Армии справедливости, которые, подняв первый факел антияпонской борьбы, сотрясали все восемь провинций страны, находились в состоянии раскола, не добившись единства командиров и подчиненных. Между командирами, выходцами из среды конфуцианских ученых, выступавшими за восстановление правления королевской династии, и рядовыми бойцами, вышедшими из простонародья, ратовавшими за реформу существующего порядка, существовали антагонизм и противоречия по идеалам, что мешало повысить боеспособность Армии справедливости.
