Я еще раз попытался убедить Ко И Хо в том, что мы, молодежь, в корне отличаемся от этих сектантов. Эти фракционеры, я говорю ему, выступают не только против националистов, но и против нас, дерутся они даже между собой, разделившись на группировки, эти подлецы грызутся все время, так что нельзя мерить нас и этих мерзавцев на общий аршин.

Однако он до конца мне не открылся, не откликнулся по существу на мои искренние советы.

— Если вы все-таки попытаетесь сломить дух молодежи, — строго заявил я, — то запятнаете историю своими неискупимыми преступлениями. Не знаю, сможете ли вы физически уничтожить несколько человек, но не сможете подавить идеи молодежи, которая стремится к коммунизму. Вас на это хватит, если захотите, убьете и меня. Погибнуть я уже готов.

Вот так вполне серьезно сказал я ему и думал, что это в определенной мере воздействует на него. Но лидеры Кунминбу, наоборот, стремясь к более упрямому противоборству, той же ночью объявили тревогу отряду Армии независимости, дислоцированному в Ванцинмыне, и подняли шумиху, чтобы арестовать нас.

Для предотвращения кровопролития я срочно направил Чха Гван Су в Саньюаньпу. Не исключено, что главари Кунминбу могут протянуть щупальца и к нашим товарищам в Люхэ. Я предложил комсомольцам и членам АСМ, приехавшим на съезд МФЮМ, той же ночью покинуть Ванцинмынь. Я сказал товарищам, что поскольку руководители группировки Кунминбу, созвав съезд МФЮМ, совершают инсинуации против прогрессивной молодежи, надо уйти со съезда и разоблачить их террористические акты путем опубликования заявления.

Итак, съезд не состоялся, и я решил покинуть Ванцинмынь.

Мои товарищи предложили поехать в Саньюаньпу уезда Люхэ, где работает Чвэ Чхан Гор, разработать там заявление и разослать документы по всей Маньчжурии, затем провести съезд только при нашем участии. Но ехать туда было опасно: там было сильно влияние Армии независимости.

И я не решался, куда поехать: в Саньюаньпу или в Линцзе? И решил, наконец, поехать в Линцзе, а там уж определить направление дальнейших действий. В Линцзе можно сделать небольшую передышку, потом заехать в Гирин, а если и там ситуация будет неблагоприятная, направиться в Фусун и руководить там массовыми организациями до тех пор, пока не притихнет ветер террора Кунминбу. Таков был мой план.

В тот день вечером я вернулся к Кан Хон Раку и сказал:

— Сплю тут — меня захватят. Поеду в Линцзе. Прошу хоть немножко денег на дорогу.

Выслушав меня, он вздохнул и сказал с беспокойством:

— Но как тебе отсюда бежать? Ведь тебе не знакомы дороги.

— Пойду большаком на 32 километра — и все. Не беспокойтесь.

Я сказал ему, что в Линцзе могу пожить немножко, поскольку там есть член организации, который учился в Вэньгуанской средней школе. Кан Хон Рак и его супруга, видимо, успокоились и завернули мне в платок пищу на дорогу и несколько кусков тянучки.

А тот член организации, который учился в Вэньгуанской средней школе, — это Син Ен Гын, директор Ханхынской школы в Линцзе.

В Линцзе пришел я на следующий день к полудню.

Ученицы старшего класса школы искренне позаботились обо мне. Ан Син Ен, невеста Син Ен Гына, действовавшая в Цзяндуне как член АСМ, а потом приехавшая в Ханхынскую школу, со своими подругами накрыли мне обильный стол, где лежали густой кисель из маша и рэнкук (холодный бульон — ред.). Обед был так вкусен, что и теперь я о нем не могу забыть.

После обеда я, очень усталый, узнал многое о школе. И тут меня склонило ко сну. Конечно, пройдя 32 километра за ночь, устал я смертельно.

Син Ен Гын боялся, как бы не разбудил меня школьный звонок. Он без звонка пригласил учеников в класс, заманивая их рукою. И сами уроки вел тихо.

В Линцзе я услышал, что люди из Кунминбу, в конце концов, расправились с арестованными членами подготовительной комиссии съезда. В ущелье Хуаймаодигоу в Ванцинмыне были убиты шестеро таких перспективных молодых людей в возрасте 21–22 лет: Чвэ Бон, Ли Тхэ Хи, Чи Ун Сан, Ли Мон Рер, Ли Гван Сон и Чо Хи Ен.

Шестеро юношей, в том числе Чвэ Бон, в последние минуты своей жизни кричали: «Мы стали на позиции трудящихся масс, давно мы были готовы пожертвовать собой. Но очень жаль, что погибаем от рук ваших вот так!» Они гневно осудили деяния Кунминбу, пели песни «Гимн революции», скандировали: «Да здравствует победа революции!»

После этого террористы Кунминбу даже пытались захватить и уничтожить всех членов семей убитой шестерки. А Ко И Хо жестоко убил О Син Э за то, что она сообщила мне о предстоящих убийственных заговорах.

В Линцзе мы с кровью и слезами написали заявление, осуждающее и разоблачающее перед лицом всего мира преступные акты руководства Кунминбу. Напечатали это на гектографе и опубликовали в Саньюаньпу, где действовал Чвэ Чхан Гор. Документы эти были разосланы в революционные организации всех районов, чтобы там провели митинги с осуждением террористов.

В своем заявлении мы гневно осудили деяния убийц, написав, что так называемая администрация Кунминбу убила передовых молодых борцов за то, что они были коммунистической молодежью. В нем говорилось: Кунминбу — это торгашеское сборище, кучка контрреволюционеров, это место для убийственных заговоров, это сборище предателей, ничем не отличающихся от приспешников Чан Кайши, убивающих рабочих и крестьян Китая.

После опубликования заявления между коммунистами нового поколения и представителями фракции Кунминбу состоялась лобовая конфронтация. Террористы из Кунминбу без всякого основания карали молодежь, имеющую связь с нами, когда она попадала в их руки. Да, от их рук погибло действительно много славных людей.

Это насаждало в наших сердцах жгучую ненависть к фракции Кунминбу.

После события в Ванцинмыне я не мог ночами сомкнуть глаз от сильных душевных потрясений. Осенило же меня встать на путь революции, чтобы вернуть потерянную Родину, а вот понес такие потери по вине людей одной и той же, твоей же нации. Как это больно, обидно и возмутительно!

С первых же дней после создания ССИ мы постоянно искали пути совместной борьбы с националистами. Когда нам было понятно, что истоком идей Ан Чхан Хо было реформаторство, мы критиковали способ его мышления и вместе с тем, когда его арестовали враги, без малейшего колебания развернули борьбу за его освобождение из тюрьмы. Когда собрание по объединению трех фракций затягивалось из-за грызни за власть, мы дали сигнал националистам, используя силу художественного произведения, в котором мы отразили свое искреннее желание добиться сплочения патриотических сил. А когда было достигнуто слияние организаций движения за независимость в группировку Кунминбу, мы приветствовали этот новый сдвиг и радовались ему.

Однако лидеры Кунминбу повернулись спиной к нашим искренним усилиям и ответили на них зверскими убийствами.

В то время в Линцзе я вновь продумал и по-новому осмыслил слова старика Чха Чхолли, который сказал: «Пусть корейцев соберется хотя бы трое, но им нужно сплачиваться друг с другом в схватках с японцами».

Среди участников движения за независимость многие кричали о сплоченности. Народные массы пожелали, чтобы все патриоты, независимо от различия в политических тезисах, принадлежности к организациям и вероисповеданиях, шли рука об руку и объединяли силы в сопротивлении японскому империализму.

Однако террористы из Кунминбу безжалостно попирали ожидания масс.

И сейчас при воспоминании о трагическом событии в Ванцинмыне я чувствую в себе такой же гнев, какой меня охватывал в то время. Каждый раз, когда окидываю своим мысленным взором те трагические события, я думаю, что внутри нашей нации не должны больше повторяться столь жестокие и бессмысленные убийства. Если Ко И Хо и Хен Мук Гван были бы живы, то и они, я в этом уверен, так думали бы. Хен Мук Гван был столь близким мне в человеческом отношении, но не смог идти со мной одной и той же дорогой из-за различия в идеалах. Впоследствии он был убит в Чанше, погиб тоже от рук террористов. И он сам вот так, в конце концов, стал жертвой террора.