А как вспыхнуло в Пхеньяне Первомартовское народное восстание, Ли Гван Рин мужественно встала во главе демонстрантов. Когда же демонстрация была приостановлена, она вошла в общежитие и, сделав передышку, вновь вышла на улицу и, скандируя лозунги, вдохновляла подруг по учебе на продолжение борьбы. А когда восстание потерпело поражение и начался повальный арест организаторов демонстрации, она вернулась в родной край и стала профессиональным деятелем движения за независимость. Она решила для себя так: нельзя заниматься учебой, отсиживаясь в школе, пока не будет спасена порабощенная страна. Вначале работала управляющим делами молодежного союза Кванчже, созданного О Дон Чжином.

Еще до перехода в Маньчжурию Ли Гван Рин застрелила из пистолета двух японских полицейских в родном краю и бросила их трупы в лунку на реке Амнок, что ошеломило людей, и не только этого края. Весь окружающий мир был потрясен поступком неизвестного патриота.

После вступления в Армию независимости она проникала в Корею для сбора средств в фонд военных расходов. Однажды она попала в лапы полицейскому и подверглась допросу. Сложилась опасная обстановка, так как в узелке у нее был пистолет. Узелок этот она несла на голове. Полицейский настойчиво требовал развязать узелок, она же, делая вид, будто развязывает узелок, быстро выхватила пистолет, расправилась с полицейским, утащив его в лес.

Она часто ходила в Корею для сбора военного фонда, и на этом пути бывали у нее всякие случаи. Как-то раз она, получив задание от О Дон Чжина, вела работу по сбору средств в военный фонд в районах провинции Южный Пхеньан. Собрав средства, она вместе с членом организации, действовавшей внутри страны, возвращалась в штаб. По пути они заночевали в Саньдаоване. Члены другой вооруженной группы, находившейся в этой округе, напали на них и, угрожая пистолетом и стреляя в воздух, требовали отдать деньги. В руках Ли Гван Рин и сопровождавшего ее мужчины было несколько сотен вон. Он, перепуганный, покорно отдал деньги, которые были у него. Но она не отдала ни гроша, а, наоборот, отогнала налетевших громким криком…

В период, когда мы развернули антияпонскую вооруженную борьбу, в партизанских отрядах было много храбрых женщин-бойцов, но раньше не было в Корее подобных Ли Гван Рин женщин. В колледже она освоила лишь вышивание и швейное мастерство за столом, а тут проявила такое мужество и отвагу. Одно время газеты «Тоньа ильбо» и «Чосон ильбо» громко шумели о Ли Гван Рин.

Она была также женщиной, обладавшей незыблемой верностью и стойкой волею.

После Первомартовского народного восстания активизировалась в Южной Маньчжурии работа по объединению организаций движения за независимость. Но эта работа не шла успешно потому, что все организации, пренебрегая каждая работою другой группы и выдвигая себя на первый план, преследовали корыстную цель. Каждый раз дискуссия об объединении буксовала и кончалась бесполезными разговорами и трениями.

В целях преодолеть эту трудность, с которой столкнулось движение по объединению, мой отец решил привлечь в эту работу ветеранов движения за независимость. Первым кандидатом на это был назван Рян Ги Тхак. Было нелегким делом привести из Сеула в Южную Маньчжурию этого человека, находившегося под надзором врага. После глубокого раздумья отец поручил это задание Ли Гван Рин и послал ее в Сеул с письмом этому ветерану.

Рян Ги Тхак пользовался большим влиянием среди националистов. Он родился в семье филолога в Пхеньяне. Давно он прилагал огромные усилия к воспитанию масс в духе антияпонской борьбы и независимости, проводя патриотическую деятельность на страницах газет и педагогическую работу. Он был известен тем, что составил первый в Корее «Корейско-английский словарь» и руководил движением за погашение японских кредитов. Он много лет сидел в тюрьме по «делу 105-ти», был причастен и к обществу Синминхвэ (Общество нового народа — ред.), Шанхайскому временному правительству (член Государственного совета), Революционной партии Корё (председатель). Он вместе с О Дон Чжином создал также Чоньибу. С учетом такой истории деятельности участники движения за независимость уважали его независимо от своей принадлежности к группировке.

Ли Гван Рин, прибывшая в Сеул, была схвачена сыщиками и брошена в камеру предварительного заключения Чонроского полицейского участка. Каждый день палачи подвергали ее жестоким пыткам — то вливали в ноздри воду с молотым красным перцем, то запускали бамбуковые иглы под ногти, то подвешивали к потолку, закрутив обе руки за спину. Иногда заставляли ее лежать на полу и, положив на ее лицо доску, давили на нее ногами. Пинали, били и топтали, требуя сказать, откуда она — из Китая или из России, и с какой целью явилась сюда. Наконец налепили на обе ноги зольное тесто и, облив его керосином, поджигали его, угрожая сжечь ее.

Но Ли Гван Рин не сдалась и упорно протестовала:

— Я безработная и брожу в поисках работы. Пришла в Сеул работать домашней портнихой или няней у какого-нибудь богача. Зачем вы так мучите ни в чем не повинного человека?..

Ли Гван Рин так настойчиво сопротивлялась, что полиция была вынуждена выпустить ее на волю через месяц.

Но она не могла даже передвигаться. В конце концов, собрав остаток сил, вернулась в Синцзин вместе с Рян Ги Тхаком.

По прибытии в Синцзин она слегла из-за последствий тяжких пыток. Коллеги, ухаживавшие за ней, пригласили старого доктора для осмотра, когда болезнь не только не отступала, но еще и усиливалась. Доктор пощупал пульс и установил вздорный диагноз, что она беременна. Может быть, это была ирония старого доктора, который вздумал вдруг пошутить с известной красавицей.

Ли Гван Рин, ошеломленная, упрекнула доктора, что он говорит вздор. Но он повторил, что она беременна. Не успел он и слова сказать, как она бросила в него деревянную подушку, на которую клала голову, и закричала:

— Ты, проклятый, зачем так глумишься над молодой женщиной, что не вышла даже замуж и воюет с ружьем в руках, участвуя в движении за независимость! Какая тебе польза от оскорбления меня? А ну, скажи еще раз!

Перепуганный доктор убежал, не успев даже надеть обувь…

Мой отец ценил такую дерзновенность Ли Гван Рин и давал ей много важных заданий. Она справлялась с любым его поручением. По заданиям моего отца она ходила в Пхеньян и Сеул, выполняла срочные задания по обеспечению связи, вела просветительную работу среди женщин.

Когда мой отец работал внутри страны, Ли Гван Рин сопровождала его для охраны и оказания помощи. Она преодолевала пешком десятки тысяч ли. Ходила в Ичжу, Сакчжу, Чхосан, Канге, Пектон, Хвэрен и другие северные пограничные районы, в Цзяньдао, а также в Сунан, Кандон, Ынрюр, Чэрен, Хэчжу и другие западные районы Кореи, даже в провинцию Кенсан. Почти не было такого места, куда не ступала бы ее нога.

В ту пору Ли Гван Рин была первой корейской девушкой, которая переходила через гору Пэкту.

Так в свою золотую молодость, которую люди хотят проводить наиболее благословенно в своей жизни, она под дождем и снегом на чужбине служила в армии, выполняя непосильную для женщин задачу.

У меня щемило в груди, когда я видел, как мучится из-за идущего к закату движения за независимость эта женщина, которая со всей яростью развернула энергичную деятельность везде и всюду в тревожном мире, заткнув за пояс два пистолета и горя пламенным чувством патриотизма.

Когда я начал готовиться к отъезду в Гирин, Ли Гван Рин сказала, что она тоже, как я, впредь будет делать что-то в Гирине. Но она не смогла осуществить это свое решение…

Учась в Гирине, я видел ее два-три раза в доме Сон Чжон До. Она попросила меня рассказывать о современном положении, и я долго говорил ей о перспективах революции нашей страны. Она сказала, что ей нравится наш метод работы, но по-прежнему не могла вырваться из рамок Чоньибу. Ли Гван Рин относилась к кругу левых националистов, она одобряла коммунизм, но не могла поддерживать его своими действиями.