Сразу после освобождения страны я встретился в Ичжу с Хван Сэ Иром, работавшим заместителем председателя уездного народного комитета. Мы вспомнили о днях жизни в училище «Хвасоньисук». Он с улыбкой сказал, что он, учитывая урок того времени, ни в коем случае не привередничает за столом, находясь в деревне.

Я думал, что те, кто капризничает в нашем училище, выражая недовольство чумизной кашей, будут привередничать за столом и в Армии независимости после окончания училища, что такие люди в конце концов превратятся в подлецов, знающих только деньги и власть. Но беда была в том, что через два года такие люди станут офицерами и будут командовать ротами или взводами Армии независимости. Чего можно ожидать от армии, не имеющей готовности питаться чумизной кашей, не говоря уже о решимости умереть с голоду!

С течением времени у меня в душе все больше возрастало разочарование в обучении в училище наряду с разочарованием в националистическом движении в целом, и прежде всего в движении Армии независимости. «Хвасоньисук» не удовлетворило мои ожидания, а я не мог удовлетворить ожиданий этого училища. Я не мог стать курсантом, какого требует «Хвасоньисук», в то время как это училище не может быть таким, каким я хотел его видеть. Было прямо пропорциональным мое недовольство училищем и его недовольство мною.

Чем глубже я втягивался в передовые, марксистско-ленинские идеи, тем дальше отдалялся я от воспитания в училище «Хвасоньисук». Чем дальше я отдалялся от обучения в этом училище, тем глубже впадал я в духовные мучения. Меня мучила мысль, не значит ли мое отдаление от училища отказ от ожиданий людей, направивших меня в это училище, и нарушение воли отца, который вверил им мое будущее. Совестно было мне при мысли об О Дон Чжине, который пришел на похороны моего отца, преодолев далекий путь в сотни ли, утешал и советовал отправиться в училище «Хвасоньисук», сунув мне в карман дорожные расходы, о Ким Си У, налившем мне даже рюмочку вина по прибытии в это училище, о Чвэ Дон Оио Кан Чжэ Ха.

Чтобы быть верным своему долгу перед этими людьми, я должен был привыкнуть к воспитанию в училище, хотя им был недоволен. Можно было соблюдать приличия перед ними, если я буду учиться два года, забыв обо всем, а потом пойду в ту или иную роту и безропотно буду выполнять военную службу в Армии независимости. Ведь не могло же быть, чтобы нельзя было изучать новые идеи или вести работу по расширению фундамента Союза свержения империализма потому, что я служу в Армии независимости.

Однако было немыслимо из-за этаких приличий терпеть воспитание, которое я определил консервативным, и проводить время кое-как день за днем. Не хотелось мириться таким образом со старым образованием.

Тогда как же быть? Вернуться домой и вести домашнее хозяйство, взяв на себя работу аптеки вместо дяди, или поступить в другую школу в одном из городов — Шэньяне, Харбине или Гирине?

После тяжких мучительных размышлений я решил все же бросить учебу в училище «Хвасоньисук», уехать в Гирин и заниматься там в средней школе. Вместо Хуадяня я выбрал Гирин следующей станцией моего жизненного пути потому, что этот город являлся важным политическим центром Маньчжурии, где собирались множество деятелей антияпонского движения за независимость и коммунистов Кореи. Не случайно Гирин называли «вторым Шанхаем». Во Внутреннем Китае Шанхай был местом, где собирались корейские революционеры.

Я хотел вырваться из узких пределов Хуадяня, выйти на более широкое поприще и развивать по-настоящему коммунистическое движение, сделавшее первый свой шаг с созданием ССИ, на новой, более высокой стадии. Это была главная причина, почему я бросил учебу в училище «Хвасоньисук».

Первым в моей жизни крупным смелым шагом было то, что я покинул «Хвасоньисук» после полугодовых занятий и направился в Гирин. Вторым таким шагом можно назвать то, что я, формируя новую дивизию после совещания в Наньхутоу, сжег узел со «списками» причастных к реакционной шпионской организации «Минсэндан».

Поныне считаю, что тогда я поступил правильно, решив бросить учебу в училище «Хвасоньисук» и идти в Гирин, в гущу учащейся молодежи. Если бы я не покинул это училище вовремя и вертелся бы в его рамках, то замедлились бы настолько все процессы, приведшие корейскую революцию к бурному подъему в дальнейшем.

Члены ССИ очень удивились, когда я заявил, что пойду в Гирин, покинув училище. Я говорил им:

— Поскольку мы создали ССИ, то теперь необходимо распространять на различные районы его организации и идеалы. Невозможно ничего будет сделать, просиживая в училище «Хвасоньисук». По-видимому, от учебы в таком училище большой пользы не будет. После моего ухода вы тоже должны, пользуясь удобным случаем, занять надежные места или в отрядах Армии независимости, или на других подходящих участках и идти в гущу масс, расширяя сеть организаций ССИ. Вы все члены этой организации и потому обязаны находиться под ее единым руководством, где бы вы ни работали.

С некоторыми товарищами договорился о новой встрече в ближайшем будущем в Гирине.

По вопросу о моем уходе из училища я советовался и с Ким Си У.

— Мне не очень нравится учеба в училище «Хвасоньисук». Хотелось бы уйти в Гирин и учиться там в средней школе, хотя денег у меня на это нет. Посоветуюсь и с моей семьей. Как мне быть, по вашему мнению? — признался я откровенно.

Управляющий очень раздосадован был этим, но принятому мною решению не возразил.

— Коли у тебя такая решимость, помогу и я тебе. Посоветуюсь еще с друзьями. Как говорится, для каждого человека есть телега, которая ему нравится. Если тебе не нравится телега «Хвасоньисук», поезжай на своей собственной, — ответил он.

И у меня гора с плеч свалилась, когда так великодушно понял и поддержал меня Ким Си У, человек, который так радовался и приветствовал больше всех других мое поступление в училище «Хвасоньисук». Он посоветовал мне попрощаться и с начальником Чвэ Дон О как следует, чтобы тот не обиделся. Потом Ким попросил меня непременно зайти к нему, когда отправлюсь в Гирин после встречи с матерью.

Уговорить Ким Си У было не так трудно, чем я предполагал. Но расставание с начальником училища Чвэ Дон О было сопряжено с непереносимой мукой. Сначала он обиделся и долго говорил с досадой:

— Раз мужчина поставил перед собой какую-то цель, не к лицу ему отказываться от нее на полпути. Говоришь, что решил бросить учебу в нашем училище потому, что обучение в нем тебе не нравится. В наше тревожное время вряд ли найдется где-нибудь школа, где занятия по вкусу всем и каждому.

Он повернулся лицом к окну и долго смотрел на небо. На дворе падал хлопьями снег.

— Если училище наше не нравится таким талантливым курсантам, как Сон Чжу, то я тоже уйду отсюда, — проговорил он наконец.

Такие совершенно неожиданные его слова ошеломили меня, и я стоял молча, не находя себе места. Мне казалось, что я поступил слишком жестоко, говоря начальнику прямо в глаза, что не нравится мне образование в этом училище.

Спустя немного, успокоясь, он подошел ко мне и тихо положил руку на мое плечо.

— Я не буду вмешиваться в вопрос, у кого какая идеология: национализм или коммунизм, если только она нацелена на достижение независимости Кореи. Желаю тебе успеха от всей души.

Вышли на спортплощадку. Он еще долго и задушевно говорил мне хорошие слова, которые послужат мне уроком на всю мою жизнь. А снег падал и падал и на голову ему, и на плечи. Впоследствии я каждый раз, когда вспоминал образ начальника училища, провожавшего меня под хлопьями снега, раскаивался в своей оплошности, что не стряхивал с него снега, густо ложившегося ему на плечи…

Через 30 лет в Пхеньяне состоялась трогательная моя встреча с Чвэ Дон О. Я был Председателем Кабинета Министров, он — руководящим работником Консультативного совета бывших южнокорейских политических деятелей в Северной Корее по содействию мирному объединению. Но эта встреча была все же встречею ученика с учителем. Идеалы Союза свержения империализма, провозглашенные в Хуадяне, расцвели социализмом на этой земле, победно вынесшей суровые испытания войны.