Наконец, все было готово. Синуль уселся перед экраном, который всякий раз радовал его своим янтарным сиянием. Нужный цвет и фактуру для своего экрана он обнаружил, прогуливаясь по Лондону, куда его притащила мадам Синуль: ей хотелось посмотреть, как в галерее Клор заново развесили Тернера. Хорошо еще, что на свете есть пабы! И вот однажды в музее Виктории и Альберта он увидел кусок янтаря. И сразу захотел, чтобы экран его компьютера в точности походил на янтарь — текстурой, блеском, мягким свечением и прелестью. Центру сравнительного патанализа это обошлось в кругленькую сумму. В электронных кишках забурчало, раздалось победное «пи-и!», и зверюга, как с нежностью называл ее Синуль, возвестила:

«Я готова».

Синуль вставил дискету в дисковод и стал ждать. На экране появился длинный список имен с несколькими строчками пояснений к каждому. Ошеломленный Синуль придвинулся поближе, чтобы лучше видеть, и прочел следующее:

Орсэллс Филибер, философ.

Обычная тактика по отношению к собакам: садится на скамейку в сквере и начинает читать вслух перед собакой, которую выбрал жертвой, отрывки из своих новейших сочинений. Когда несчастное животное, не выдержав пытки, оскаливает зубы и рычит, — подает жалобу на хозяина и требует, чтобы собаку ликвидировали.

Не веря своим глазам, пораженный Синуль включил принтер: оттуда немедленно вылез список городских собаконенавистников, тот самый, что был нужен Блоньяру, получившему вместо него концерт органной музыки. Мы-то с вами понимаем, что преступник поменял местами две дискеты, дабы запутать инспектора. Но Синуль не мог понять решительно ничего.

Вначале он подумал, что это проделки вирусов, вредных электронных букашек, которые забираются в программы, файлы, дискеты, сети, и все там путают, портят, съедают и искажают. Заветная мечта этих тварей — вызвать полную неразбериху в компьютерах Великих Мировых Держав, чтобы те по ошибке начали войну, которая уничтожит человечество и позволит вирусам властвовать на Земле безраздельно.

Опять вирус, в первую минуту подумал Синуль. Но тут же его прошиб холодный пот. Он вспомнил, что с его компьютером такого случиться не могло: у него была самая современная и дефицитная защита от вирусов, разработанная профессором Джирардзоем.

Что же произошло?

Он щелкнул мышью, вызывая антивирусную программу.

Программа исчезла!

Вызванный повесткой к инспектору Блоньяру, я пришел как раз вовремя, чтобы застать трех почтенных сыщиков в полном оцепенении, но слишком рано, чтобы понять причину этого. Из компьютерного терминала лилась органная музыка, и неподвижность присутствующих вполне можно было объяснить благоговением перед божественными звуками «Гексакордум Аполлинис».

Блоньяр дослушал до конца первую вариацию и выключил компьютер. Воцарилось молчание. Никто не выразил своих чувств. Никто не объяснил, почему здесь звучала музыка. По общему согласию, они решили обменяться впечатлениями позже. На то была только одна причина: будучи Автором, я не мог не знать, что здесь произошло нечто чрезвычайное, и должен был отметить их невозмутимость и хладнокровие перед лицом чрезвычайного происшествия. Блоньяр держался так, словно все шло «согласно намеченному плану», как в самом обычном, банальном расследовании. Я с готовностью явился к инспектору, потому что хотел увидеть вблизи, и в действии, только что предоставленное в его распоряжение чудо техники: компьютер с текстовым редактором «Мак Альпин» новейшей модификации и программой «Детектив». И при всем при том мне было интересно, зачем я ему понадобился.

Он сказал, что хотел бы посоветоваться со мной в этот важный для расследования момент, а главное, в важный момент для моего романа, где описываются события, которые он, Блоньяр, расследует: ибо роман дошел до середины.

Я сразу понял, что он меня подозревает. Быть может, я слегка преувеличиваю. Конкретных подозрений у него не было, но он не вполне исключал вероятность того, что мое участие в этом Деле не ограничивается ролью простого рассказчика.

Блоньяр не очень-то разбирался в литературе. Времени на чтение у него почти не оставалось, а читал он в основном писателей-классиков, рекомендованных женой, мадам Блоньяр. Поэтому современная литература вызывала у него сильнейшее недоверие. Он не понимал, что моя книга по определению не может быть нелепой и сверхавангардистской разновидностью детективного романа, в которой преступником является Автор. Бывало, что сыщик сам оказывался преступником либо жертвой, бывало, что в преступлении изобличали рассказчика, словом, были испробованы все возможные комбинации, но не написан еще такой роман, где преступником либо жертвой был бы читатель; равным образом и автора никто пока не пытался вовлечь в подобные извращенные фантазии. Во всяком случае я такого прецедента не создам. Даже если бы я, эксперимента ради, — хотя на мой взгляд, повторяю, такие вещи совершенно несовместимы с высоким призванием романиста, — на секунду представил себя убийцей Бальбастра, этот сюжет не получил бы развития. Поскольку в чужой шкуре я чувствую себя еще неуютнее, чем в собственной, я быстро отказался бы от этого замысла.

Вопросы Блоньяра подтвердили мою догадку. Начав издалека, с мнимого интереса к моему рабочему расписанию, он спросил, чем я был занят в вечер преступления, и я понял, что он хочет выяснить, есть ли у меня алиби.

Алиби у меня было.

Я был у Лори и Карлотты, куда ходил два раза в неделю смотреть телевизор. Я посмотрел сначала «Супер-Джейми», потом «Звездную дорожку» с моим любимым Мистером Споком, потом машинку Кит (которую дублирует мужской голос), потом Питера Фалька в сериале «Коломбо» (это мой любимый герой: у него в точности такой плащ, как у меня, и он задает вопросы подозреваемым в точности так, как задавал бы их я, будь я сыщиком, а не логически мыслящим и бесстрастным инопланетянином. Капитан звездолета спрашивает у меня: «Прямо перед нами — поле сил гондваниацев. Если мы сейчас проникнем туда по закону Брюстера, сколько у нас шансов пройти с помощью простой рефракции?» Я без запинки отвечаю: «Один шанс на миллион шестьсот семьдесят четыре тысячи восемнадцать». Капитан говорит: «Прорвемся». В минуту столь грозной опасности для человечества, атакуемого гондванианскими захватчиками, метод Коломбо неприменим. Но я с удовольствием испробовал бы этот метод на таких персонажах данной истории, как, например, помощник мадам Груашан, Молине Жан или Том Батлер. Увы, это невозможно: я не могу выйти из роли).

Я ответил на вопросы Блоньяра без всякого волнения. Вопроса, который я боялся услышать, он так и не задал. Когда я сказал, что посмотрел еще музыкальную передачу «Тридцать девять ступенек», его интерес уже угас. Он знал, что у меня твердое алиби. И не спросил, почему это вдруг я, романист, заинтересовался популярной музыкальной передачей. А я вовсе не жаждал, чтобы меня об этом спросили. Поскольку это имело отношение к моему плану.

Что это за план, я расскажу вам в следующей главе, первой главе второй половины книги. Но сперва я должен ознакомить вас с дальнейшими фрагментами моей переписки с Издателем: это своего рода background[11], не раскрыв которой, я не смогу рассказать, что подвигло меня на создание этого плана.

Дальнейшие фрагменты неопубликованной переписки

Автора и Издателя

насчет романа под названием «Прекрасная Гортензия»

Дорогой Издатель,

В ожидании выхода моей книги в вашем издательстве я подписался на всю французскую и иностранную периодику, чтобы не пропустить отзывов о моем Произведении, когда они появятся в печати, и иметь возможность немедленно ответить на каждый из них срочным заказным письмом с уведомлением о вручении.