Слезы брызнули из ее глаз. Она взвизгнула и повалилась на постель, причитая: «Да я никогда в жизни…» Прочее Джо не разобрал — она стала кусать пальцы.

Джо встал. Он понятия не имел, что говорить, что делать. Зажег сигарету, сунул спичку в пепельницу, глубоко затянулся. Он стоял над распростертой женщиной и мучительно размышлял, как повести себя дальше. Обнаженные плечи Кэсс сотрясались от рыданий. Она напоминала кита, бьющегося на мелководье в смертельной агонии. Поразительно, но в истерике Кэсс казалась еще крупнее.

Джо опустился на кровать поближе к женщине и легонько погладил ее по спине.

— Ну, Кэсс… Да не это я имел в виду, не деньги. Я просто пошутил. Черт, а я-то думал, что у тебя с юмором все в порядке. Вот уж нет!

Он приподнялся, разыгрывая оскорбленную невинность.

— Да ты сама рассуди. И нечего тут реветь. Ну, сколько тебе нужно на такси? — Джо вынул деньги, всю пачку. — Ну, сколько же, радость моя? Пять? Десять? Говори!

Наклонившись, он вертел деньгами у нее под носом.

— Во, гляди! Смотри сюда! Чего я у тебя одалживаться буду, когда у самого такая уйма? Пошевели мозгами! Я, барышня, из Техаса, а папаша мой там нефтью ворочает. У меня всего с избытком, так-то. Ну кончай сопли распускать.

Но рыдания лишь усилились. Джо сунул ей пачку салфеток с тумбочки. Кэсс прижала их к лицу, но продолжала плакать. Тогда Джо тихонько прошептал ей в ухо: «Милая» — провел рукой по мокрой щеке.

— Ты женщина что надо, Кэсс. Все мужики озвереют, стоит лишь на тебя глянуть.

Кэсс раскрыла глаза. Джо кивнул:

— Ей-Богу, не вру.

Потом взял двадцатидолларовую банкноту и сунул в вырез вечернего платья.

— На, держи.

Кэсс Трехьюн села и высморкалась.

Уйдя от Кэсс, Джо отправился в бар неподалеку хлебнуть стаканчик. Он устал, в голове стоял туман. Почему-то все время лезла на ум ведьма из техасского борделя — мать Тома-Босоножки. Джо не понимал, чего эта старая карга залезла в мозги, но она постоянно напоминала о своем присутствии.

Он выпил еще стаканчик, надеясь прояснить мысли. Потом вышел пройтись, глядел на уличные указатели, но понятия не имел, куда идти.

К полуночи он очутился в баре «У Эверетта». Это огромное, размером со склад, заведение стояло на углу Бродвея и Сороковой улицы. Телевизор и музыкальный автомат орали вовсю, перебивая друг друга, как два психа, столкнувшихся на узкой дорожке. Звуки отскакивали от посыпанного песком пола и бились в высокий, обитый жестью потолок. Однако никто из почти двух десятков посетителей, казалось, не обращал внимания на эту какофонию.

Джо залпом осушил две рюмки чистого виски и запил пивом. Затем закурил и стал искать зеркало, чтобы полюбоваться на единственного своего родного человека.

А Хуанита-Босоножка, оказывается, прочно засела в голове и явно не собиралась вылезать.

Она приветственно махала ему рукой, сидя на корточках, — вылитый сатана в своей штаб-квартире.

Джо видел, как двигаются ее губы, слышал голос, но слов не разбирал. Тут он отыскал маленькое зеркальце на автомате с сигаретами и, получив ненужную пачку «Кэмэл», глянул в свои тоскливые глаза. Он по-прежнему думал о Хуаните. Послушался ее и сунулся в этот чертов Нью-Йорк… Эх, кто бы подсказал, что делать дальше…

Кто бы подсказал…

Совет нужен просто позарез. Эта мысль завладела им целиком: ничего он не сможет сделать, пока не найдет умного человека, знающего здесь все ходы и выходы. Он-то и наставит Джо на путь истинный.

Окончательно утвердившись в своей мысли, Джо вернулся на место и заметил, что его в упор разглядывает некто, появившийся в его отсутствие. Тщедушный, низкорослый парень, лет эдак двадцати двух, расположился рядом с Джо. Увидев, что тот поймал его взгляд, незнакомец улыбнулся и слегка помахал рукой.

— Ты прости, что я на тебя так уставился. — Он говорил с нью-йоркским акцентом. — Но уж больно рубашка на тебе хороша!

Незнакомец одобрительно покивал.

— Отличная рубашка, черт возьми! Пари держу, ты за нее немало отвалил! — Он говорил шуршащим шепотом и напоминал заговорщика. Не раздумывая ни секунды, Джо уверовал, что перед ним тот человек, который ему нужен.

— Да, она не из дешевых, — скромно согласился Джо. Он подбоченился, оценивающе окинув себя взглядом. — То есть я хочу сказать, рубашка что надо. Я, знаешь, не люблю таскать дешевку. Верно я говорю?

Да, именно этот парень может дать ему дельный совет.

Джо протянул руку и представился:

— Джо Бак из Хьюстона, штат Техас. Как насчет выпить? Я угощаю.

Они обменялись рукопожатием. Грязноватый карлик с курчавой белобрысой шевелюрой назвался Рико Риццо из Бронкса. Казалось, он знает все на свете, что стоит знать, — такой ум и понимание светились в карих глазах. А еще он умел слушать: большие уши торчали перпендикулярно к голове, словно их оттопыривали невидимые руки. Такие ни звука не пропустят.

Во время беседы Джо неустанно подливал Рико и угощал его сигаретами. Чувствуя себя хозяином, он изо всех сил старался ублажить гостя — не позволял ему платить за пиво и подносил огоньку. Джо сделал приятное открытие относительно действия выпивки на свою особу: она не только придала ему непринужденность в общении, но и обогатила речь: он выложил Риццо самые деликатные подробности своего положения, да так лихо, что тот был восхищен. А когда Риццо заинтересовался финансовым положением Джо на сегодняшний день, отчет был дан с бухгалтерской точностью: остался всего девяносто один доллар. Наличными, в левом заднем кармане брюк.

Риццо предложил пересчитать. На всякий случай.

Тут новый приятель Джо отвлекся. В бар вошли два парня и уселись рядом со стойкой, Риццо явно избегал встречи с ними. Он попросил Джо перейти в место поукромней.

Когда Джо шел за Риццо, в глаза ему бросились две вещи. Во-первых, новообретенный друг был калекой. Левая нога у Риццо была короче правой и ссохшаяся, вероятно, из-за болезни в детстве. Тело его с каждым шагом швыряло из стороны в сторону, словно колесо с «восьмеркой». Во-вторых, со спины казалось, что Риццо лет двенадцать, не больше. Джо так и подмывало ущипнуть его за ухо или дернуть за сальные волосы.

Сесть пришлось рядом с ревущим музыкальным автоматом. Джо видел, как Риццо взялся за левую ногу и обеими руками примостил ее под стол, стиснул при этом зубы и побледнел.

Джо чувствовал себя неудобно: он понял, что его знакомому больно, может быть, больно всегда. Они так чудесно сидят вместе — и вдруг этакая неприятность!

Спиртное обострило чувствительность Джо, он увидел прежде скрытую истину: даже когда тебе очень хорошо, жизнь может повернуться своей неприглядной стороной.

Вот славно сидишь с приятным человеком, но тут заметишь кое-что, и хорошего настроения как ни бывало, и все кругом — грусть и печаль. Эти мысли, а также сознание собственного бессилия помочь другу выправить его изуродованную ногу вызвало у Джо лютый гнев, он еле сдерживался, прямо кипел от ярости и все искал, на кого бы ее выплеснуть. Тут на глаза попался орущий музыкальный автомат. Джо сперва обложил его трехэтажным, а потом вспомнил, как в одном фильме здоровый ковбой крушил направо и налево всю эту светомузыку.

Джо вскочил, решив сделать то же самое, но что-то в лице Риццо остановило его: страх и удивление.

Джо смущенно улыбнулся и отправился в туалет. По пути он понял, что у выпивки есть и неприятные побочные явления: его тошнило, голова кружилась.

Он заторопился, чтобы его не вырвало в коридоре.

Прополоскав горло над раковиной, он решил поговорить по душам с зеркалом и удивился, услышав бас Хуаниты-Босоножки, шедший из его собственного тела: «Ты, ковбой, на это пойло не налегай, тебе еще работать». «Заткнись, старая карга! Сам знаю, что мне делать», — заорал Джо, стараясь перекрыть чужой голос.

Вернувшись за стол, он предупредил Риццо:

— Больше не пью. С меня хватит.

Риццо думал о своем. Прищурившись, он кивнул.