Снова открыв глаза, он резким жестом указал в сторону замка:

— Что происходит в комнате вашего отца?

Сначала Магда ничего не заметила. Но затем ее охватил ужас. Свет начал гаснуть. Не задумываясь, она ринулась к мосту. Но Гленн схватил ее за руку и потащил назад.

— Не валяйте дурака! — прошептал он ей в самое ухо. — Часовые пристрелят вас! Или просто не впустят! Вы ничего сейчас не можете сделать!

Но Магда не слушала и отчаянно сопротивлялась, пытаясь вырваться. Она должна быть рядом с отцом! Но Гленн не собирался ее отпускать. Его пальцы вцепились ей в руку и все крепче сжимали ее.

Наконец до нее дошел смысл его слов: к отцу ее не пустят и тут ничего не поделаешь.

В полной растерянности она молча смотрела, как свет в комнате отца постепенно умирает, уступая место тьме.

Замок

Четверг, 1 мая

02 ч 17 мин

Теодор Куза терпеливо и напряженно ждал, уверенный, сам не зная почему, что тварь, которая приходила прошлой ночью, обязательно вернется сегодня. Ведь он говорил с ней на древнем языке. Непременно вернется. Нынче ночью.

Это единственное, в чем он уверен. Возможно, он раскроет тайну, над которой ученые бились столетиями, если, конечно, доживет до рассвета. Профессора била дрожь — как в предчувствии открытия, так и от страха перед неизвестностью.

Все готово. Он сидит за столом, слева от него аккуратная стопка книг, справа — коробочка с талисманами, согласно преданиям, отпугивающими вампиров, перед ним — кружка с теплой водой, без которой он не может обходиться. Под потолком, прямо над головой, — лампочка, единственный источник света. И полная тишина нарушается лишь его дыханием.

Вдруг профессор понял: он не один.

Прежде чем Куза смог что-либо разглядеть, он ощутил уже знакомое чувство близости зла, где-то за пределами видимости, не поддающееся описанию. Оно просто было здесь. Потом стала сгущаться тьма. На этот раз все происходило иначе. Если прошлой ночью тьма поглощала в комнате все пространство и шла отовсюду, то сегодня вползала другим путем — просачиваясь сквозь стены, постепенно обволакивая их и кольцом подкрадываясь к креслу.

Куза прижал ладони к крышке стола, чтобы не было заметно, как сильно трясутся руки. Он слышал стук собственного сердца — настолько громкий и сильный, что даже испугался, как бы оно не разорвалось. Наконец-то наступил долгожданный момент. Существо здесь!

Стены исчезли. Тьма окружила его эбонитовым сводом, свет от лампочки не шел дальше края стола. Стало холодно, но не так сильно, как в прошлый раз, поскольку не было ветра.

— Где ты? — спросил профессор на старославянском.

Ответа не последовало. Но в темноте, там, куда уже не доставал свет лампы, что-то стояло в ожидании и, казалось, оценивало обстановку.

— Покажись, прошу тебя!

Наступила томительная пауза, затем из темноты раздался голос, произнесший с сильным акцентом:

— Я умею говорить и на более современном языке.

Профессор сразу распознал вариант дако-румынского диалекта, на котором говорили в этих краях в те времена, когда был построен замок.

Из темноты появился один угол стола, а вместе с ним и контуры фигуры. Куза мгновенно узнал лицо и глаза вчерашнего посетителя, прежде чем увидел его полностью. Это был мужчина гигантского роста, не меньше шести с половиной футов, широкоплечий, с гордой осанкой. Он стоял с вызывающим видом, расставив ноги и положив руки на пояс.

Черный плащ до самого пола был застегнут на шее золотой пряжкой с камнями. Под плащом Куза разглядел широкую красную рубаху, скорее всего шелковую, свободные черные штаны, похожие на галифе, и высокие сапоги из грубой коричневой кожи.

Воплощение силы и жестокости.

— Откуда ты знаешь старый язык? — спросил пришелец.

— Я… я долго его изучал, — заикаясь, ответил Куза. Голова была словно в тумане, он плохо соображал и забыл все, что собирался спросить, обдумывая это весь день. — Я думал, вы придете во фраке, — в отчаянии сказал он первое, что пришло на ум.

Густые черные брови почти сошлись на переносице.

— Я не знаю, что значит «фрак».

Куза мысленно дал себе пинка — просто удивительно, насколько сильное влияние может оказать один-единственный роман, написанный в прошлом веке каким-то англичанином, на восприятие чисто румынской легенды. Он наклонился вперед:

— Кто вы такой?

— Я — виконт Раду Моласар. Когда-то эта часть Валахии принадлежала мне.

Он явно имел в виду, что в свое время был феодалом.

— Боярин?

— Да. Один из немногих, кто оставался с Владом, с тем самым, кого прозвали Цепеш — Колосажатель, — до самого конца, до самой его смерти под Бухарестом.

Хотя Куза и ожидал услышать нечто подобное, все равно был потрясен.

— Но это же произошло в тысяча четыреста семьдесят шестом году! Почти пятьсот лет назад! Неужели вам столько лет?

— Я был там…

— А где вы находились с пятнадцатого века?

— Здесь.

— Но почему? — Страх профессора уступил место возбуждению, мысли полетели вскачь. Он хотел знать все, и немедленно!

— Меня преследовали.

— Турки?

Моласар прищурился, сверкали лишь черные дыры зрачков.

— Нет… другие… сумасшедшие, готовые преследовать меня до самого края света, только бы уничтожить. Я знал, что в конце концов они настигнут меня. — Тут он улыбнулся, обнажив длинные желтоватые зубы, не очень острые, но все равно устрашающего вида. — Поэтому и решил переждать. Выстроил этот донжон, позаботился о том, чтобы за ним следили, а сам скрылся.

— А вы… — Этот вопрос Куза хотел задать с самого начала, однако не решился, но теперь просто не мог удержаться. — Вы — нежить?

Опять улыбка — холодная, почти насмешливая.

— Нежить? Носферату? Морок? Возможно.

— Но как же вы…

Моласар нетерпеливо махнул рукой:

— Довольно! Хватит с меня глупых вопросов! Мне плевать на твою любознательность. Но ты сам мне не безразличен, потому что мы — соплеменники, а на нашу землю пришли завоеватели. Почему же ты с ними? Ты предал Валахию?

— Нет! — Страх, исчезнувший было, снова вернулся к профессору, таким гневом дышало лицо Моласара. — Они привезли меня сюда вопреки моей воле!

— Зачем?

— Думают, что я могу узнать, кто убивает их солдат. И мне кажется, я узнал… Или нет?

— Да. Узнал. — Гнева как не бывало. Моласар улыбнулся. — Они нужны мне для восстановления сил после долгого отдыха. Причем нужны все, чтобы вернуть прежнюю силу.

— Но вы не должны! — выпалил профессор.

Моласар снова рассвирепел.

— Не смей указывать мне, что я должен, а чего не должен делать в собственном доме! Тем более когда его поганят захватчики! Я позаботился о том, чтобы ни один турок не сунулся на перевал, пока владел этими землями, а теперь, проснувшись, обнаруживаю, что в моем доме полно немцев!

Он бушевал, расхаживал взад-вперед по комнате, сопровождая каждое слово взмахом огромного кулака.

Куза воспользовался моментом, открыл коробочку и вынул осколок зеркала, который накануне добыла по его просьбе Магда. Пока Моласар в гневе метался по комнате, профессор попытался поймать в зеркале его отражение. Но в зеркале отражались только книги, хотя Моласар стоял рядом. У боярина не было отражения.

Внезапно зеркало вырвали у него из рук.

— Все еще любопытствуешь? — Моласар поднес зеркало к лицу. — Да, в сказках говорят правду — я не отражаюсь в зеркале. Хотя когда-то давно был как все. — На мгновение его глаза затуманились. — Но теперь уже нет… Что у тебя там еще в коробке?

— Чеснок. — Куза сунул руку под крышку и достал головку. — Говорят, он отпугивает нежить.

Моласар протянул руку с волосатой ладонью.

— Дай сюда! — Он взял у профессора головку чеснока, поднес ко рту, откусил половинку. Остальное швырнул в угол. — Люблю чеснок!

— А серебро?

Старик вынул серебряный медальон, оставленный Магдой.

Моласар взял его и потер между ладонями.