И вдруг справа от моста Магда заметила в кустах какое-то движение. Не раздумывая ни секунды, девушка бросилась к выходу. Гленн! Там должен быть Гленн!

Юлиу видно не было. Она беспрепятственно выскочила из корчмы и, приблизившись к кустам, стала высматривать среди листвы огненную шевелюру. От радости сердце едва не выскочило из груди. Переполнявшие душу переживания дня уступили место облегчению.

Магда нашла Гленна среди густых ветвей. Он сидел на большом валуне и наблюдал за замком. Ей хотелось прижаться к нему, смеяться от радости, что он жив и здоров, и в то же время она не могла ему простить, что он исчез, ни слова не сказав.

— Где ты пропадал весь день? — подходя сзади, спросила Магда, стараясь не выдать своего волнения.

Гленн ответил, не поворачивая головы:

— Гулял. Мне надо было подумать, и я решил совершить прогулку по ущелью.

— Я по тебе скучала.

— Я тоже. — Он повернулся и протянул к ней руку. — Иди сюда. Здесь хватит места для двоих.

Улыбка его уже не была такой широкой и ободряющей, как обычно. Казалось, он чем-то сильно озабочен.

Магда нырнула ему под мышку и тесно прижалась к теплому боку. Как хорошо… как уютно под защитой сильных рук!

— Скажи, что тебя тревожит?

— Многое! Вот эти листья, например. — Он сорвал несколько листков с ближайшей ветки и смял в кулаке. — Они засыхают. Умирают. А сейчас только апрель. Ну а жители деревни…

— Это из-за замка, да?

— Похоже, что так, верно? Немцы разрушают замок, и его пагубное влияние распространяется все дальше и дальше. По крайней мере, создается такое впечатление.

— И я так думаю, — прошептала Магда.

— А еще твой отец…

— Знаешь, он очень меня беспокоит. Я не хочу, чтобы Моласар обозлился на него и… — Она с трудом произносила слова, разум отказывался принимать подобное. — И поступил с ним так же, как с остальными.

— С человеком может произойти кое-что и похуже, чем просто лишиться крови.

Серьезность, с какой это было сказано, еще больше встревожила Магду.

— Ты уже говорил это прежде, в то утро, когда впервые встретился с папой. Что ты имеешь в виду? Что может быть хуже?

— Он может потерять свое «я».

— Самого себя?

— Нет, именно свое «я», то, что составляет его личность, саму свою сущность, все, ради чего боролся и жил.

— Гленн, я не понимаю.

Она действительно не могла понять. А может быть, не хотела. Ее настораживал отрешенный взгляд Гленна.

— Предположим, — начал он, — что вампир, или морок, или нежить — мертвец, прячущийся днем в могиле и восстающий ночью, чтобы пить кровь живых, — всего лишь легенда, и ничего больше, как ты и привыкла думать. Ну а если в основе всех этих мифов о вампирах лежит попытка старинных рассказчиков сказать, что есть существо, которое питается не просто кровью, а человеческими страстями, которое существует за счет жестокости, безумства и боли людей, которое черпает силу и власть из человеческого несчастья, страха и деградации?

Сами интонации Гленна, его голос привели Магду в отчаяние.

— Гленн, не надо так. Это же ужасно, то, что ты говоришь. Как можно питаться болью и несчастьем? Не хочешь ли ты сказать, что Моласар…

— Это всего лишь гипотеза.

— Ну, тогда ты не прав, — убежденно сказала девушка. — Я уверена, что Моласар — зло, да к тому же безумец. Но не то зло, о котором ты говоришь. Он не может им быть! Перед нашим приездом сюда он спас деревенских жителей, взятых майором в заложники. Меня освободил от эсэсовцев. — Магда зажмурилась при этом воспоминании. — А что может быть более унизительным, чем быть изнасилованной нацистами? Если бы он питался страхом и унижением людей, то вполне мог устроить себе небольшой пир за мой счет. Но Моласар оттащил их от меня и убил.

— Да. И если я правильно понял с твоих же слов, довольно жестоким образом.

Магду передернуло. Она вдруг вспомнила булькающие звуки, хруст переломанных позвонков.

— Ну и что?

— А то, что свое удовольствие он все равно получил.

— А ведь он мог убить и меня и тоже получить удовольствие! Но почему-то не сделал этого, а отнес меня к отцу.

Гленн пристально посмотрел на нее.

— Вот именно!

Озадаченная его реакцией, девушка умолкла на миг и затем продолжила:

— Что же касается моего отца, то последние несколько лет превратились для него в сущий ад. Он был глубоко несчастен и болен. А теперь излечился. Как будто и не болел никогда! Если Моласар питается человеческими страданиями, то почему не оставил папу больным, испытывающим жестокие боли? Зачем лишил себя такого источника пищи?

— В самом деле, зачем?

— Ну, Гленн! — Магда крепче прижалась к нему. — Не путай меня, мне и так страшно. Я не хочу с тобой ссориться, хватит с меня разговора с отцом! Еще одной ссоры я просто не выдержу!

Гленн сжал ее в объятиях.

— Ну ладно. Однако подумай сама: физически твой отец сейчас даже здоровей, чем раньше. Но что творится у него в душе? Тот ли он человек, с которым ты приехала сюда четыре дня назад?

Именно этот вопрос мучил Магду весь день, и она не находила ответа.

— Да… Нет… Не знаю! Думаю, он растерян так же, как я. Но уверена, с ним все будет в порядке. Он просто в шоке, только и всего. Неожиданное исцеление от неизлечимой болезни, медленно разрушающей тело, выведет из равновесия кого угодно. Любой на его месте повел бы себя таким образом. Но это пройдет. Подожди и убедишься сам.

Гленн промолчал, и она была ему благодарна. Это означало, что он тоже не хочет ссориться. Магда наблюдала, как туман начал медленно подниматься со дна ущелья, а солнце скрылось за вершинами гор. Приближалась ночь.

Ночь. Отец сказал, что нынче ночью Моласар очистит замок от немцев. И хотя это должно было вселить надежду, предстоящие события почему-то представлялись Магде и ужасными, и грозными. Даже Гленн, нежно обнимавший ее, не мог изгнать страх, охвативший ее.

— Вернемся в корчму, — предложила наконец девушка.

Гленн покачал головой.

— Нет. Я хочу видеть, что там происходит.

— Ну, тогда эта ночь может быть длинной.

— Да. Самой длинной из всех, — ответил Гленн, не глядя на нее. — Ночь без конца.

Магда подняла голову и увидела у него на лице выражение глубокой вины. «Что так терзает ему душу? — подумала девушка. — Почему он не хочет довериться мне и разделить со мной свое бремя?»

— Ты готов?

Куза даже не удивился. С того самого момента, как погасли последние солнечные лучи, он с нетерпением ждал появления Моласара. При звуке этого наводящего ужас голоса профессор поднялся с инвалидной коляски преисполненный благодарности за то, что в состоянии был это сделать. Весь день он только и ждал захода солнца, проклиная небесное светило за медлительность.

И вот срок настал. Сегодняшняя ночь будет его ночью, только его. Куза ждал ее. Она принадлежала ему. Никто не сможет лишить его этой ночи.

— Готов! — бодро ответил профессор, поворачиваясь к Моласару, оказавшемуся уже рядом и едва различимому при слабом пламени свечи, горевшей на столе. Лампочку на потолке Куза вывернул. При свечах он почему-то чувствовал себя гораздо лучше, чем при электрическом освещении. Более уютно. К тому же в полумраке он больше ощущал свое единство с Моласаром. — Благодаря вам я теперь в состоянии оказать помощь.

Моласар невозмутимо посмотрел на него.

— Твою болезнь вылечить легко. Будь я тогда сильней, излечил бы тебя мгновенно, а так на это ушла вся ночь.

— Но врачи не смогли бы этого сделать за всю свою жизнь! За несколько жизней!

— Ерунда! — отмахнулся Моласар. — Я обладаю силой убивать, но и могуществом исцелять. Во всем существует равновесие. Всегда.

Куза подумал, что Моласар сегодня пребывает в не свойственном ему философском настроении, однако сам профессор этой ночью был совершенно не расположен философствовать.

— И что же мы теперь будем делать?

— Ждать, — ответил Моласар. — Еще не все готово.