Самарин проснулся в тесном сыром помещении, которое слабо освещалось тусклым костром. Рядом постанывали Харпер и Трэш. У костра, поджав ноги, сидел старичок-переводчик и задумчиво жевал какой-то черный комок. Увидев открытые глаза Самарина, он кивнул ему, как старому знакомому, и приглашающе махнул рукой. Самарин сел. В его ладонь лег горячий обугленный клубень.

– Реднап, – пояснил старичок, – у них его целые плантации.

Самарин понюхал, но уловил только запах костра. Его желудок тотчас заурчал, и Самарин, судорожно вдыхая сырой воздух, чтобы остудить небо и язык, обжигаемые печеным реднапом, жадно принялся есть.

– Где мы? – спросил он, едва прожевав.

– Известно где, – в Аллайе, – переводчик вытер рукавом губы, – черт бы ее подрал.

– Я имею в виду, что это за планета?

Старичок поперхнулся, закашлялся и уставился на Самарина слезящимися глазами.

– Ты кто? – выдохнул он.

– Честно говоря, не знаю, но компетентные люди утверждают, что я – клон толланской ветви.

Старичок удовлетворенно кивнул.

– Хорошо, что к Белым Людям попал, а не к Трехглазым. Там тебя тут же пустили бы в расход.

– Но почему?

– Известно почему, – они всех клонов в расход отправляют.

– А сами они кто?

– Известно кто – Трехглазые.

Из-под самаринского локтя показалось заспанное лицо Трэша. Оно потянулось к костру. Вспыхнул огонек сигары. Старичок чутко потянул носом.

– «Виллур»? – спросил он.

– Высший сорт, – подтвердил Трэш.

– А не самопал?

– А тебя курить никто не заставляет.

– Не-а, не самопал… – зажмурив глаза и продолжая трепетать ноздрями, опровергнул сам себя старичок.

– Оставлю, – снизошел Трэш.

– Арминус, – представился старичок, огибая желтой ладонью костерок.

– Сигизмунд Трэш.

– Самарин.

– Я с этими придурками уже лет десять, – сообщил Арминус, не отрывая глаз от сигары. – Пережил два налета Трехглазых. Они выкуривали их огнеметами. Сотни две пожгли. А вы в Карфагене недавно?

– Второй день, – вступил в разговор Харпер.

Арминус раздал всем по реднапу.

– Вкусно, – одобрил Трэш, который уже успел отдать сигару Арминусу. Тот задумчиво мял ее в руках.

– Тебя тоже подставили?

– Нет, я – клон. Самый настоящий клон. Переспал с женой хозяина. Придурок!

– Кто?

– Известно кто – хозяин. Ленивая сволочь. Я за него в университет шесть лет отходил. Потом работал в одном издательстве переводчиком. А он целыми днями на диване валялся. С женой, сами понимаете, та же история. Она и не выдержала. Эх… Она, конечно, открестилась, мол, этот гад (я то есть) выдал себя за ее мужа. Суд признал захват личности. Взяли меня под белы рученьки и в Карфаген. Сначала я прибился к Сесилю Троту. А как-то зимой очень уж голодно было, мы рискнули пойти на кабана. Трот же всех и подбил. Придурок! Тут нас Белые Люди и повязали. Трот с тремя придурками смылся, а я вот здесь. Трот, наверное, сдох уже. Придурок…

– Живехонек. О тебе даже и не вспоминает. Мы с ним только вчера расстались.

– Сюда бы его, к Белым Людям.

– А говорят, что Макс с ними подружился?

– Разве можно подружиться с сумасшедшими? Он, правда, пытается. Вроде бы дело движется. Вот сегодня они его выпустили только потому, что он на Трехглазых напал. Да и вас не забили насмерть по той же причине: вы – пленники Трехглазых. А значит, их враги. А значит, можно вас как-то использовать.

– Расскажи нам о Белых Людях, – Трэш перебрасывал клубень реднапа из ладони в ладонь, дожидаясь, пока тот остынет. Лица у всех были перепачканы сажей. Тени костра делали их похожими на разбойников.

– Это клоны. Но какие-то не такие. Такое впечатление, что родились они в Карфагене. Придурки. Полные придурки. Хотя есть среди них и не клоны. Есть урканцы, которых за что-то изгнали из общества. Есть те, кто попал в Карфаген еще ребенком.

– Ускоренное клонирование, – изрек Харпер.

– Что? – удивился Арминус. – Какое ускоренное клонирование? Вы что, придурки?

– Самое настоящее ускоренное клонирование.

– Это невозможно. Я хоть и клон, но родился одновременно с хозяином. Нормально рос. Ходил в школу для клонов. Мечтал об официальной пластической операции. Если бы не эта сволочь…

– Посмотри на нас. Мы – не клоны! – крикнул Трэш.

– А он сказал, что клоны, – Арминус указал на Самарина.

– Я сказал, что не знаю, кто я.

– Но ты же клон толланской ветви?

– Так говорили они, – Самарин кивнул на Трэша и Харпера.

– Мы с Харпером – не клоны, – не желал втягиваться в дискуссию «кто что сказал» Трэш, – а нас обвинили в захвате личности. Мой личный клон, кто, как и ты в свое время с хозяином, рос со мной, был убит. Я это видел собственными глазами. А потом он же появляется на экране телевизора и говорит, что он – это я. Откуда взялся этот клон? Они слепили его за два дня.

– Это невозможно! – замотал головой Арминус.

– Они сканируют наши мозги, Арминус, – вмешался Харпер, – а потом вкладывают их в выращенный ударными темпами клон. Затем, если ты не угоден, они объявляют тебя клоном, а на твое место ставят марионетку.

– Придурки и сволочи! – подвел черту Арминус.

– Иногда, видимо, случаются сбои. Происходит что-то вроде реакции отторжения. Из таких клонов, у которых нет ни памяти, ни социального опыта, наверное, и состоят твои Белые Люди.

– Да-а, есть над чем поработать антропологам, – задумался Трэш, – ведь как-то они организовались, язык у них появился.

– Язык у них – это что-то! – глаза Арминуса заблестели, – Основа урканский. Но очень много слов, восходящих к научным терминам. Например, сон – «реланиум». Ответ – «рефлекс». Бог – «лаборатория». Видимо, их скудные мозги хранят воспоминания о том месте, где их когда-то создали. Причем многие действительно родились уже здесь. Так что все воспоминания о лаборатории постепенно превращаются в легенду, миф. На наших глазах рождается новое общество. Сколько же существует это ускоренное клонирование?

Трэш поскреб подбородок:

– Думаю, лет пятьсот.

– Ни черта себе! И мы ничего не знали?

– Те, кто знал, или на том свете или здесь, что, впрочем, одно и то же, – мрачно заключил Харпер.