Ох уж эти серые облака. Они могут серьезно напугать, если до этого ты хоть раз встречался с Пятном. А если не раз?

Самарин, Харпер и Шур вылетели из небольшого приземистого (серого!) здания, служившего еще пару дней назад казармой для национальной гвардии. Их никто не задерживал. Пожалуй, клон Самарина оставался единственным охранником пленников уже несколько часов. Их бросили? Почему? Что заставило Людвига Оби и его бесчестную компанию так поспешно ретироваться? Стояло утро.

– Мне показалось, что я слышал выстрелы, – поделился с приятелями Шур. Они оглядывались по сторонам, но не могли заметить никаких признаков штурма города (кем бы то ни было: войсками Системы, спецподразделениями МБР или, чем черт не шутит, миротворческими силами Ароппы). Ничего. Только серые облака на низком утреннем небе.

– Нам опять повезло, – заключил Харпер. – Что будем делать, Эдвард?

Шур еще раз внимательно осмотрелся по сторонам.

– Я должен обратиться в конгресс Системы. Я должен рассказать правду. Иначе все полетит в тартарары.

– Но Сити-Таун занят спецподразделениями МБР. Ван Дуум наверняка уже отдал соответствующие распоряжения. Тебя схватит первый же постовой.

Шур похрустел пальцами.

– Мы должны это сделать. Иначе конец. В конце концов, можно сдаться национальной гвардии и предстать перед судом конгресса, а там все и выложить.

– А где здесь космодром? – спросил Самарин. Он уже заметил стоявший на противоположной стороне улице брошенный армейский джип, и это навело его на некоторые мысли.

– Зачем тебе? – в голосе Шура засквозило профессиональное подозрение. Он перехватил взгляд Самарина. – Вот на этом джипе мы и отправимся в Сити-таун.

– Я не поеду в Сити-Таун, – слова Самарина выползали из него медленно и тяжело, как будто диаметр горла не соответствовал их размеру.

– Вы с Харпером нужны мне как свидетели. Трэш мертв. Макс куда-то подевался…

– Он тоже мертв.

– Интересно. Ладно, потом расскажешь. А сейчас нужно проверить, не слили ли урканцы бензин из этой славной машинки.

– Не расскажу. Мне нужен космодром.

– Да зачем?

– Я возвращаюсь. Ты забыл, что я – с Толлана. Там тоже живут люди, которые должны знать, что на самом деле происходит. Доказательства у меня есть.

Он показал Шуру черный ящик (Никогда нельзя открывать черные ящики. Никогда.) , поцарапанный пулей Трэша.

– Черный ящик с лайнера, на котором на эту планету прибыли урканцы. Здесь вся история Аквилона. Кроме того, этот ящик сам по себе является внеземной технологией. Телепатические наушники, носитель, вмещающий почти неограниченное количество информации. Мне есть чем удивить родную планету.

– Тебя упекут в психушку, а ящик заграбастают военные, – не сдавался Шур.

– Посмотрим.

– Алекс, – вмешался Харпер, – ничего страшного не произойдет, если ты вернешься позже. Вот дашь показания в конгрессе и вернешься.

– Я не собирался давать никаких показаний, а меня все равно собирались убить за ту информацию, которой я обладаю. Никаких показаний не будет. Они убьют всех.

Харпер растерянно взглянул на Шура. Оба они прекрасно понимали, что в словах Самарина есть доля правды. И это была очень большая доля. Пройти Карфаген и джунгли Уркана для того, чтобы самим отправиться на плаху… Это выглядело глупо.

– И что делать?

Шур молчал.

– Мне нужен космодром. Я хочу улететь отсюда.

– Послушай, Самарин. Как ты улетишь, даже если попадешь на этот чертов космодром? Ты же не умеешь управлять нашими космическими кораблями.

– Вы мне поможете. Я был бы не против, если бы вы полетели со мной. Свидетели мне пригодятся.

– Я бывал на Толлане.

Заявление Шура на некоторое время повергло Самарина и Харпера в изумление.

– Что вы на меня так смотрите? Я был в командировке. Две недели.

– Что ты там делал? – спросил Самарин.

– Наблюдал. МБР никогда не доверял той информации, которую поставляли на Аквилон официальные наблюдатели ВБС.

– Послушай, Шур, ты мог бы выявить всех наблюдателей ВБС, рассказать о них всем правительствам Земли…

Шур не успел ответить. Он и Харпер смотрели на горизонт с открытыми ртами. Самарин тоже повернул голову в эту сторону. За горизонтом, сливаясь с облаками, поднималась серая стена. Это было похоже на цунами. Не формой. А тем, что с первого взгляда становилось ясно: против этой надвигающейся беды нет спасения. Она снесет все, что встретится на ее пути. Серая волна огромной высоты застилала небо. Ее края были очерчены твердым серым карандашом. И это серое цунами росло. Медленно, но очень заметно. Росло и одновременно двигалось вперед, поглощая пространство и время. Двигалось прямо на них.

– Что это?! – завопил Харпер. Ему необязательно было вопить. И Самарин, и Шур все прекрасно видели. Серость накрывала мир, как дешевое одеяло в приюте престарелых. Не было только бирки «Союз благотворительных обществ в пользу сирот».

Шур, не говоря ни слова, бросился к джипу. Сработал рефлекс профессионального разведчика. Харпер и Самарин последовали за ним. Они бежали, стараясь не выпустить из поля зрения джип, которому не стоялось на месте. И в то же время все трое продолжали боковым зрением наблюдать за серым цунами. А цунами, по всем признакам, вознамерилось покрыть своим грифельным торсом всю планету.

Они вскочили в джип. Шур – за руль. Взревел мотор. Цунами становилось все ближе. Машина рванула вперед, повинуясь вербальным командам агента МБР. Самарин оглянулся. Харпер тоже. Шур наблюдал за кошмарной картиной в зеркальце заднего обзора. И все они увидели (а может, им показалось?) фигуру в черном балахоне со скрещенными на груди руками. Фигуру Мурка, верховного шамана Уркана. Коричневое лицо дернулось в ухмылке, а затем, оглядев окрестности с высоты птичьего полета, заметило Самарина. Ухмылка пропала. Шаман стал серьезен и многозначителен. Он кивнул джипу, летящему со скоростью пули. И… указал на грудь. Маг дарит подарок тому, кто однажды выручит его из беды. Самарин инстинктивно пошарил рукой на груди. Пальцы нащупали холодный, влажный по неизвестной причине металл. Это был ключ, подаренный ему Мурком при их первой встрече. В душе Самарина затеплилась надежда, хотя его собратья по бегству пребывали в полном отчаянии. Пепельное покрывало росло. Не было уже ни облаков, ни самого неба, ни, естественно, солнца. Не было ничего, кроме плотной, живой субстанции, которая глотала, глотала, глотала… Исчезали дома, проспекты; исчезла почта, с разбитыми после урканского набега стеклами; исчез прохожий, еще секунду назад бежавший с буханкой черного хлеба; трехколесный велосипед, валявшийся у давно небеленного бордюра, окурок; банка из-под томатной пасты, смятая гусеницей танка в лепешку; да, в общем-то, целый мир, состоящий из необязательных, но милых сердцу деталей. Все.