— А вино не ударит им в головы? — забеспокоился кунн.

— У духов камней нет голов, — огрызнулся гном, — как и у некоторых людей… А сейчас все замолкли!

Он принялся бормотать заклинания… Железная Рука все лил и лил воду, и она уходила в толщу стены, оставляя небольшое отверстие с оплывшими краями. Когда вода кончилась, в ход пошло вино. Опас поскрипел зубами, но тоже вылил в дыру пару кувшинов.

— Ну и что? — сказал он, когда и вино подошло к концу. — Дырка маленькая, кошка не пролезет.

— Я пролезу, — сказал рудознатец, — а ну подсади!

Он исчез в отверстии, откуда долго еще доносилось кряхтение и какое-то плюханье. Потом, как из печной трубы, донесся голос гнома:

— Здесь что-то есть! Пещера… Стол какой-то… На столе — две вещицы, красивые… Клянусь бородавкой на заднице Подземного Короля, это похоже…

Его слова поглотило громкое шипение, от которого заложило уши. В отверстии полыхнул зеленый свет, и часть стены с грохотом обрушилась. Рыцарь и кунн едва успели отскочить в сторону — дымный зеленый луч вырвался из расщелины, ударил в противоположную стену склепа и угас.

— Эй, месьор Гнуб, вы живы ли? — крикнул Дагеклан.

— Живой, — донеслось из темноты: голос был сиплый и весьма испуганный.

В расщелине заметался свет фонаря, и гном, перепачканный с ног до головы желтоватым соляным раствором, вышел наружу. Его сильно покачивало. Отведя в сторону короткую ручку, дядюшка Гнуб сжимал двумя пальцами нечто весьма напоминающее рукоять меча без лезвия с украшенной двумя зелеными камнями крестовиной.

— Я только взял, а оно как пыхнет, — бормотал рудознатец растерянно.

— Меч Ареса! — завопил Опас. — Бросай — руку оторвет!

Гном испуганно отбросил непонятный предмет. Кунн хищно метнулся к нему, но Дагеклан успел подставить ногу, и Опас, изрыгая проклятия, растянулся на полу склепа. Дагеклан шагнул вперед, наклонился… Странная рукоять была в двух пядях от его пальцев, когда повелительный окрик, раздавшийся сзади, заставил рыцаря оглянуться.

Держа у плеча арбалет Конна, заряженный семью тяжелыми болтами, широко расставив ноги в меховых сапогах, шагах в десяти от рыцаря стоял Ярл. Лицо его было все еще бледно, но легкий румянец уже заливал щеки, и глаза смотрели пристально и безжалостно.

— Кунн прав, — сказал он спокойно. — Это меч Ареса. Одно движение — и я стреляю.

— Великое чудо, брат, что ты вернулся с Ледяных Полей.

— Великое чудо. Никто не возвращался оттуда с начала мира.

— Видел ли ты отца?

— Нет, Великий Таркинай не стал меня ждать. Он ушел далеко вперед, по начертанному богами пути. Я оказался среди сверкающих скал, подобных иглам, коими наши женщины сшивают козьи шкуры. Они вздымались по обе руки от тропы, блестящей, как слюда. Было очень холодно.

— Что еще ты видел?

— Видел прекрасную деву в снежных одеяниях. Она танцевала на тропе, глаза ее были подобны холодным звездам зимнего неба. Она смотрела на меня и манила тонкой рукой.

— Чего она хотела от тебя, брат?

— Хотела, чтобы я сошел с тропы…

— Позволь мне сказать, Ярл, — вмешался Железная Рука. — Ты видел Атали, дочь Ледяного Великана Имира, бога ваниров и асов. Северяне верят, что она является раненым воинам, чтобы увлечь за собой на ледяные пустоши, где те погибают от холода или под топорами ее братьев-великанов. Признаюсь, всегда считал это сказками, но сейчас, когда ты заговорил об этой девице, мороз пробрал меня до костей, хотя мы и сидим у костра.

Рыцарь отхлебнул брагу из кожаной чаши и передал ее младшему сыну Таркиная. Ярл поблагодарил кивком, глотнул крепкую обжигающую жидкость и передал чашу Мидгару.

Они сидели возле ярко пылающего огня в центре круга, огороженного огромными повозками, доверху загруженными мешками с солью. Повозки имели по восемь пар колес, сделанных из древесных срезов, и были высоко подняты над землей при помощи хитроумных приспособлений, крепившихся к осям. В пути платформы с грузом опускались, и волы, впряженные цугом по шесть пар в каждый воз, с натугой тдщили их по заснеженной равнине. Бывало, что колеса увязали в грязи по самую ступицу, и тогда руги помогали животным, подкладывая под колеса припасенные жерди. На привалах поднятые платформы служили хорошей крышей от непогоды — сейчас под ними горели костры и слышались приглушенные голоса: отряд отдыхал, умеренно бражничая и обсуждая недавнюю тризну по ушедшему вождю. За кругом повозок темнели безмолвные стены домов и прохаживались часовые, готовые предупредить о малейшей опасности.

Посредине огороженной возами площадки громоздился каменный обелиск, запорошенный снегом. На его гранитной поверхности вытесаны были топоры, пучки веток и какие-то смутные буквы. Колючая снежная крупа вихрями летела вокруг камня, и трое у костра кутались в меховые накидки. Кожаная чаша гуляла по кругу, согревая сидевших своим содержимым и скрепляя их вновь рожденный союз совместным винопитием.

Дагеклан и сыновья Таркиная устроились поодаль от остальных не случайно: разговор их не требовал чужих ушей.

— Мы знаем, что на Ледяных Полях путников подстерегает множество опасностей, — сказал Мидгар, — хотя ничего не слышали ни о деве Атали, ни о великане Имире, равно как и о неведомых асах и ванирах.

— Я так и не могу понять, где находится ваша страна Огнедышащих Гор, — сказал рыцарь. — Судя по всему — далеко на севере, но тогда удивительно, что вы не знаете обитателей Ванахейма и Асгарда. Это самые северные страны, известные в Хайбории, дальше живут только рыжие бесхвостые обезьяны. Хайборийцы полагают, что после смерти души умерших уходят на Серые Равнины, на суд Нергала. Праведников Митра забирает в Небесные Сады Иштар, грешники отправляются в Нижний Мир, а многие так и скитаются по Серым Равнинам неприкаянными тенями. Некоторые северяне именуют сии места Ледяными Полями, но об острове Горячего Льда я никогда ничего не слышал. Если это не сокровенная тайна, скажи, друг Ярл, куда ушел твой отец?

— Об этом не принято говорить, но тебе, побратим, открою, что сам ведаю. Сей остров лежит далеко в океане, посреди коего плавает наш мир. Говорят, в далекую старину почивших вождей отправляли туда в ладьях, но Арес покарал земные создания за непокорность и наслал Великий Холод — с каждым разом зима становится все суровее, а тепло в недрах Огнедышащих Гор истощается. Океан за их цепью давно скован вечными торосами, так что на остров теперь можно пройти по сверкающей замерзшей тропе. Но стужа не властна над островом блаженных, где стоят ледяные дворцы, стены коих источают не холод, а тепло. Они прозрачны и сверкают, как драгоценные камни, среди густых рощ и плодоносных садов. Там не бывает зимы. Все вожди ругов уходят на этот чудесный остров в сопровождении своих слуг, женщин и самых преданных воинов.

— Значит, ваша страна лежит посреди замерзшего моря, — задумчиво проговорил Дагеклан. — Странно, я ничего о ней не слышал. Вы говорите на языке, мне понятном, он похож на общий язык хайборийцев, оставивший след и в аквилонском, и в немедийском, и в южных наречиях. А вот знаков на этом обелиске разобрать не могу. Что там написано?

— Глупость, — сказал Мидгар. — Отступники ставят такие камни в селениях, которые считают своими. У каждого ругорума есть селение, а то и несколько. Летом, когда местные вылезают из убежищ, они должны платить дань отступникам из Города, хотя те ни в чем не нуждаются. У них есть все, кроме соли. И все же тщеславные ругорумы ставят в селениях свои меты — это называется у них «собственность». На плите написано: «Стены сии и души живые принадлежат Тримал — хиону Мацаталу, Почетному Сервирату Третьей Деку — рии. Он купил их у Малия Феларна за тридцать тысяч таланов, и мог бы продать дороже, но не захотел. Благочестивый, мудрый, верный, он властвует над прочими людьми, платящими легкую подать. Монумент сносу не подлежит».