— Юнец! — рявкнул Многомудрый. — Научись дыхалку держать, потом рот разевай. На-ка!

На этот раз он достал Конна. Лезвие ударило в левое оплечье, оставив глубокую вмятину. Из щели в доспехе нехотя проступила кровь. Пожалуй, гобиссон смягчил бы удар, но ватной фуфайки под доспехом не было, а бархатная подбивка была слишком тонка.

— Получил? — без особого торжества спросил Рофесса. — Может, хватит с тебя? Я забираю цветок, ты — уматываешь.

— Твои манеры более подходят для базарного драчуна, чем для рыцаря, — насмешливо парировал Конн. — Решил испугать меня какой-то царапиной? Защищайся!

Он атаковал яростно, но не теряя осторожности. Что-то настораживало его в том, как орудует мечом этот человек. Рауд с легкостью разгадывал обманные движения Конна и парировал самые хитроумные удары. Он редко пускал в ход щит, предпочитая отбиваться клинком, но и его манера атаковать была на удивление знакома, и король успешно защищался. Казалось, назревает боевая ничья, что не устраивало обе стороны.

Время шло, становилось жарче, пот заливал глаза, размывая видимое в прорезях наличника. Рофесса имел преимущество: у его шлема не было забрала, прямая заостренная на конце пластина прикрывала нос, серповидные выступы-щеки, большие отверстия для глаз позволяли хорошо видеть. Глубокий шлем надежно прикрывал и защищал почти все лицо, и все же дышалось под ним вольнее, чем под более изысканным, но более душным шлемом Конна. К тому же королю мешал пышный плюмаж, оттягивающий затылок и мешавший вольно поворачивать шею. Доспехи были явно парадными, не предназначенными для длительного и жесткого поединка, победу в коем давала не только ловкость, но и выносливость.

Конн решил применить свой коронный удар. Когда-то отец научил его этому приему и долго отрабатывал с ним на деревянных мечах. После каждого упражнения сломанный меч сына приходилось заменять: суть тут была в том, чтобы вложить в боковой удар всю силу.

Конн сблизился с рыцарем, сделав ряд стремительных выпадов, которые были столь же стремительно отбиты. Внезапно король ударил под самую рукоять меча Рофессы, и тот невольно высоко откинул руку. Сейчас же Конн направил клинок в правую часть нагрудника, и Рауд принял удар на щит, открыв свой левый бок. Конн снова размахнулся, как бы желая мощным ударом расколоть щит противника, но вдруг упал на правое колено и с поворотом направил меч слева под ребра Рофессы, туда, где кончалась кираса и начиналась кольчужная юбка, прикрывавшая бедра.

Такой удар сплеча и с поворотом позволял расколоть не то что старую измятую кирасу Руада, он пробивал мощную броню рыцаря-пехотинца, столь тяжелую, что подобные воины использовались в качестве живого щита при атаках конницы, буквально врастая в землю и ощетинившись наклонным частоколом копий.

Все было сделано правильно, вся сила была вложена Конном в этот удар, и все же Руад его отбил. Он успел опустить щит влево за миг до того, как сталь клинка должна была перерубить его доспехи чуть выше пояса. Щит, не выдержав, раскололся, клинок разрубил наручень, и рыцарь зашатался, прижимая раненую руку.

— Может, теперь хватит с тебя? — спросил король, отступая на пару шагов. — Ты и так храбрый воин, зачем тебе цветок-сердце?

Поддерживая левую руку правой, в которой все еще сжимал меч, Многомудрый внимательно оглядел залитое кровью предплечье. Сжал левую ладонь в рукавице. Потом пнул обломки своего щита и сказал:

— Хороший удар, парень. Если бы я его не знал, было бы сейчас два Рофессы, покороче прежнего. Только ты зря радуешься. Кость не задета, а если и задета — совсем немного. Щита я лишился, но левая рука мне еще пригодится. Знаешь, что главное в поединке с таким человеком, как я? Главное — не расслабляться!

Он вдруг прыгнул, разом покрыв расстояние, отделявшее его от Конна. Меч рыцаря ударил по щиту, несколько сверху, так что король вынужден был приоткрыться. Левая рука Рофессы сжала запястье правой руки Конна, да так, что кости затрещали. Не дожидаясь, пока Конн снова прикроется щитом, рыцарь ударил его рукоятью своего меча прямо в забрало шлема…

Все поплыло перед глазами короля, горячая кровь хлынула из разбитого носа, он не устоял и опрокинулся навзничь. Он царапал и рвал наличник, но тот, изуродованный мощным ударом, не хотел подниматься. Оставив попытки, Конн поднялся, вслепую размахивая мечом. Сквозь красноватый туман он сумел разглядеть, как рыцарь, назвавшийся Руадом Рофессой, спокойно подошел к алтарю, взял красный цветок и спрятал у себя на груди. Конн побежал к нему, что-то вопя и задыхаясь под искореженным шлемом.

Руад обернулся. Был он уже без каски, и ветер трепал его густые черные волосы, но лица рыцаря Конн рассмотреть не мог, хотя и был от него в пяти шагах.

— Поединок окончен, — бросил Рофесса, садясь в седло, — я тобой доволен… Конн. У нас обоих есть важные дела, но после, если захочешь, мы можем продолжить. Извини, что расквасил тебе нос.

— Стой! — хрипел король, не замечая, что его ведет куда-то в сторону. — Стой, трус! Ты обещал продолжить поединок в любом случае!

— Никогда не называй трусом того, кого не смог одолеть. Я тебя таковым не считаю.

С этими словами он пришпорил вороного и поскакал к арке. Как только всадник и конь промчались между монолитами, оба пропали, словно растворились в воздухе.

Конн хотел бежать за исчезнувшим Руадом, но ноги его подкосились, и он тяжело осел в горячую пыль.

Когда Бу, царапая маленькими пальчиками железо, все же снял с головы короля шлем, он увидел то, из чего боги некогда начинали варить Мед Поэзии, — кровь, пот и слезы.

— Я убью его, — шептали разбитые губы Конна, — Кромом клянусь, найду и выпущу кишки! Это кулачный бой, а не рыцарский поединок…

— Но вы сами обозвали его базарным драчуном, — пискнул Бу и поспешно добавил: — Никогда не видел такого красивого удара, Ваше Величество! Раз-раз, по щиту — бамс! — сверху — ух! — а сам на коленки и — вжик! Так бы его и разрезал, ну ничего, руку-то покалечил, и то славно.

— А он мне — в морду, — горестно заключил король, вытирая лицо взявшимся невесть откуда чистым платком. — Чего ж ты не пресек такое бесчестье, дух-хранитель?

— Люди дерутся — элементалы не встревай, — сказал Бу. — Да и какое бесчестье, в драке все бывает. Вы его — по ребрам, он вас — по сопаткам. Равные бойцы, даже с лица схожи.

Конн насторожился.

— Руад похож на меня?

— Не то что похож, а просто как две капли воды. Черноволосый, синеглазый, разве что посмуглее, от солнца, наверное. Я — то гляжу: вы вправо, и он вправо, вы двойной выпад, и он двойным отвечает… Просто бой с тенью. Одно мне в этом Руаде не понравилось: грубый он, не обходительный. Одичал, видать, на этом острове.

— Что за остров? — спросил Конн. — Ты ничего не говорил, Бу.

— Так не успел еще. Это остров племен богини Банну, Ваше Величество, Инис Фалль по-другому…

— Так это был мой брат! — вскричал король, вскакивая на ноги. — Да Дерг говорил, что на острове Фалль у меня есть сводный брат, с ним я и дрался!

— А если с братом, — покачал головой дух-ящерка, — так в следующий раз лучше выпейте да закусите, чем мечами махать.

— Но почему он не сказал сразу и назвался Руадом? Я бы отдал цветок, узнай Ннока. И почему он бросил мне вызов, если я прибыл на Фалль по воле Да Дерга?

— А у них тут всегда интриги, на Фалле этом, — заметил Бу. — Я сюда без особой нужды не захаживаю.

— И куда теперь? Отправимся в Медовый Покой королевы Матген?

— Хорошо бы, государь, но ваша невеста, как мне стало известно, — в Железном Замке фоморов.

— Вот как! Кажется, туда можно добраться только по воздуху. Все же я зря не ел утку Пинокля.

— Дался вам этот фигляр, — проворчал Бу, — у нас есть средство понадежней.

И он указал в голубое небо, где парил на широких крыльях, снижаясь, закованный в броню крепыш с головой дятла.