И, обращаясь к девушке, сказал уже громче:

— Эль, дорогая, нам нужно кое о чем переговорить с этим месьором один на один. Займись пока вон той картиной. Видишь, там синее озеро, круглое, как блюдце. Его вид не вызывает ничего, кроме желания выпить кислого муста. Добавь кувшинок, желтых цветов, ряски… Побольше ряски и тины: сочетание желто-буро-зеленого — это школа Кхуа Цюй. И еще дерево на берегу — излишне прямое, опусти ему ветки в воду… Нет, лучше пусть ствол его будет лежать в воде, облепленный тиной. Побольше печали, а то лубок, а не живопись.

Он отвел Конна в сторону и откинул бархатную накидку с большого холста.

На картине был изображен лес, густой и дикий. Под разлапистой елью примостилась убогая хижина. Ветер шумел в иглах, звенели комары… Да, все эти приглушенные звуки доносились с полотна, краски оживали: затрепетали тени, закачались ветви, скрипнула и открылась дверь лесного жилища…

— Где-то в дебрях Аквилонии, — чуть насмешливо сказал Эвраст.

Существо, явившееся из дверей хижины, было приземисто и косолапо. Поначалу Конн решил, что оно покрыто густой шерстью, но, присмотревшись, понял, что облачение этого странного обитателя чащи состояло из множества ползучих гадов и насекомых: змеи, многоножки, мокрицы, пауки густо покрывали его тело, совсем скрывая от глаз наблюдателя. Сонмы комаров, мух и иной мошки окружали его, как мутное облако. На пальцах вместо колец страшилище носило живых скорпионов, на шее — бусы из красных пиявок, а поясом ему служило тело белой змеи.

— Что за урод?! — воскликнул Конн, невольно отшатнувшись от картины.

— Каждый одевается, как хочет, — хмыкнул хозяин Железного Замка. — Лучше взгляни, кто его провожает.

Из-за двери выглядывало милое женское личико и узкая ладошка махала вслед удалявшемуся лесному обитателю.

— Эльтира! — изумленно выдохнул Конн.

— Ее мать, — пояснил Эвраст, наслаждаясь растерянностью своего пленника. — Ведунья из Сумрачной Пущи, что неподалеку от Галпарана. Ее супруг, которого ты только что видел, лесовик по имени Сотобар, всю жизнь посвятил поискам Весеннего Корня, дарующего вечную молодость. Был он хоть и не человеческого роду, но крепок телом и весьма недурен лицом — жена его любила. Для нее и старался, дабы краса супруги не угасала, ведь лесовики живут по три сотни лет. Он умел повелевать насекомыми и гадами ползучими и всегда отправлялся на поиски под их защитой. В таком экзотическом одеянии он не страшился ни зверей лесных, ни лютых разбойничков. Одеяние его и сгубило.

Изображение на картине дрогнуло и подернулось синеватой вечерней дымкой. Женщина бродила возле дома, собирая цветы, и что-то негромко напевала. Послышался приглушенный стук копыт, и на поляну выехал всадник в щеголеватом охотничьем костюме. Конн сразу же признал в нем молодого Альфреда, оруженосца своего отца.

Женщина застыла, в испуге глядя на всадника. Альфред приподнял шляпу и что-то спросил. Слов слышно не было.

— Вежливый молодой человек интересуется, не напоит ли его лесная жительница парным молоком или чистой ключевой водой, на худой конец, — пояснил немедиец.

Женщина опрометью бросилась к дому и захлопнула за собой дверь. Альфред недоуменно огляделся по сторонам, положив руку на эфес узкого меча.

— Молодой человек оглядывается в поисках опасности, испугавшей даму, — все так же насмешливо продолжил Эвраст, — не догадываясь, что опасность — он сам.

Тут из картины долетело множество звуков, словно в подрамнике лопнуло оконное стекло: треск сучьев под копытами коня, его пофыркивание, растерянное бормотание Альфреда, позвякивание ножен… Потом поляну огласил дикий рев. Из-за ели выскочил Сотобар, окутанный тучей летающей нечисти, и косолапо побежал к дому.

— Лесовик думает, что неизвестный всадник покушается на честь и достоинство его супруги…

Альфред выхватил меч, едва удержав лошадь, шарахнувшуюся от жуткого видения.

— Всадник, в свою очередь, думает, что чудовище пленило юную красавицу и собирается ее сожрать.

Альфред и Сотобар вступили в отчаянный поединок. Мухи и мошкара лезли в глаза оруженосца, комары нещадно жалили его во все неприкрытые костюмом места, белая змея, скользнув с пояса Сотобара, обвила ноги лошади, и лошадь упала. Оруженосец вскочил, разя мечом, но клинок погружался в гущу насекомых, как в губку, не причиняя лесовику ни малейшего вреда. Сотобар вооружился суковатой дубиной, и они кружили по поляне, причем лесовик страшно выл, а Альфред ругался по-аргосски.

И тут все кончилось. Сотобар выронил дубину, постоял, покачиваясь и словно раздумывая о чем-то, захрипел и повалился на спину. Из левого глаза его торчала короткая арбалетная стрела.

— Более удачливый охотник поражает чудовище метким выстрелом, — хохотнул Эвраст. — Догадываешься кто?

На поляну выехал еще один всадник. Был он мускулист и черноволос, одет в кожаную безрукавку, потертые штаны и сапоги, за спиной — меч в простых ножнах. В руках всадник держал разряженный арбалет.

«Государь! — оруженосец бросился к стремени его лошади. — Ты спас мне жизнь, я не смог бы одолеть это чудище, окружившее себя чарами!»

«Сколько раз говорил тебе, Альфред, — прогудел черноволосый, весело поблескивая синими глазами, — в глаз зверя бей, шкурку не порти… Э, да такую шкуру в опочивальне не повесишь!»

Рой насекомых медленно и неохотно покидал своего мертвого хозяина. Улетели мухи и комары, расползлись змеи, последними исчезли скорпионы со скрюченных посиневших пальцев. Взорам охотников предстал обнаженный человек с могучей грудью, кривыми ногами и мощными руками, широко раскинутыми в стороны. Его изувеченное, не лишенное привлекательности лицо было засыпано еловыми иглами.

«Да мы с тобой лесовика завалили, — покачал головой всадник с мечом за спиной, — не к добру это… Мне-то издали показалось, что ты с медведем воюешь».

«Он держит в своем доме женщину, — оправдался в глазах короля Альфред, — видно, похитил себе на поживу».

«Тогда ладно, — сказал черноволосый, — где она?»

Тут скрипнула дверь, и мать Эльтиры вышла на поляну. Она двигалась как-то боком, мелкими шажками, и лицо ее было совершенно белым.

«Ты свободна, женщина! — воскликнул черноволосый. — Этот юноша освободил тебя!»

— Конан, король Аквилонский, со свойственным ему благородством вручает лавры победителя своему оруженосцу, — торжественно произнес Эвраст.

— Отец! — крикнул Конн, делая шаг к картине. — Я здесь, отец!

— Он тебя не услышит, все это происходило много лет назад. Но смотри, кажется, спасенная не спешит благодарить избавителей! Ах, она покачнулась… упала… упала на грудь лесовика и лишилась чувств, бедняжка. Какая трагическая история.

Конн в бешенстве обернулся. Эвраст стоял, все так же скрестив на груди руки, и вкрадчиво улыбался. Рука Конна сжала эфес меча.

— Сейчас ты в человечьем обличье, тварь, — прохрипел пленник, — так давай сразимся, как воин с воином. Где твое оружие? Решим дело на пять ударов…

— Ого! — Хозяин Железного Замка даже всплеснул руками. — Да ты не в меру самоуверен, юноша! На пять ударов! Мне достаточно пошевелить мизинцем, чтобы ты обратился в прах. Но даже если бы мне захотелось развлечься и слегка пофехтовать, и ты сумел бы разрубить меня на куски… Нет, это было бы забавное зрелище!

В руке его блеснула тонкая шпага. Конн моментально выхватил свой клинок… Увы, пальцы сжимали лишь рукоять меча: лезвие истаяло, залив ножны отвратительной бурой слизью.

— И одного удара не сделал, хвастунишка. — Эвраст опять улыбался, шпага его исчезла также незаметно, как и появилась. — Ладно, я подлый, я нехороший, но, согласись, умею развлечь гостя. Вернемся к нашей картине. Посмотри-ка, да здесь пир горой!

Конн узнал парадную залу галпаранского дворца. Конан сидел во главе пиршественного стола, Альфред по правую руку, мать Эльтиры — по левую. Изображение на этот раз было смутным, звуки с холста и вовсе не долетали.

— Не будем останавливаться на счастливой свадьбе, — хмыкнул Король фоморов, — не люблю всякие пирушки… Если не драка со смертоубийством, либо хороший пожар. Идем дальше.