Думаю, что она пригодится, если уже не очень паршиво снято.

Пишите, как идет работа и успеем ли к 20-му. Эдуард решил уезжать 30-го, если не будет солнца, мы не успеем снять этого.

ХО! ХО! Должно быть солнце. И не только это солнце. 20 декабря одна «звезда», золотомедальная, должна стать солнцем — сильнейшим солнцем, которое, вспыхнув в Москве, должно засветить в Китае.

Жму Ваши руки и желаю бодрости, отсутствия уныния и прилива любви к делу.

Ученик

Гр. Александров».

Двадцатого не было — было двадцать четвертое.

13 декабря 1925 года «Правда» сообщила, что 21-го в Большом театре состоится торжественное заседание центральных, советских, профессиональных и партийных организаций, совместно с делегатами XIV партсъезда и что после торжественного заседания состоится демонстрация нового фильма «1905 год».

20 декабря мы прочитали в «Известиях» спасительную для нас — монтаж фильма в тот момент был весьма далек от завершения — информацию о том, что назначенное на 21 декабря в Большом театре торжественное заседание, посвященное 20-летию первой русской революции, переносится на другой день.

Из калейдоскопа сильнейших впечатлений, испытанных мною 24 декабря 1925 года, сохранилось в памяти то, как я мчался от Житной к Большому театру на мотоцикле с коробкой, в которой была последняя часть «Броненосца «Потемкин»», как у Иверских ворот мотоцикл сломался и я, сунув коробку под мышку, бежал мимо бывшей Городской думы (ныне Музей В. И. Ленина) к Большому театру. И еще — мы выходили на сцену кланяться и оркестр нам устроил «смычки». Это значило много: нашу работу одобряли даже музыканты Большого. Кстати, оркестр Большого театра имел непосредственное касательство к демонстрации фильма.

Комиссией ЦИК оркестру Большого театра было предложено подготовить музыкальное сопровождение фильма. Музыка к фильму была скомпонована из увертюры Литольфа «Робеспьер», увертюры Бетховена «Эгмонт» и симфонической фантазии Чайковского «Франческа да Римини» [6].

Эйзенштейн так волновался, что не мог находиться во время демонстрации фильма в партере. О 24 декабря он рассказывал:

«Взбираясь все выше от партера в бельэтаж, с яруса на ярус, по мере того как возрастает волнение, жадно и встревоженно ловлю отдельные взрывы аплодисментов. Пока внезапно, как картечь, не взрывается зрительный зал в целом — раз (это пошел кадр с алым флагом), два — это по штабу генералов грохнули орудия «Потемкина» в ответ на расстрел Одессы.

Продолжаю блуждать по пустынным концентрическим коридорам.

Никого.

Даже вахтеры все забрались внутрь. Зрелище необычайное, впервые за всю историю в Большом театре — кино!

Сейчас будет третья картечь. «Потемкин» пройдет через адмиральскую эскадру, «победно рея знаменем свободы».

…Успех фильма при его демонстрации в Большом театре был полным, но кто знал, что таким же триумфальным будет шествие «Броненосца «Потемкин»» по экранам нашей страны и всего мира.

Буржуазная цензура встретила фильм в штыки. Прокат его был немедленно запрещен. В Германии вопрос о демонстрации картины два раза переносился в парламент. Военное министерство категорически запретило всем военнослужащим посещение кинотеатров, в которых демонстрировался советский фильм о мятежном броненосце.

Впервые в истории кинофильм возбудил такие бурные политические страсти. В течение нескольких месяцев шла борьба, и, наконец, во избежание общественного скандала правительство было вынуждено разрешить демонстрацию фильма, но выпустило его на экраны с крупными купюрами. И тем не менее после появления «Броненосца «Потемкин»» на экранах Германии фильм настолько испугал германские власти, что был предан суду, с заседателями, экспертами и прокурором.

Из речи прокурора:

— Коммунисты хотят выучить своих людей военной тактике, дать наставления, как держаться в будущем бою. Это — задача настоящей картины. Хотя в ней трактуется историческое событие, но ее тенденция заключается в том, чтобы показать военным, как нужно восставать против государственной власти и брать власть в свои руки.

В Америке фильм пыталась обезвредить цензура, но и в изрезанном виде он действовал на умы и сердца. Американская киноакадемия признала «Броненосец «Потемкин»» лучшим зарубежным фильмом 1926 года.

Даже реакционная английская «Дейли геральд» писала: «Потрясающая постановка! Наибольшее впечатление картина производит своим трагическим реализмом».

В большинстве стран Европы публичный показ картины был запрещен, но тем не менее слава «Броненосца «Потемкин»» росла, как лавина в горах.

«Броненосец «Потемкин»» стал первым советским фильмом, заявившим миру о рождении кинематографии нового мира. Совершенная новизна художественной стилистики этой ленты, активное отрицание (буквально перечеркивание) всех многочисленных штампов западного буржуазного кино, могучая всепобеждающая простота и ясность замысла, вдохновенное воплощение этого замысла сделали фильм «Броненосец «Потемкин»» явлением мирового кино. Буржуазным ученым-скептикам, сомневающимся в жизнеспособности социалистического строя, на всех перекрестках Европы кричавших о бесплодности социалистической культуры, пришлось согласиться с тем, что в Советском Союзе, самом молодом государстве мира, могут делать картины высшего класса. С момента выхода «Броненосца «Потемкин»» СССР стал признанной кинодержавой. Этот факт многого стоил в то трудное время напряженной борьбы за признание наших суверенных прав во всех областях политической, экономической, культурной жизни. Нас радовало то, что повсюду в мире стали говорить: «СССР — это и большое кино!»

В январе 1926 года состоялась премьера фильма в кинотеатре «Художественный». Эйзенштейновцы позаботились о достойной подаче фильма. Фасад кинотеатра был превращен в модель броненосца. Перед началом сеанса на «броненосце» появлялся горнист, играющий сигнал восстания. Театр внутри был украшен морскими флагами, якорями и спасательными кругами. В центре фойе установили модель броненосца «Потемкин». Весь служебный персонал — администраторы, билетеры, контролеры, оркестранты, киномеханики, буфетчики были одеты в матросскую форму и матросские фуражки с надписью: «Князь Потемкин Таврический». Все помещения были переименованы на корабельный лад, что зафиксировано соответствующими надписями: зрительный зал — «ют», фойе — «кают-компания».

Успех у фильма был огромный, повседневный. В прессе отзывы носили только восторженный характер. «Известия» писали: «О «Броненосце «Потемкин»» надо не говорить, а кричать». Ну, конечно, крик весьма затруднительно воспринимать, поэтому приведу лишь спокойное, деловое высказывание «Правды», напечатанное в один из первых дней демонстрации фильма: «Зрителю трудно расчленить свое впечатление: что волнует его больше — сами факты, которые показаны в картине, или их кинематографическое оформление. Здесь все находится в таком равновесии, в такой слитности и спаянности, что отделить одно от другого невозможно… В «Броненосце» все сделано с большим умением, вкусом и настоящим темпераментом».

Выход на экраны «Броненосца «Потемкин»» и его невиданный успех надолго приковали к себе внимание печати. Журналисты, специалисты кино в газетных и журнальных статьях стремились вывести формулу успеха. И явился на свет термин «социальный заказ». Выражая самое существо дела, термин таил в себе и нежелательную возможность спекуляций на актуальной теме, злободневном сюжете. «Киногазета» писала в те дни: «…Эйзенштейн своей лентой выполнил социальный заказ, но не потому, что он работал по заданию ЦИК. Социальный заказ не получают ни в кабинете директора фабрики, ни в государственной комиссии. Эйзенштейн получил социальный заказ у пролетарской революции, в которой вырос как художник… Мы думаем, что, если следующая картина Эйзенштейна будет заказана не ЦИК и не по сценарию на тему о революции, Эйзенштейн все равно выполнит социальный заказ пролетариата».