Ее подавленное состояние внезапно сменилось чувством определенности. Как и в комнатах за ее спиной, в ней была пустота, требовавшая заполнения, и она заполнит ее теми качествами, которые притягивали ее мужа к Энни. Но сначала ей нужно узнать, что это за качества, и – как показало ее импульсивное решение начать работать в приюте – чтобы выяснить это, она сделает все, чего бы это ни стоило. Она вынуждена признаться самой себе: навязчивое увлечение Пола Энни поглотило также и ее.

Алек проснулся со старым зеленым свитером Энни под щекой. Ему нравилось спать с ним – ритуал, который казался ему абсурдным среди бела дня, но от которого он не мог отказаться ночью. Свитер был самым обычным: Энни надевала его во время своих ежедневных утренних пробежек. В ту рождественскую ночь, придя домой со станции скорой помощи, он нашел его на ее стороне кровати – помятая зеленая заплата на старом выцветшем одеяле с двумя обручальными кольцами. В ту ночь он спал с этим свитером, если только это можно назвать сном.

Всю прочую одежду Энни он отдал, сначала предложив ее Лейси, которая сжалась при мысли о том, чтобы надеть ее. Однако, со свитером он расстаться не мог. Он не стал стирать его, хотя, конечно, через несколько месяцев ее запах совершенно испарился, но все же свитер успокаивал его.

Сегодня утром ему предстояло собрание комитета по спасению маяка, и по этому поводу Он побрился – быстро, стараясь долго не смотреть на себя в зеркало: собственное лицо, изменившееся за последние несколько месяцев, не доставляло ему удовольствия.

Когда Алек спустился вниз, Клей и Лейси уже завтракали. Они, как обычно в последнее время, спорили, но замолчали, едва он вошел в комнату.

– Доброе утро, – сказал он, наливая себе кофе. – Доброе утро, папа, – сказал Клей, а Лейси пробормотала что-то вполголоса.

Трипод подошел к Алеку, ковыляя на трех ногах, и он наклонился, чтобы почесать овчарке голову.

– Кто-нибудь покормил животных? – спросил он.

– М-м-м, – сказала Лейси, и он истолковал ее ответ, как утвердительный.

Алек бросил себе в миску горсть готового завтрака из отрубей с изюмом, взял стопку фотографий и сел за стол. Он ел и просматривал снимки, поднося их к одному из нескольких пятен чистого света. Окна на кухне были застеклены витражами Энни, усеивавшими белые шкафчики и столы цветными бликами – зелеными, голубыми, красными.

Алек изучал фотографии, которые он сделал у подножия маяка: вид снизу на галерею из черного металла.

– Твои фотографии становятся все более и более странными, – сказал ему Том Нестор, когда он зашел в бывшую студию Энни, чтобы воспользоваться темной комнатой.

Алек поставил фотографию, прислонив ее к своей кофейной чашке, и опустил ложку в миску. Это действительно был странный снимок. И он ему нравился.

– Папа, – сказала Лейси.

– Что? – Алек повернул фотографию, чтобы посмотреть, как это будет выглядеть в другом ракурсе.

– Мисс Грин собирается позвонить тебе сегодня утром.

– Кто это – мисс Грин? – он поднял голову, чтобы посмотреть на дочь, и она быстро опустила взгляд в миску. Почему она это сделала? – Лейс! Посмотри на меня.

Она подняла глаза – большие, синие, как у ее матери, – и ему пришлось приложить усилия, чтобы самому не отвести взгляд.

– Кто это – мисс Грин? – повторил он свой вопрос.

– Моя классная руководительница. Он нахмурился:

– У тебя какие-то проблемы?

Лейси пожала плечами и снова уткнулась в миску. Она крутила в руках ложку, ее короткие пальцы имели воспаленный вид. У нее всегда была дурная привычка грызть ногти, но он впервые видел, чтобы они были обкусаны до мяса и выглядели так болезненно.

– Она хочет поговорить о моих отметках. Клей засмеялся:

– Этого следовало ожидать, О'Нейл. Ты не открывала книги весь семестр.

Алек положил руку на плечо Клея, останавливая его.

– Я думал, что у тебя по всем предметам отличные отметки, Лейс.

– Это было в прошлом году.

– Почему ты раньше не сказала мне, что у тебя сложности? Я бы помог тебе.

Она снова пожала плечами, легкая судорога пробежала по ее изящной спине.

– Я не хотела тебя беспокоить.

– Беспокоить меня? – он почувствовал, что его лицо мрачнеет. – Ты моя дочь, Лейси!

На стене за его спиной зазвонил телефон.

– Возможно, это она, – сказала Лейси. Ее лицо под веснушками стало белым.

– Вот теперь ты влипла, О'Нейл, – сказал Клей, когда Алек встал, чтобы снять трубку.

– Доктор О'Нейл? – спросила женщина официальным, отстраненным тоном.

– Да.

– С вами говорит Джанет Грин, классная руководительница Лейси.

Он тут же представил себе ее: темные волосы уложены в прическу, ярко-розовая губная помада, улыбка – широкая и фальшивая. Слишком суровая, слишком равнодушная, чтобы работать с подростками.

– Лейси сказала, что вы собираетесь позвонить. Лейси, конечно же, ждала до последней минуты. Он смотрел, как его дочь доедает свой завтрак: голова опущена, длинные рыжие волосы свисают до самого стола, как занавески.

– Я живу недалеко от вас, – продолжала Джанет Грин. – Я бы хотела навестить вас вечером и поговорить о Лейси, чтобы вам не нужно было заходить в школу.

Алек посмотрел вокруг. Стол рядом с мойкой заставлен вчерашней посудой с красными разводами томатного соуса. Кастрюля от спагетти все еще стоит на плите, одна длинная макаронина прилипла к ней сбоку в форме вопросительного знака. Кухонные столы завалены почтой и старыми газетами, и везде разбросаны сделанные им фотографии маяка.

– Давайте поговорим по телефону, – предложил он.

– Ну, хорошо. Лейси сказала, почему я хотела встретиться с вами?

– Она сказала, что у нее не очень хорошие отметки.

– Да, это так. Боюсь, она просто идет ко дну. У нее нет ни одной положительной оценки, и она провалила биологию и алгебру.

– Провалила? – он глянул на Лейси. Та вскочила со стула, как будто он прикоснулся к ней оголенным проводом, схватила со стола свой ранец с книгами и, на ходу закидывая его на плечо, выскочила за дверь. Алек опустил трубку себе на грудь.

– Лейси! – крикнул он, но увидел лишь рыжее пятно ее волос, когда она выбегала на улицу мимо кухонного окна. Алек снова поднес трубку к уху:

– Она ушла.

– Да, я знаю, что она расстроена. Ей придется заниматься биологией и алгеброй летом, если она хочет перейти в следующий класс.

Алек покачал головой:

– Не понимаю, в чем дело. Она всегда училась на отлично. Почему я узнал об этом только сейчас? А что в ее последнем табеле? Я бы заметил, если бы оценки снизились.

– Сплошь «удовлетворительно». Он нахмурился.

– Должно быть, она не показывала его мне. Это так не похоже на нее.

Он никогда не видел удовлетворительных оценок у своих детей. Впрочем, ему не доводилось встречать и оценок «хорошо».

– А ваш сын хорошо справляется с учебой, несмотря на смерть матери, не так ли? Я слышала, он будет выступать от своего класса на выпускном вечере.

– Да, – Алек снова сел за стол, внезапно ощутив усталость. Если бы не собрание по поводу маяка, он бы снова лег в постель.

– Он собирается поступать в Дюкский университет на будущий год?

– Да, – Алек посмотрел на своего сына, который встал из-за стола. Клей взял персик с блюда с фруктами и кивнул ему, выходя из кухни.

– По-моему, Лейси озабочена тем, как вы будете жить, когда ее брат уедет, и вы с ней останетесь одни в доме.

Алек снова нахмурился:

– Это она сказала?

– Нет, просто мне так кажется. Похоже, она никак не может прийти в себя после смерти матери.

– Я… конечно, я понимаю, если у нее такие плохие отметки…

Лейси провалилась на экзаменах, а он даже понятия об этом не имел.

– Я не заметил ничего необычного.

А он вообще ничего не замечал. В последние несколько месяцев он предоставил своим детям самим заботиться о себе.

– Вы ведь ветеринар, доктор О'Нейл?