«Заезжал по дороге в Вашингтон, – писал Пол. – Я туда примерно на неделю – работать над статьей о бурении нефтяных скважин в Аутер-Бенкс. Позвоню тебе, когда вернусь».

Оливия разглядывала конверт: знакомый почерк. Она перевернула его и заглянула внутрь, затем смяла, сжав его в кулаке. Ей хотелось кинуться вслед за ним, позвонить в гостиницу и крикнуть в трубку: «Разве ты не сказал Алеку О'Нейлу, что совершил ошибку?»

Но она знала, что не станет делать ничего подобного. Вместо этого она вернулась в кухню и замочила несколько пакетиков с чаем, чтобы обработать ожоги. А затем позвонила Алеку и сказала, что с радостью поедет с ним в Норфолк в субботу.

В среду был день рождения Джонатана Крамера, и Оливия согласилась заменить его вечером в надежде, что это поможет ей отключиться от мыслей о предстоящей пункции, назначенной на следующее утро. Около шести Алек завез голубую папку, полную информации о маяке, которую ей следует изучить для субботнего интервью на радио. Когда он через стойку регистратуры вручил ей папку, приемная была переполнена, и у них совсем не было возможности поговорить.

– До какого времени вы будете здесь? – спросил он.

– До полуночи. – По его взгляду она поняла, что он тоже разочарован: сегодня вечером они не смогут поговорить даже по телефону.

Около одиннадцати несколько подростков втащили в отделение скорой помощи своего приятеля. Оливия услышала его раньше, чем увидела.

– Черт! Проклятый приступ! – кричал он, когда Кейти и Линн везли его в одну из операционных.

У мальчика была приятная внешность и выгоревшие светлые волосы. Оливия пошла за каталкой, на ходу задавая ему вопросы. По его словам, ему семнадцать лет. Он был на вечеринке, немного выпил, и вдруг сердце у него заколотилось так сильно, что он уже ничего больше не слышал. От мальчика пахло алкоголем, его голубые глаза застыли, в них читался испуг.

– Запускайте монитор, – сказала она Кейти, а затем мальчику. – Что ты принимал, кроме алкоголя?

– Ничего. Только пару пива.

Он явно врал. Уж слишком он возбужден, слишком взвинчен, и пульс у него просто бешеный.

– Я знаю, что принимал еще что-то. Мне нужно знать, что именно, чтобы я смогла правильно тебя лечить.

– Черт, мое сердце сейчас разорвется. Она глянула на Кейти.

– Его друзья здесь? Кейти кивнула.

– В комнате ожидания. Я спросила их, что он принимал, но они утверждают, что он только пил, а потом вдруг начал жаловаться на сердцебиение.

Оливия оставила мальчика под присмотром Кейти и пошла в приемную. Их было трое: две девочки и один мальчик. Они сидели рядом на голубой виниловой кушетке, ощетинившись, готовые к обороне. Возможно, по дороге сюда они договорились, что отвечать на те вопросы, которые им будут заданы. Однако, приближаясь к ним, Оливия ощутила их страх. Им удалось придать своим лицам непроницаемое выражение, но что можно сделать с их смертельной бледностью?

– Я – доктор Саймон. – Она придвинула стул, радуясь, что комната ожидания сейчас пуста и не представляет угрозы для этой троицы. – И мне нужна кое-какая информация о вашем друге.

Они смотрели на нее в упор. Мальчику, похоже, было около восемнадцати. Он был босиком, со светлыми длинными волосами, доходящими до плеч. Светловолосая девочка была одета в обтягивающие джинсы и светлую майку с бахромой на рукавах и пониже груди, а ее подруга – в свитер с круглым вырезом и бледно-голубую мини-юбку. Оливию так поразило, что ей хорошо видны зеленые в цветочек трусики девочки, что она не сразу обратила внимание на ее волосы. Они были очень темными и выглядели так, как будто их обрезал безжалостный палач. Оливия совершенно не сомневалась, кто именно сидит перед ней. Девочка, очевидно, пыталась избавиться от рыжих волос, доставшихся от матери, но едва ли она могла скрыть эти веснушки, ямочки на щеках и синие глаза.

– Лейси? – спросила Оливия. Светловолосая девочка втянула в себя воздух.

– Откуда она знает твое имя?

Лейси старалась не встречаться взглядом с Оливией.

– Мне нужно знать, что принимал ваш друг, – повторила Оливия.

– Только пиво, – вызывающе сказал мальчик низким голосом.

– Нет, – сказала Оливия. – Он не только пил пиво. Это серьезно. Ваш друг может умереть. Мне нужно знать, с чем я имею дело.

– Крек, – сказала Лейси.

Мальчик воздел руки в воздух и вскочил. Он повернулся к Лейси, свирепо сверкая глазами.

Оливия наклонилась и пожала руку Лейси.

– Спасибо, – сказала она. – Я дам вам знать, как пойдут его дела, а вы тем временем, пожалуйста, оставьте в регистратуре телефон и имена его родителей.

Оливия вернулась в операционную. Мальчика уже подключили к монитору. Он успокоился, его глаза были закрыты, пульс частый, но ритмичный. Сейчас они ничего не могли сделать, только наблюдать. Через полчаса Оливия убедилась, что его жизнь вне опасности, и вернулась в приемную, чтобы сказать об этом его друзьям.

Девочки все так же сидели на кушетке, а мальчик курил сигарету, прислонившись к стене.

– С ним все будет в порядке, – сказала Оливия. Вся троица смотрела на нее с прежним непроницаемым выражением лица, без каких-либо эмоций. – Лейси, я хотела бы немного поговорить с тобой у меня в кабинете.

Лейси посмотрела на мальчика, прежде чем подняться и вслед за Оливией покинуть комнату ожидания. Она не сказала ни слова, пока они шли по коридору к кабинету Оливии.

– Садись. – Оливия показала на стул перед столом и села сама, слегка шокированная запахами алкоголя и табака, вместе с Лейси проникшими в комнату.

Лейси через стол наградила Оливию сердитым взглядом. Утрата длинных рыжих кудрей превратила ее в колючую молодую особу, выглядевшую весьма заносчиво.

– Как вы меня запомнили? – спросила она.

– Я запомнила тебя очень хорошо, – ответила Оливия. – Это был кошмарный вечер, и он всегда останется у меня в памяти. – Сегодня она знала то, чего не знала тогда: Лейси была со своей матерью, когда ее застрелили. – Наверное, тебе очень тяжело находиться здесь, в отделении скорой помощи, Лейси. Это должно вызывать у тебя ужасные воспоминания.

Лейси пожала плечами.

– Это не имеет большого значения.

– У твоего друга могут быть настоящие неприятности, – сказала Оливия. – Не только со здоровьем, но и с полицией. Тебе не кажется, что ты попала не в ту компанию? Может случиться так, что неприятности будут и у тебя.

– Ни черта не будут. Я не собираюсь прикасаться к этой дряни. Никто из нас не собирается. И я никогда его раньше не видела. Это друг Бобби из Ричмонда. Он принес крек с собой. И курил его только он.

– Я рада слышать это, – сказала Оливия. Голубая папка, которую принес Алек, лежала перед ней на столе, и, когда она заговорила снова, то прикоснулась к ней кончиками пальцев. – Как вы приехали в отделении скорой помощи?

– Нас привез Бобби.

– Ну, мне кажется, Бобби многовато выпил, чтобы везти вас домой. Может быть, мне позвонить твоему отцу, чтобы он приехал за вами?

– Нет. – С лица Лейси вдруг пропало ее по-детски жесткое выражение лица. Глаза наполнились слезами. – Пожалуйста, не надо!

Оливия опустила взгляд на папку. Идея позвонить Алеку выглядела привлекательно, но он бы вряд ли обрадовался, обнаружив Лейси в такой ситуации, да и Лейси явно приводила в ужас мысль, что он может узнать о событиях сегодняшнего вечера.

– А как насчет твоего брата? – спросила Оливия. Лейси покачала головой, опуская глаза на колени.

– Ну ладно, пойдем поговорим с твоими друзьями. Посмотрим, сможем ли мы найти для вас какой-нибудь безопасный способ добраться до дома.

Оливия встала, и Лейси выскочила за дверь, явно радуясь, что ее отпустили. Оливия некоторое время смотрела ей вслед, прежде чем последовать за ней, размышляя о том, есть ли в мире что-нибудь более хрупкое, чем четырнадцатилетняя девочка.

Пол забыл, что такое летний Вашингтон. Было только семь часов утра, когда он шел через парк Рок-Крик, а его футболка уже намокла и прилипла к спине и груди. Он шел тем же самым маршрутом, которым они ходили с Оливией по несколько раз в неделю, и он словно ощущал ее присутствие здесь. Каждый раз, проходя под ветвями раскидистого дуба с толстым стволом, она без устали восхищалась им и называла своим. Под ним в траве недалеко от дорожки она нашла выпавшее и неразбившееся яйцо малиновки. Она завернула его в тряпочку и заставила Пола забраться на дерево и положить его обратно в гнездо. Было невозможно идти по этой дороге и не думать об Оливии.