Справа от нас громоздились замерзшие снежные волны, достигавшие высоты плеча там, где пять лет назад я наблюдал прозрачно-зеленоватые блоки, наваленные до высоты двенадцати метров — свидетельство огромной мощи подвижного пакового льда. В своем отчете о путешествии вдоль северного побережья Гренландии Пири рассказывает, что в результате сжатия у берега лед наслаивается на высоту до 30 метров. У нас не возникло никаких трудностей в этом мрачном коридоре, и мы выехали на простор у подножия крутого снежного склона совсем рядом с мысом Колумбия. Затем мы поднялись по этому склону до самой бровки, и я провел там некоторое время, обозревая окрестности. Теперь в любой момент мне предстояло выбрать место, откуда начать движение на север по морскому льду. Черная плита мыса Колумбия выступала в море южнее, это было место, где располагался лагерь Монцино во время его рывка к полюсу в 1970 году. Там все еще были разбросаны следы той экспедиции: остатки хижины, канистры для горючего и прочий мусор. Итальянский граф, миллионер, профессиональный исследователь, Монцино отправился к полюсу со 150 собаками, тринадцатью эскимосами и семью другими спутниками. Примерно через пару недель половина эскимосов, датчан и канадцев повернули поодиночке назад. Многие разочаровались, было много разногласий. Однако при ежедневной поддержке легкого разведывательного самолета и транспортного самолета «Геркулес С-130» Монцино все же достиг своей цели. Когда его спросили, отправился бы он в такое путешествие еще раз, Монцино энергично покачал головой и заявил: «С меня достаточно. Достаточно всего. Слишком опасно. Слишком холодно».
Когда ему задали вопрос, зачем он отправил всех собак самолетом обратно в цивилизованный мир из Арктики, прилично заплатив за это, ведь они уже никому не были нужны, он ответил просто: «Прекрасные собаки. Очень быстрые».
Западнее мыса Колумбия волнистые белые слои шельфового ледника Уорда Ханта выступают в море на расстояние свыше десятка миль. Этот ледник состоит из толстого морского льда, сложившегося мористее побережья, а затем прилепившегося к берегу; местами он все еще оставался на плаву. С каждым годом этот припайный ледник становится все выше, потому что морская вода при малой солености промерзает даже в придонных слоях, а летом на его поверхности намерзает талая вода.
Как обычно бывает со льдом в Арктике, припай подвергается очень сильному сжатию и может взломаться без предупреждения. В 1961 году массив шельфового ледника Уорда Ханта стал раскалываться и сократил свою площадь примерно на 600 квадратных километров. Ледяные острова отплыли на запад и на восток, и воздушное наблюдение за их перемещением навело на мысль о том, что у мыса Колумбия расходятся западное и восточное течения. Такое место идеально для каждого желающего отправиться на север, а в случае возвращения маршрут к земле не будет подвержен какому-либо перемещению вод.
У основания нашего холма лежали огромные глыбы сдавленного льда, нагроможденного местами до высоты двенадцати метров. Они образовали стену между снежным полем и замерзшим океаном, но в стене были узкие проходы. Мы спустились с холма и после непродолжительной работы ледорубами преодолели шестиметровый барьер, после чего оказались на морском льду.
Мы уже проехали более полутораста километров по направлению к нашей цели, правда, довольно извилистым маршрутом, и все потому, что нам удалось выступить на несколько дней раньше наших предшественников.
17 февраля, за две недели до восхода солнца, мы впервые расположились лагерем на морском льду.
Я вспомнил, о чем думалось мне пять лет назад после горького признания собственной неудачи. Уже тогда я был уверен в том, что когда-нибудь вернусь назад. Слишком уж горько поражение. Пири писал однажды: «Истинный исследователь выполняет свою работу, потому что цель, которую он поставил перед собой, — часть его естества, и поэтому она должна быть достигнута ради самого свершения».
После того как одна из его попыток (каждая длиной два года) провалилась, он сказал:
«Влечение севера — странная, неодолимая сила. Уже не раз я возвращался из этих диких замерзших просторов, говоря самому себе — я совершил последнее путешествие туда… И проходило совсем немного времени, как мной овладевало все то же прежнее беспокойное чувство, и я начинал тосковать по великой белой пустыне».
Доктор Фредерик Кук, соперник Пири, заявивший, что именно он стал первым человеком, достигшим полюса, не менее эмоционален:
«Новая захватывающая страсть, которая с тех пор доминировала в моей жизни, — зов Арктики, вкус к ледовым просторам полярного океана. Что-то необъяснимое продолжает звать и звать, пока наконец вы уже не можете больше терпеть и возвращаетесь туда, словно зачарованные магией Севера».
У датчан есть даже особое слово для обозначения этого — polarhuller.
Когда мы поставили палатку в 300 метрах от береговой черты, на кажущемся безграничным пространстве непроходимого битого льда, я прижал рукавицу к кончику носа, но, увы, вовсе не почувствовал polarhuller. И ко мне пришло отвратительное осознание того, что ждет нас, в памяти ожили воспоминания о том времени, когда мы уже пытались пересилить мощь Ледовитого океана.
XIV На грани поражения
Даже человек с железным сердцем и великолепным кровообращением, облаченный в самые подходящие одежды, изобретенные людьми для севера, сильно страдает в условиях Арктики.
Уолли Херберт, 1974 г.
Одним из результатов нашего поражения в 1977 году было составление мною пессимистического, если можно так выразиться, расписания, в котором предусматривалась скорость движения в начале пути меньше километра в сутки. Но в течение первых дней тяжкого труда в темноте мы выбились даже из этого графика. Это вполне объяснимо, потому что пришлось преодолевать 700 метров мелкобитого льда. Мы прорубали ледорубами «трассу», которая соответствовала ширине мотонарт и проходила зигзагом между ледяными стенами и отдельными глыбами. За последующие полгода мы не раз доходили до предела своих физических сил, но ни разу не помышляли о том, чтобы отказаться от своей затеи. Сама мысль о том, что мы предстанем в таком виде перед экипажем «Бенджи Би», не позволяла даже думать об этом.
Проявил бы я себя более трезво мыслящим, ответственным человеком, если бы мы прекратили путешествие? Кто знает? Как увидит читатель, даже наши полярные эксперты иногда советовали нам эвакуироваться, и не без основания. Однако в те первые дни при сумеречном освещении мы не думали ни о чем больше, как только об очередных метрах, которые нужно пробить во льду.
По расчетам Уолли Херберта, фактически нам предстояло преодолеть 1320 километров, чтобы покрыть 760 километров по прямой до полюса, то есть свыше сорока процентов всех усилий должно быть потрачено на обходы. Никто, кроме Уолли, не знал этого лучше, потому что до него никому не доводилось пересекать Ледовитый океан, и он сказал, что мы едва ли преуспеем в своем предприятии, если не сумеем достичь полюса до 17 апреля. Держа эту дату в мозгу постоянно, мы могли позволить себе лишь минимум задержки.
Никто не пересекал Ледовитый океан, не пользуясь услугами самолета снабжения. Уолли помогал самолет канадских ВВС «С-130». Если бы наша коммуникация, обеспечиваемая «Оттером», по какой-то причине дала сбой, такое обстоятельство надолго задержало бы наше продвижение. Мы с Чарли выступили прежде, чем наш самолет прибыл в Алерт, и мысли о такой возможности не покидали нас, но мы надеялись, что с самолетом во время долгого перелета из Англии ничего не случится.
Так как в Антарктике Жиль и Джерри не раз оказывались в затруднительном положении из-за неполадок с запуском моторов, мы считали, что наш самолет был все-таки технически неисправен. Карл тоже был опытным механиком и полярным пилотом, но и ему нужно иногда выспаться, не может же он и в самом деле только тем и заниматься, что копаться в моторе. Вот что говорится в дневнике Карла обо всем этом:
