14 декабря, после девяти часов езды в сплошном тумане, я остановился. Милемер отмерил шестьдесят одну милю (около 100 километров). Южный полюс был где-то рядом. Однако ничего не было видно. Подоспел Олли, он был сильно взволнован:
«Примерно с милю назад слева мы проехали хижины».
Подстегнутые этим сообщением, мы с Чарли повернули за ним. Он остановился и указал куда-то. И верно — три черные тени виднелись во мраке.
При более пристальном изучении оказалось, что это флажки примерно полтора метра высотой, вероятнее всего — обыкновенные указатели. Разочарование вскоре сменилось нетерпением. Как-никак, но это все же были первые осязаемые черты ландшафта, каких мы не видели после Ривингена, оставшегося в 1600 километрах к северу. А там, где есть флаги, должны быть и люди. Мы рыскали по округе с час, но так ничего и не обнаружили. Тогда мы разбили лагерь и вышли на связь с радиооператором на Южном полюсе.
«Вы в шести километрах от нас. Видим вас на локаторе. Милости просим».
Он дал нам пеленг, и час спустя прямо перед нами замаячили какие-то силуэты.
В 04.35 15 декабря, примерно на семь недель раньше расписания, мы прибыли на нижнее донышко земного шара.
VIII От полюса до Эребуса
Природа часто спрятана, иногда преодолена, редко побеждена.
Фрэнсис Бэкон
Американская база на Южном полюсе, в отличие от остальных станций в Антарктиде, защищена от стихии металлическим куполом. Он достаточно велик, чтобы вместить под свои своды восемь сборных хижин с центральным отоплением, и зимой, когда температура падает до — 80 °C, его внешние двери закрыты. Все это придумано для зимовки дюжины ученых и шести-семи административных работников.
Начальник базы Том Плайлер в свое время служил лейтенантом морской пехоты во Вьетнаме. Приверженец жесткой дисциплины, он придерживался принципа управления людьми прямо противоположного тому, за который держался Ханнес в Санаэ. Что касается моих методов, то, как мне кажется, они лежат где-то посредине или, что скорее всего, видоизменяются в зависимости от характера людей, с которыми я имею дело.
Не желая отправляться на второй этап путешествия (включавший в себя предположительно опасный спуск по леднику Скотта) до тех пор, пока Джинни не оборудует радиоточку на полюсе, я попросил у Тома разрешения остаться «у него» на неделю. К этому времени из Вашингтона его поставили в известность о нашем неминуемом прибытии и, кроме того, согласились, чтобы мы забрали двадцать три бочки авиационного горючего. Остальное — на усмотрение Тома. Итак, мы установили две палатки-шатра метрах в ста от купола и приняли любезное приглашение питаться в столовой базы вместе с ее жителями в обмен на мытье посуды и участие в общих приборках. Это высвобождало кое-кого из штата американцев для более важной работы. Кроме того, Том разрешил мне посещать их врача, у которого было стоматологическое оборудование, и хотя тот никогда не применял его на практике прежде, он отлично справился с делом и положил конец моей зубной боли.
За две недели до нашего появления здесь произошли два весьма неприятных события.
На базе в Мак-Мердо, мозговом центре всех американских станций, самолет «Геркулес» и вертолет вывозили тела 224 погибших — результат аварии новозеландского самолета ДС-10, который врезался в вулкан Эребус. Этот самолет совершал рейс с туристами на борту.
Карта 5. От Южного полюса к базе Скотта
Что касается дела, относящегося к самой базе, то там совершенно случайно недавно сделали важное открытие: канализационная система отводила сливы недостаточно далеко. В итоге в течение ряда лет сточные воды, просачиваясь в лед, «прокопали» под куполом пещеру свыше 30 метров глубиной, на дне которой слоем до 10 метров скопились разные вещества. От этого купол слегка покосился, и излишнее напряжение в крепежных болтах привело к тому, что некоторые из них срезало. В дальнейшем при экстремально низких температурах положение могло стать еще более угрожающим. Думаю, зимовщикам не слишком улыбалась перспектива быть раздавленными обрушившимися металлическими конструкциями либо провалиться в болото с нечистотами.
Том был обладателем черного пояса по карате. По правде говоря, меня особенно не интересовал этот вид спорта, однако он продемонстрировал мне кое-что в крохотном «самодельном» спортивном зале. К счастью, его точно рассчитанные удары, зловещие взмахи ладонью, кулаком и ногой не достигали моего носа, промежности и колен, останавливаясь от них на расстоянии меньшем, чем толщина волоса.
«Ты занимаешься „ресслингом“?» — спросил Том, когда я перевел дух.
«Ресслингом? Это нечто такое, что проделывают со скотом?»
«„Негатив“ [25]. Арм-ресслинг — это турецкая борьба. Мы пользуемся этими матами для дзюдо».
«Ах, ресслинг! Нет, никогда. Если не считать случаев, когда пытаюсь отобрать у жены ключ от автомобиля».
«Ну что ж, — сказал Том, — ты подходишь мне по комплекции — приходи вечером, когда помоешь посуду».
Это было занимательно. Мне даже удалось заставить Тома вскрикнуть от боли, применив обычный, принятый в британской армии захват, который вывел из строя его руку на целый вечер, но не раньше того, как он чуть было не выдавил у меня кишки «калифорнийскими ножницами», а мою шею едва не вырвал с корнем экс-чемпион колледжа, который в данный момент подвизался в роли местного инструктора.
В интересах будущего путешествия я воздержался от дальнейших матчей по борьбе и ограничил свою активную деятельность мытьем посуды в столовой у раковин из нержавеющей стали.
Под ледяным полом купола змеился длинный туннель, где проходили трубопровод и электрические кабели. С годами там образовывалось все большее количество льда от всевозможных протечек и утечек, и лед забивал пешеходные дорожки. Однажды я даже сопровождал Тома и двух «полевых рабочих» (один из них в прошлом пилот Б-52) на уборку льда. Мы были вооружены ледорубами и мешками для выноса осколков. По дороге Том показал мне вертикальную вентиляционную шахту.
«Один наш повар попытался выбрать снег оттуда. Произошел обвал, и его задавило насмерть».
К счастью, мы занимались колкой льда в горизонтальной шахте, но я начал думать, что жизнь под полярным куполом была намного опасней, чем на открытом ледяном щите. По крайней мере во время путешествия можно провалиться в трещину, зато нельзя утонуть в собственных нечистотах.
«Нам приходится следить за инфекцией», — предупредил меня Том.
«Но ведь холод убивает микробы».
«Да, но только снаружи. Кое-кто из наших ученых проводит весь год в хижинах с центральным отоплением либо здесь, либо на базе Мак-Мердо. Ты говоришь, твоя жена собирается привезти с собой собаку. Ей придется оставаться там, в палатке, потому что здесь существует непреложное правило: „Никаких животных на полюсе“. Так что даже не рассчитывай, что я сделаю для вас исключение».
«Пес чувствует себя отлично и в палатке. У него длинная шерсть».
«Отлично, — сказал Том, — и вот еще что. Опасайтесь замороженных микробов. Они действительно вирулентны здесь, и мы не можем допустить, особенно в летнее время, чтобы ученые теряли драгоценное время из-за болезни. Говорят, что там, в Вашингтоне, вкладывают миллион долларов, чтобы продержать здесь одного ученого в течение года».
Он объяснил мне один из превентивных методов. Когда на Мак-Мердо появляется новичок, ему выдают специальный, пропитанный парами йода носовой платок, вернее, набор из трех платков: один, чтобы сморкаться, другой — подтирать нос, третий — вытирать руки. По доллару за платок— выходит три доллара за то, чтобы высморкаться.
Ближайшие соседи этой полюсной станции — русские, они в 1150 километрах отсюда на станции «Восток». Они держат мировой рекорд по самой низкой температуре — почти -90 °C. Кое-кто из американских ученых вот-вот вылетит туда в порядке обмена визитами, и даже принимаются заказы на «покупки». Выработана особая бартерная система:
