Царь Василий Иванович по погрустневшему лицу брата догадался, что тот сомневается в нужности крутых мер к Пскову, поэтому решил открыть всю правду:
- Тебя еще на свете не было, когда при отце нашем началась смута: братья против единовластия ополчились. Так вот Псков, к которому они обратились за поддержкой, хотя и не выделил им рати и не принял их как своих правителей, но все же Приютил. На малое время, но приютил. Едва не закончилось походом и междоусобной сечей. Одумались псковитяне, проводили братьев Ивана Великого за ворота. Но разве даже такую малую измену можно сбрасывать со счета? Брат наш Юрий вполне может приручить к себе Псков. Попытки такие он делает. И тогда не в Польшу побежит, а Псков возьмет под свою руку, а тут и Великий Новгород может встрепенуться. Круто тогда все изменится. Вот что меня страшит. Я обязан, как царь всей России, предугадывать события и предотвращать неурядицы. Ради этого и еду в Псков - за единовластием во всей России. Во всей! Ради этого беру тебя и князя Михаила Глинского в соратники.
- Даю слово, не отступлюсь от тебя.
- Вот и ладно. Давай подумаем о выборе.
- Ты хочешь все устроить по великокняжескому обряду, по царскому?
- Да, но при одном условии. Соберем сотни две девиц для смотрин, но я укажу тебе, где будет стоять Ефросиния. Если она тебе очень уж не понравится, то из остальных никого не выбирай. Повторим все, когда я сделаю вторично свой выбор. Пойми, не прихоти ради твоя подневольность, а для державы, ради наследника. Он должен быть достойным короны царской и нашего славного рода. Сам знаешь, коль у древа гнилые корни, какой толк от плода его?
- Хорошо. Я не ослушаюсь тебя.
Несколько месяцев свахи, объезжая не только старейшие города, но и отдаленные княжеские вотчины, выбирали невест для смотрин. Это удивляло как придворных, так и тех князей, вотчины которых посещали свахи. Никто не знал, чего ради сбор пригожих дев из знатных семейств, оттого судачили всяк на свой манер. Более всего предполагали, будто царь решил бесплодную царицу отправить в монастырь, себе же выбрать Новую жену. Предположение это в конце концов возобладало над всеми иными, и как обескуражен был государев двор, когда выбирать себе жену вышел князь Андрей Старицкий в сопровождении самого царя. «Младшенький. Последыш. Какая честь!» Еще в мыслях у каждого придворного появилась и такая догадка: в немилости князья Юрий и Дмитрий, стало быть, следует сделать соответствующий вывод и относиться к ним с большей осторожностью, дабы не вызвать неудовольствие царя-батюшки.
Князю же Андрею Ивановичу в это решающее для него время даже в голову не приходила мысль о великой чести, оказанной ему. Он с замиранием сердца ждал момента, когда подойдет к княжне, предназначенной ему в жены. У него одно в голове: не согласишься с выбором брата-царя, когда еще повторит он смотрины, а вдруг вовсе передумает из-за какой-либо случайности. Придется век коротать холостяком, без взгляда в завтрашний день. Не оставит тогда он после себя семени своего.
С неспешной торжественностью переходил князь Андрей от одной красавицы к другой, делая вид, что присматривается к каждой. С иными даже встречался взглядами, были они иногда стеснительно робкими, иногда многообещающими. Волновали его эти взгляды, однако он не мог покориться личному чувству, ибо ждала князя одна-единственная, уже выбранная для него.
Какова она?
Вот их взоры пересеклись. Его - испытывающий, ее - игриво-задиристый. Глаза ее походили на голубое небо, просвеченное изнутри золотыми солнечными лучами. Лицо хотя и пухловатое, но привлекало ярким румянцем, который, как его ни забеливали, пробивался наружу. Верно сказывал брат: не тоща. В теле дева, но становита. Как опарное тесто, начавшее едва-едва взбухать, но еще далеко от того, чтобы выпирать из дежи. В общем, нет никаких оснований отказываться. Тем более что и следующий выбор не за ним самим, а за братом-государем.
- Она, - обернувшись к Василию Ивановичу, сказал князь Андрей, не скрывая волнения, - она.
Свахи тут же окружили Ефросинию и повели в отведенный для невесты князя Андрея терем в царском дворце.
- Стало быть, по душе?
- Да.
- Я доволен, что угодил тебе.
- Спасибо, брат.
- Будем готовиться к свадьбе. Кого возьмешь в дружки? Хабара-Симского или князя Глинского?
- Лучше, если будут оба.
- Ладно. Сваху и боярынь выберет Соломония. Мы с ней тоже благословим вас на счастливую супружескую жизнь и на наследника.
- Спасибо.
Знали бы братья, какой смутьянской окажется княгиня Ефросиния, ни в жизнь бы не остановили на ней выбор. Но завтрашний день не ведом людям.
Зачин свадьбы не в теремном дворце князя Андрея, а в палате царева дворца, именуемой серединной. В красном углу, под иконами поставили два схожих с малым троном кресла, одетые белым бархатом. На креслах - по два сорока черных соболей, на которых сидеть жениху и невесте. Перед креслами на лавке с узорчатым полавочником из белой камки[105] еще связка из сорока соболей, которая будет служить опахалом для жениха и Невесты.
На правое кресло усадили князя Андрея, подле него встал царь Василий Иванович, а у левого - пока пустого - встала царица Соломония. За спиной - Дружки: Михаил Глинский и Хабар-Симский. А уж за их спинами - Юрий и Дмитрий, братья Андрея. Они не хотели быть гостями на свадьбе последыша, завидуя его счастью, но Василий Иванович предупредил их:
- Сбежите в свои вотчины - опалю! По моей воле свадьба Андрея. Он хоть и младше вас, хоть и последыш, но честней и разумней вас. Так что выбирайте: быть на свадьбе или оказаться в опале. И чтоб без кислых лиц!
Куда денешься? Скрипи зубами от злой зависти, однако держи себя достойно, радуясь якобы счастью брата.
Тем временем княжну Ефросинию, одетую в сарафан из белоснежной камки, шитый лишь жемчугом, в белом же кокошнике, украшенном жемчугом и алмазами, вывели из отведенного ей терема на встречу с суженым, который ожидал ее в серединной палате. Целая толпа боярынь сопровождала ее. Впереди несли две брачные свечи, еще не зажженные, два каравая и серебряные деньги на серебряном подносе.
Словно озарилась палата, когда порог ее переступила невеста, которая светилась озорной радостью, вовсе не робея. Частыми шажками, как бы подпираемая с боков двумя свахами, подошла к своему креслу и, опершись на руку суженого, поднявшегося ей навстречу, мягко опустилась на белоснежный бархат.
Царев духовник начал читать заздравную молитву, одна из боярынь принялась гребнем чесать волосы жениха и невесты, для чего у княжны сняли с головы кокошник и расплели косу. Светлые волосы ее под гребнем заструились на плечи. Вторая боярыня, взяв связку из сорока черных соболей, начала опахивать ею суженых. Остальные боярыни осыпали их хмелем.
Внесли богоявленскую свечу, от пламени ее запалили брачные. Свадебное шествие направилось в собор Успения Божьей, Матери. Молодые шли пока еще не рука в руку. Княжна в окружении боярынь и боярышень шла позади будущего мужа на несколько шагов. В храм ввели Ефросинию, когда князь Андрей стоял уже у правой стороны столпа. Княжну поставили по левую сторону.
Из царских врат вышел митрополит, хор грянул здравицу, жених и невеста теперь на полном основании взялись за руки и направились по дорожке, устланной черными соболями, к амвону, где их ждал митрополит. Перед сужеными несли брачные свечи и караваи.
Краток и не очень волнующий для присутствующих обряд венчания. Это для жениха и невесты он незабываем. Митрополит, окропив святой водой из серебряного ведерка, объявил их навечно соединенными узами священного брака, служка подал венчаемым малые кубки с красным вином (кровью Господней), они выпили вино до дна. Ефросиния опрокинула кубок, чтобы не осталось в нем ни капли, а князь Андрей, бросив свой кубок на пол, раздавил его каблуком.
Стоя вплотную друг к другу, они принимали поздравления от царя и царицы, от митрополита, от дружек Хабара-Симского и Михаила Глинского, от братьев Андреевых, от родственников Ефросиний, от бояр и боярынь, терпеливо слушали церковный хор, возглашавший здравицу и многолетие.
