Литмир - Электронная Библиотека

- Ты, государь, клялся крестоцелованием объявить о моем смоленском княжении всенародно, если положу я к твоим ногам Смоленск. Я исполнил свое, а ты, похоже, намерен нарушить клятвенный ряд? - сказал с упреком Глинский.

- Чем ты, князь Михаил, не доволен? Ты - ближайший мой советник. Одарен уделом с двумя богатыми городами. Тебе остается одно: служить мне честно. А Смоленск я взял не для того, чтобы тут же отдать в чужие руки. Продолжим сей разговор в Кремле. Теперь лее не время глаголить, еще рано вкладывать меч в ножны. Веди свой полк к Орше и присоедини ту крепость к России. Такова моя воля.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Князь Михаил Глинский не мог разобраться в своих чувствах, не понимал, то ли он страшно зол на Василия Ивановича за бессовестный обман, то ли возмущен совершенно незаслуженным оскорблением. Покинуть Польшу, где у него была родовая вотчина и несколько имений, его просто вынудили. Он не переметчик, к которому можно относиться с подозрительностью, и сделал все, что зависело от него, дабы вернуть уважение Сигизмунда к себе, но король не оценил этого.

Собственно говоря, изживать его начали еще при Александре. Чем старательней Глинский служил, чем громче одерживал победы над татарами и над русскими, тем подозрительнее к нему относились ясновельможные. Они и Александра настраивали против него, внушая королю, что маршалка будто бы рвется к трону. Однако Александр верил ему и верно поступал: он никогда не думал о захвате трона. Даже когда появилась такая возможность, когда так близок был королевский трон, он не решился на его захват. Шевельни он только пальцем, и гвардия, ему подчиненная и его боготворившая, смела бы все препятствия, тогда уж Сигизмунду не видать бы трона как своих ушей.

Глинский вспомнил о Киеве, где он тоже намеревался все сделать по чести и совести, причем не ради единоличной власти. Он, вернув Киевскому княжеству прежнее величие, смог бы показать, на что способен. Отделяться же от Речи Посполитой он не собирался, даже в Уме такого не держал. Да и со Смоленском у него были связаны самые благие намерения. Не собирался он отделать Смоленское княжество от Москвы, чтобы сделать самостоятельным, а хотел создать мощный заслон и от польско-литовской алчности, и от разбойных налетов крымцев и ордынцев.

Виной всему тому - алчность. Освободилась Россия от ига, вот тут бы соседям вернуть прежде отбитое у ордынцев, так нет, не захотелось расставаться с богатыми землями. Лучшим посчитали называть их своими. Так и началась вражда между славянами-соседями, которая переросла в жестокую кровавую войну. Причем обе стороны использовали в этой войне ордынцев с крымцами, обогащая их, пестуя наглость и поощряя разбойный образ жизни.

Князь Михаил Глинский всей душой был против этого, потому так рьяно встречал татаро-монгольские тумены, всякий раз разбивая их наголову. А что получал за это? Молву, которая утверждала, что он нацеливается на королевский трон. Король Александр не верил клевете, его брат - поверил. И вот теперь, похоже, царь Василий Иванович стал подозрительным, как Сигизмунд.

«Что оскорбление - месть! Сигизмунд потерял Смоленск, мог бы потерять намного больше, но теперь я не помощник царю Василию, палец о палец для него не ударю. Отомстить же найду способ».

Исполняя волю царя, Глинский вел свой особый полк к Орше, но как вел? Делая частые дневки и вовсе не заботясь о том, чтобы во время этих дневок в стане соблюдался воинский порядок. Ратники, увидев безразличие первого воеводы, начали исподволь пошаливать: бражничать, обижать сельских женщин, особенно дев. Второй и третий воеводы полка не узнавали князя, но вмешиваться не решались. Удивлялись тысяцкие и сотники, из них иные оказались даже смелей воевод: шли прямо к Михаилу Глинскому, предупреждали его, что в полку начинается самое настоящее разложение, ратники уже без зазрения совести самовольничают. Князь, однако, от всего отмахивался:

- Пусть их. Не поперечим если их малой вольности, с большим уважением к добрым командирам пойдут на приступ Орши.

Странно было слушать подобное от опытного, прославленного знатными победами воеводы. Очень странно. И совершенно непонятно. Но… выше головы разве прыгнешь?

Действительно, что можно предпринять, если первый воевода подчинен только самому царю и его действия не подсудны подчиненным. А понять, почему поступает Глинский так, возможно ли, не зная истинной цели князя-воеводы, не ведая о его потаенных мыслях.

А у князя Глинского, кроме мыслей о мести за оскорбленную честь, никаких нет. Перво-наперво он решил, что не пойдет на приступ Орши. Осадить, исполняя приказ царя, осадит, но с приступом погодит. Пришлет же в конце концов Сигизмунд войско? Не может же он сидеть в своем дворце сложа руки? Начнутся стычки, а то и сечи, необходимость взятия Орши само собой возможно и отпадет.

Вместе с тем Михаил Глинский понимал, к чему может привести его бездействие, если Сигизмунд слишком долго станет собирать войско. Тут оковы могут в ход пойти. Стало быть, есть для князя два пути: продолжать служить царю Василию, отерев с лица смачный плевок, либо бежать за границу. Вот над этим выбором размышлял князь и днем, когда ехал впереди своего полка будто бы в полудреме, и ночью, утопая в перинах лебяжьего пуха, но не ощущая их нежной мягкости.

Уже при подходе к Орше мучительные раздумья привели его к твердому выводу: надо бежать! Но куда? Под чью руку приткнуться?

Орден Тевтонский Девы Марии? Там, конечно, его примут с распростертыми объятиями. И не простым рыцарем. Но что можно сделать, не став полновластным главой Ордена? Князь знает, что надлежит сделать, и сумел бы вернуть прежнее величие Ордену, но разве нынешние его бездарные правители отойдут в сторону, уступая ему место? Они даже не потеснятся!

«Нет. Орден - день вчерашний», - решил Глинский.

Крым. Он тоже примет князя с великим удовольствием, позабыв о поражениях от него. Татары охотно принимают изменников, особенно воевод и атаманов. Но тогда придется идти против христиан, вставать в ряды тех, кто намерен сделать магометанской всю Европу, а следом и весь мир.

Нет, и это не годится.

Император? Он пыжится, желая объединить усилия всех христиан, и православных, и католиков на борьбу с мусульманским наступлением на Европу, и вполне может поставить его, Глинского, во главе этого многотрудного, но очень важного дела. Вот где будет возможность полностью раскрыть свои способности и дипломата, и воеводы.

«Пожалуй, подходяще…» - заключил князь.

Однако чем больше он думал над тем, что предложить императору, чтобы тот безоговорочно купил его и вручил судьбу противостояния с турецким султаном Салиманом, вдохновителем мусульманской экспансии, тем отчетливее понимал, что не так все просто, как представляется на первый взгляд. Салиман не без разбора прет на Европу. Решительные удары наносит только по тем странам, где господствует православие: Хорватия, Македония, Словения, а вот с Грецией он осторожничает, пытается захватить только некоторые острова, до Италии вообще не дотрагивается. А в это время император, беспрестанно твердя о желании поднять весь христианский мир, основные усилия прилагает к тому, чтобы втянуть в войну с Турецкой державой Россию. Она своими жертвами, своей кровью наверняка ослабит султана Салимана, и тот станет сговорчивей и не осмелится поднять меч на католический мир.

«Двойная игра. Честный ратник в такой игре никому не нужен, - сетовал князь. - Не по мне хитрость без чести и совести. Не по мне».

Остается Сигизмунд, но он не примет, если не увидит своей выгоды. Без предательства не обойтись.

Князю Михаилу Глинскому очень не хотелось предавать (иное дело - слукавить). Однако обида на Василия Ивановича, обманувшего, но, главное, оскорбившего совершенно незаслуженно (в чужие руки!), полностью заглушала угрызения совести.

Не приглашая писаря, князь принялся писать сам письмо. Его тайна, ему одному ее знать. В письме он признавался королю Сигизмунду, что совершил поступок непростительный, переметнувшись к московскому князю, но всячески старался оправдать этот поступок совершенно не заслуженным оскорблением своей чести. То, что он не захватил трон, хотя мог это легко сделать, Глинский объяснил уважением к династии Ягеллонов и напомнил, что ничего дурного самому Сигизмунду не сделал, напротив того, выведя гвардию ему навстречу, исключил возможность переворота, который, по его сведениям, готовился ясновельможными в пользу Владислава. Правда, переходя на службу к Василию Ивановичу, он готовился отомстить, но слава Господу и святой Деве Марии, одумался и ничего из того, что задумал, не совершил.

58
{"b":"230754","o":1}