- Он до Старицы не смог дойти. А ты его в Великий Новгород. Посильно ли?
- Теперь дойдет. Обязан. Все сделает, чтобы смыть свой позор.
Почти одновременно вышли полки и из Старицы, и из Москвы. И те, и другие спешили, ибо каждый считал, что наступил решающий момент, и выбора нет: победа для них - это жизнь, поражение - смерть. Иного не предвидится.
У князя Андрея Ивановича и Хабара-Симского было преимущество во времени: Старица на пять-шесть переходов ближе к Великому Новгороду, и поэтому Оболенскому вряд ли удалось бы догнать взбунтовавшегося князя, если, конечно, все у того шло ладом и ничего вдруг не случилось. Рассчитывая вот на это самое «вдруг», мчались в погоню за Старицким князем Овчина-Телепнев и Оболенский, не жалели коней, оставив обоз далеко позади. Князья - особенно Овчина-Телепнев - вполне осознавали, какая угроза нависла над ними, что ждет их, если не согнут они в бараний рог Андрея Старицкого. Светят им тогда не только оковы, но и неминуемая казнь. Верховная дума отыграется за свое унижение, за свой страх перед разнузданной жестокостью. Да, Овчина-Телепнев мог сам перед собой быть честным и называть вещи своими именами.
Конечно, гонка сломя голову не помогла бы, ведь больше того, что можно выжать из коня - не выжмешь. Обстоятельства, однако, сложились так, что у князя Андрея Ивановича произошла заминка: у Старой Руссы, на что был главный расчет, новгородской рати не оказалось.
- Что случилось? Неужели труса праздновал? - недоуменно, вроде у самого себя, спросил Хабар-Симский. - На князя Воронцова не похоже, чтоб только о животе своем думал.
- Приведет или нет он полки, для него все едино конец, если одолеет Овчина-Телепнев, - решил открыть правду князь. - Переписка с ним Михаила Глинского известна Елене с Овчиной.
- Дела. Тем более совершенно непонятна его медлительность или даже нерешительность.
- Погодим пару-тройку дней, - предложил князь Андрей. - Может, подтянется?
- Прикинуть что к чему нужно, но не допустить бы опрометчивого шага. Объяви, князь, дневку. За это время мы с тобой все обдумаем.
Сутки - достаточное время для осмысления обстановки. Можно было бы найти подходящее решение, но получилось, однако, так, что не вышло у князя и окольничего единомыслия. Хабар-Симский предложил идти спешным порядком к Великому Новгороду, князя же Андрей воспротивился:
- А что, если Великий Новгород не откроет нам ворот? Более того, возьмет сторону Овчины? А князь Воронцов может пойти на такое, спасая свою жизнь. Тогда мы окажемся между молотом и наковальней.
- Допустить подобное можно, но если так случится, мы, обойдя Великий, найдем удобное место для сечи.
- Усилившись новгородскими полками, Овчина с Хромым получат большое преимущество.
- Предполагаешь, стало быть, встретить Овчину здесь?
- Даже если не подойдут полки Великого Новгорода.
- Возможно, ты прав, - подумав немного, согласился Хабар-Симский. - Видимо, князь Воронцов не сумел поднять новгородцев на бунт.
Хабар-Симский был прав. Полки с охотой поддержали своего воеводу, единодушно выказав готовность выступить, но отцы города, узнав об этом, возбудили народ весомыми словами: отец князя Андрея Старицкого лишил Великий Новгород многовековой вольности, а яблоко от яблони далеко не катится. В трудную минуту князь Андрей Иванович может даже пообещать вернуть вечевой колокол, но как обретет силу, непременно все вновь порушит.
Вот и вышло так, что обида на Ивана Великого распространилась на его сына. Страстные же речи князя Воронцова о том, что по Русской Правде сын за отца не в ответе, пользы не принесли.
А время работало на Овчину-Телепнева. Вот уже лазутчики, которых Хабар-Симский не забывал рассылать на все прямоезжие и проселочные дорого, начали доносить о передовых отрядах князя Овчины-Оболенского , который идет по главной Новгородской дороге, и князя Оболенского-Хромого, который стремится перекрыть дорогу от Старой Руссы на Новгород.
- Сечи не избежать. Нужно определять место.
- Я уже посылал младших воевод окрест. Они нашли удобную цепь холмов у Тюхали. Да и сама крепостица хотя и невеликая, но на всякий случай в ней можно укрыться. Обоз можно тоже в ней разместить.
- Сам не смотрел?
- Нет. Сейчас намерен ехать.
- Поедем вместе.
Место и впрямь оказалось удобным. Цепь крутобоких холмов сливалась в длинный хребет, на котором ловко встречать противника. Перед холмами - сенокосные угодья. Поле ровное, словно вальком приглаженное. Для рукопашной схватки лучшего не сыскать. Сама крепостица тоже под рукой. Там действительно можно укрыть весь обоз с огнезапасом, подносить который к стрельцам - плевое дело.
- Гуляй-город бы?
- Не успеем. Вот закопы сладить перед холмами успеем.
- Тюхолян покликать надо, заплатив им. Казны я взял собой в достатке.
Выслав несколько засад, чтобы притормозили они стремительный ход рати Оболенских, Хабар-Симский начал готовить оборону. Закопы делал с таким расчетом, чтобы можно было без помех нанести боковые удары. Верейскую дружину он укрыл за холмами правей крепостицы. У дружины две задачи: одна - держать под охраной тыл, чтобы не зашел Овчина за спину, вторая - в разгар сечи ударить в спину московской рати.
К исходу второго дня Хабар-Симский доложил князю:
- Все готово. Теперь можно до утра отдохнуть.
- Дозоры только выслать. Не ровен час, попрет Овчина-Телепнев ночью.
- А как же иначе, - с явной обидой ответил Хабар-Симский. - Разве несмышленыши мы?
- Не супься. Я напомнил не в укор тебе, а на всякий случай. Чего тут плохого?
Ночь прошла спокойно. Весь следующий день одна за другой возвращались засады. Одни, вдохновленные успехом, почти без потерь и с десятками пленных, другие - наоборот - понурые, потерявшие много ратников и едва унесшие ноги. Тех и других князь Андрей Иванович и Хабар-Симский встречали добрым словом, настраивая их на предстоящий бой. Пленных, кто по доброй воле переходил под руку князя Андрея Ивановича, распределили по сотням, не желавших же изменить прежней присяге, запирали в клетях Тюхоли.
Еще один день прошел в ожидании прихода помощи из Великого Новгорода и подхода московской рати князя Овчины-Телепнева, но ни полки новгородские, ни войска Овчины все не появлялись. Лишь на закате из леса несколькими проселочными дорогами начали выезжать конные тысячи и устраивать себе станы на противоположном конце сенокосного поля.
И на холмах, и на опушках леса запылали костры. Горели они до полуночи. Вокруг костров шла неторопливая беседа ратников, многим из которых оставались последние часы их земной жизни, и это они вполне понимали.
Свои шли против своих. Думалось, канула в лету междоусобица, рать лишь для борьбы с ворогами, ан - нет. Завтра польется кровь русская от русских же мечей.
Первым на рассвете ударил набатный барабан московской рати. Она начала споро облачаться в доспехи, коноводы подводили коней. Малое время, и лава готова к бою. Подай знак, и она устремится на холмы.
Перед строем готовых к сражению ратников появились стяги: государев и князя Овчины-Телепнева. Со значением два стяга. Не ради одного державного царя всей России, но и ради князя Ивана Овчины-Оболенского-Телепнева, главы Верховной думы, фактического правителя России, предстоит скрестить мечи с бунтарями. А мятежники тоже выстраиваются, на гребне холмов. Пиками станут встречать наступающих, и не только пиками. Хабар-Симский приготовил неожиданность: за гребнем к стрельбе изготовились стрельцы. Их не так много - всего сотня - но они могут сделать многое. Когда лава, набрав скорость, подлетит к холмам на сотню саженей, стрельцы выступят вперед и встретят ее залпом, устроив тем самым завал - а сбавив скорость, лава не сможет перемахнуть закопы.
Успешной оказалась уловка Хабара-Симского. Стрельцов он поделил на два ряда, по полусотне в каждом. Дав залп, первый ряд отступал, чтобы зарядить рушницы, на его место выходил второй ряд, и следовал новый залп, к тому времени первый ряд успевал зарядить рушницы и готов был дать залп. Получился почти непрерывный огонь. Под выстрелами падали кони. Хабар-Симский велел стрелять не по всадникам, а по коням, чтобы навалить как можно большую кучу-малу. Всадников эта куча сама помнет.
