Стражники хазарского царя и хакана почтительно расступались перед русскими витязями, одетыми в прекрасные легкие, но крепкие кольчуги и блестящие шеломы и вооруженными мечами, копьями и остроконечными стрелами, находящимися в красивых кожаных колчанах, отороченных серебряной каймой, изображающей гордую птицу, парящую в небе.

— О сыны гордого племени русичей, пустившие свои корни в земле восточных словен! — горячо проговорил первый сановник хазарского хакана и визирь Ипион, как только гости и хозяева расселись вокруг просторного стола, заставленного всякого рода яствами, сладостями и кубками с вином. — Их высочайшие милости, наш любимый царь и мудрейший правитель хазарских иудеев хакан, устроили пир в честь вашего прихода в землю тюркского народа, хазар, и заключения с ним справедливого мира!

Русичи во главе с Олегом встали и склонили головы перед хаканом и царем в знак благодарности за гостеприимство.

— Мы не обладаем даром сладкоречия, высокочтимые правители хазарских народов, царь, и хакан, и мудрые советники, но хотим сказать одно: наши сердца почувствовали всю доброту и благожелательность ваших помыслов, идущих от просвещеннейшего разума и силы духа вашего бога Йогве, и глубоко признательны вам за это, — несколько волнуясь, но проникновенно и тепло проговорил Олег и, приложив правую руку к сердцу, поклонился сначала хазарскому царю, затем хакану, а потом и всем девяти верховным сановникам. — Мы высоко чтим ваши законы, которые избрали вы, великий царь и высокочтимый хакан, установив порядок среди хазарских народов. Я вижу за этим добрым столом и мусульманских, и языческих, и христианских, и иудейских первосвященников и поражаюсь широте взглядов и истинному великодушию правительствующих особ Хазарского каганата. Русичи впредь никогда не будут нарушать обещанного вам и вашим народам мира. Думаю, клятвы верности миру и любви нашим народам, которые мы принесли нынче с огнем и кровью, мы должны сохранить и, не обижая друг друга, должны ежегодно держать ответ за верность данной клятве, — завершил Олег свою речь твердым голосом и услышал облегченный вздох своих «Лучеперых» сподвижников. Он выпрямился, затем снова сердечно поклонился правителям хазарской страны и сел на почетное, центральное место, расположенное в восточной части огромного стола.

— Если народы ссорятся, то и солнце хмурится, гласит наша мудрость, — вставая, проговорил хазарский царь на славянском языке, с особой размеренной певучестью, которая сразу заставляет вслушиваться в каждое слово оратора.

Хазарское окружение царя закивало в такт каждому слову своего правителя и горделиво посмотрело на гостей.

Гости поняли хвастливый намек хозяев: краткая речь всегда самая запоминающаяся.

Но что скажет хакан?

Хакан уважал традиции своего народа, любящего своих невластвующих царей, которыми управляли либо жрецы, либо хаканы. Духовная власть всегда была выше царской и потому требовала к себе особого внимания.

— Я нынче просил у Бога великой милости для проведения доброй встречи наших народов, — тихо сказал хакан, но все почувствовали, сколько повеления и силы духа звучало в каждом его слове. — Смирение перед силой мужества русичей должны испытать все хазарские народы, заключив с ними справедливый и долголетний мир, — медленно и важно оповестил хакан всех присутствующих в правительственном дворце и слегка поклонился Олегу.

Олег ответил таким же поклоном хакану и выдержал его проницательный взгляд.

— Мне по нраву открытый взор великого киевского князя Олега-Олафа, который привел свою несметную дружину в нашу страну, дабы прекратить разбойничьи набеги племен-отрубов. Вождь их наказан, и больше ни у кого из соседей орельских словен не будет желания испытывать остроту стрел и тяжесть булатных мечей русьских воинов! Да будет вечным мир между нашими народами, и хранит Господь Бог крепость клятвы, данной нынче в синагоге Саркела великим правителем русичей князем Олегом, нашим царем и мною, хаканом хазарским, в лето девятисотого года, — торжественно провозгласил хакан и вдруг спросил: — Скажи, великий киевский князь Олег, какими словами ты завершаешь свои военные советы?

— Да будет тако! — недоуменно ответил Олег.

— А знаешь ли ты, что это клич наших предков, древнего народа, первых иудеев? — гордо спросил хакан.

— Да, ведаю об этом от своего верховного жреца, — спокойно ответил Олег. — Ну и что из того? — настороженно спросил он.

— Из того следует, что все народы родственны друг другу и должны подчиняться единым справедливым законам, данным нам небом! — строго изрек хакан и испытующе посмотрел Олегу в глаза.

— Я согласен с тобою, мудрейший хакан, — выдержав взгляд первосвященника хазарских иудеев, твердо проговорил Олег и доброжелательно продолжил: — Для того я и пошел на мир с вами.

— Я хотел это услышать еще раз, и я услышал! А теперь, следуя законам нашего гостеприимства, мы должны вручить дары великому киевскому князю Олегу-Олафу и всем его полководцам, а затем начать пир во всем городе Саркеле! — завершил хакан свою речь и зазывно провозгласил: — Да будет тако!

И в ответ грянуло троекратное на славянском и арамейском языках:

— Да будет тако!

Полгода прошло с тех пор, как Олег на пиру в славной хазарской столице, именуемой городом Саркел, поверх финской серебряной кольчуги надел огромный черно-бурый лисий душегрей, изготовленный искусными скорняками из земли Бертас, и лихо отплясывал иудейский танец с наложницами хазарского царя и хакана. Ах, как приятно было вспоминать об этом на берегу Дона, где возводил он лобовое укрепление, защищающее землю не столько от коварных языческих хазар, сколько от назойливых кочевников-половцев и печенегов, которые участили свои набеги на эти земли. Ах, как лестно было сознавать, что на пиру в Саркеле одна из самых красивых наложниц не отрывала от него своих чарующих глаз и льнула к нему не только по велению хакана, но и по зову сердца своего. «Ах, Аранда, Аранда, сколько изящества и любовного мастерства хранят твои руки и живот! Сколько прелести скрывается в каждом движении твоих бедер и плеч! И не надо никаких слов! Обо всем говорят твои жаркие поцелуи и огонь в прекрасных черных очах, когда неожиданно видишь ты меня и даже не замечаешь, сколько пота и пыли смешалось на лице моем от тяжелого труда!.. Как хорошо, что Экийя далеко и не желает меня видеть!.. Пусть все идет, как идет, — с веселой грустью вдруг подумал Олег и улыбнулся своим думам. — Время гнать грех, но так хочется увидеть эту сладострастную иудейку, что не терпится поскорее закончить вон ту часть работ, на которую и глаза уже не смотрят!.. Не заметили бы мои мудрецы, Любомир и Руальд, что я остываю душой к тому делу, ради которого остался здесь», — неожиданно спохватился Олег и тяжело поднялся с одного из чурбанов, предусмотрительно расставленных строителями-ратниками на поляне.

«Какая сила испытывала ствол этого могучего дерева?» — каждый раз думал Олег, когда смотрел на многоветвистое трехствольное дерево, растущее в самом центре береговой донской поляны, что раскинулась на восточном полустепняке, примыкающем к причалу. — Как сильна в нем жизнь!.. Не поддался ни стихиям, ни людской злобе!.. Хорош образец стойкости!.. Живи, кедр, еще тысячу лет и учи нас, слабых, похотливых мытарей, уму-разуму! — прошептал Олег, подойдя к трехствольному кедру, и низко поклонился ему. Затем он обхватил руками один из стволов и прикоснулся к нему лбом. В следующее мгновение Олег задышал глубоко и ровно, принимая целительную силу дерева. «Как хорошо! Какая мощь проникает в мое тело от духов земли и духов неба!» — благодарно подумал он и поцеловал ствол кедра.

— Думаешь о силе своего тела? — услыхал он вдруг ласковый шепот за спиной и медленно повернулся.

Перед ним стояла Аранда в простом светлом Платье, украшенном тонкой золотистой нитью по груди, рукавам и подолу. Голова Аранды была покрыта длинным покрывалом из багдадского шелка, волнами скрепленного на висках мелкими яхонтовыми брошками. По высокому чистому лбу от одной яхонтовой броши до другой была протянута изогнутая посередине в петлю нить красивого речного жемчуга.