— Ящерица на оконном стекле!

Палтус выгнулся на камне, хвост у него странно изогнулся. Мартышка испуганно вздрогнула и попыталась погладить сухую и прохладную шкурку приятеля, но тот не дался и быстро пополз прочь от солнцепека, в ближайшую глубокую и темную расщелину.

— Well like a comma you're a-cuddled absolutely in vain! You brought that Doberman abroad, but whatcha hoping to gain? — внезапно сморщив лицо, произнесла Марго.

— Типа, в позе эмбриона ты валяешься зря!

— Ты какого добермана прикатил за моря? — ответил ей Банан и понял, что сон окончательно вышел из-под контроля.

Ему стало страшно, пора было просыпаться.

Но он не мог, отчего-то сон оказался не только отвратительным, но и сладостным, черная рукоятка плети все так же приятно лежала в ладони, а Марго сейчас была не просто красивой, а необыкновенно красивой — он никогда еще не видел таких потрясающих женщин, пусть даже и играющих не предназначенную для них роль.

Палтус нырнул в расщелину, кончик хвоста на мгновение мелькнул и исчез.

— Эй! — сказала Мартышка, — ты куда?

Марго внезапно дернулась, а потом обмякла, Банан понял, что хватит.

Он отбросил плеть, развязал ей ноги, потом встал на стул и отвязал руки от перекладины.

Снял ее с креста и положил на кровать.

— Счастье — это теплый пистолет, мама! — почти не слышно пропел он себе под нос и начал стирать губкой кровь с тела Марго.

Она опять положила на него руку, ему стало тяжело, грудь что-то сильно сдавило, он открыл глаза.

От кондиционера стало холодно, Марго спала, все так же безмятежно посапывая, как ребенок, которым когда-то была, как были в свое время детьми и Банан, и его сестра, и давно уже исчезнувший Палтус.

Руки у Максима горели, он выбрался из-под одеяла и вышел на лоджию.

Уже рассвело, отчетливо виднелось море.

Та его часть, что именуется Эйлатским заливом.

Сейчас он был еще в утренней дымке.

Банан посмотрел на свои ладони — правая была красной.

«Типа, в позе эмбриона ты валяешься зря!

Ты какого добермана прикатил за моря?» — вновь возникло в его голове.

— Не знаю! — честно ответил сам себе Банан.

Он всегда делал то, что у него просили.

Ему надо было зарабатывать деньги, и он перевозил деньги.

Ему говорили, что у него красивые плечи, и он послушно обнажал их — Ирине нравились его плечи, как нравились они и многим другим.

И он делал больно, если его об этом просили, хотя отчего-то больно постоянно становилось ему.

Банан закурил и сел в шезлонг, стоящий на лоджии.

От соседнего бунгало по узенькой дорожке вниз спускалась какая-то парочка, но он не мог ее рассмотреть через густые зеленые заросли.

Солнце всходило все выше, море приобрело цвет, стало ярко-синим.

На большом дереве чуть пониже лоджии были отчетливо видны большие, уже открывшиеся навстречу солнцу цветы.

Розоватые, с красной сердцевиной.

Наверное, дивно пахнущие.

Внезапно он увидел, как над одним из цветков, будто маленький вертолетик, кружит какое-то существо.

Вначале Банан решил, что это бабочка, но, приглядевшись, понял, что это не так.

Над цветком порхала птичка, малюсенькая, с длинным, чуть изогнутым клювиком.

Она умудрялась так быстро махать крыльями, что они сливались в неясное, отбрасывающее тень пятно.

Действительно — как вертолет.

Или колибри, ведь так летают именно колибри, зависают над цветком словно большие бабочки, и крылья их сливаются в почти что прозрачную тень.

— Колибри! — сказал он вышедшей на лоджию сонной Марго.

Смешной, растрепанной, завернутой в покрывало.

Марго зевнула и потянулась.

Покрывало соскользнуло и упало, голая Марго плюхнулась в соседней шезлонг.

На ее груди были хорошо заметны четкие красные полосы.

— Неудобно спала! — сказала Марго.

— Колибри! — опять произнес Банан.

Марго посмотрела на птичку, все еще кружащую над цветком, и улыбнулась.

— Honey bird! — сказала она и добавила: — На иврите «ципор дваш»… А вот по-русски…

— Медовая птичка, — сказал Банан, и вновь потянулся за сигаретой.

— Honey birds, honey birds, heart without love and words… — почти что пропела Марго…

— Почему это сердце без любви и слов? — удивился Банан.

— Не знаю, — сказала Марго, а потом добавила: — Просто оно у них такое маленькое, что для любви и слов в нем уже нет места!

— Откуда у тебя эти полосы? — спросил Банан.

— Я же сказала: неудобно спала! — ответила Марго, подняла с пола покрывало и вновь закуталась в него.

— Есть хочешь? — спросил Банан.

Ладонь правой руки уже перестала быть красной, обычная ладонь обычной правой руки.

— Смотри! — сказала Марго и показала на море.

Мимо берега медленно проплывало небольшое белое судно с четко различимой надписью на корме: «The Flying Dutchman», «Летучий голландец».

— Ну и что? — равнодушно спросил Банан.

— Он там! — сказала Марго, спустив покрывало и подставляя голые плечи лучам солнца.

— Кто? — поинтересовался Банан.

— Этот черный чувак, — ответила Марго, — он в этом казино диджеит, там клуб есть, так вот в нем…

«Летучий голландец» проплыл мимо и исчез за соседними бунгало.

Невысокие горы на противоположной стороне залива уже были ярко освещены солнцем, пустынные, светло-коричневые, с желтыми, будто нарисованными пятнами.

Банан вновь подумал о том, что он так и не знает, зачем он здесь и что будет завтра.

И — послезавтра.

Вот уже второй месяц, как он просто не представляет, что будет.

— Пошли завтракать! — сказала Марго.

Завтрак оказался странным, без мяса, то бишь — кошерным.

Молочное, рыба, выпечка.

И совсем безвкусный кофе.

Зато свежевыжатый сок. Банан взял себе грейпфрутовый, Марго — апельсиновый.

Он наложил себе полную тарелку золотистых лепешек, хорошенько полив их каким-то тягучим джемом.

Марго была в шортах и майке без рукавов.

На плечах никаких следов не было, как не было их и на запястьях.

Они позавтракали и спустились вниз, прошли мимо бассейна, вышли из ворот и оказались на дороге.

Справа был Египет, напротив — граница Иордании и Саудовской Аравии.

А они были в Израиле.

На самом краю, почти что на Синайском полуострове.

Банан махнул рукой проезжавшему по дороге такси, они сели, Марго попросила везти их в порт.

Туда, где катера, яхты и где швартуются плавучие казино.

В Израиле запрещено играть, но играть можно в нейтральных водах.

Было жарко, уже за сорок, но с Красного моря дул ветер, и Банану было хорошо.

Они проехали мимо обзорной мачты подводной обсерватории, миновали заполненный пляж, позади остался отель «Ла Меридиен», машина повернула в сторону порта, горы подпирали Эйлат с той стороны, откуда они приехали, горы были и с другой стороны, горы, пустыня и ярко-синяя поверхность моря.

Банан посмотрел на Марго, она сидела спокойно, темные очки были подняты на лоб, глаза были усталыми — видимо, все еще не отошла от вчерашней дороги.

А потом он посмотрел на ее голые колени и внезапно опустил руку и погладил — вначале одну, потом другую.

— Странный ты! — сказала Марго.

Машина остановилась, Банан расплатился, и они вышли.

Ближайшая яхта отплывала через пять минут, они вполне успевали.

Добежали до пирса, купили билеты и по шатким мосткам прошли на корму.

Накаченный капитан в джинсах и темной футболке что-то сказал одному из двух матросов, тот начал отшвартовываться.

На яхте кроме них было еще человек десять, Марго позвала его наверх.

Эйлат остался за спиной, за спиной осталась и Акаба с маленькими белыми домиками и летней резиденцией покойного короля Хусейна, яхта шла посреди залива, и Банан вдруг почувствовал, что опять становится свободным.

От себя, от ночных кошмаров, от всего-всего.

Слева виднелись пустынные горы Израиля и Египта. Яхта прошла мимо пограничного пункта Таба, позади остался построенный на египетской территории высотный «Хилтон».