На это время приходится интенсивная фаза переговоров, было признано полезным, что отход от подступов к Иерусалиму удачно компенсировался успешной операцией по захвату каравана. И снова самым надежным из источников по этому периоду выступает Баха ад-Дин. Мы получаем представление о жестокой борьбе, причем позиции противников описываются со всеми подробностями. Теперь речь идет не о том, чтобы обмануть противника с помощью грандиозных проектов и блефов, но о дипломатической малой войне за каждую пядь земли. При этом партнеры по переговорам выступают как совершенно достойные противники, осознающие свои преимущества и хорошо разбирающиеся в ситуации. Салах ад-Дин «гибок и великодушен», когда речь заходит о незначительных уступках, но непоколебим как скала в том, что касается основного; и Ричарду приходилось отказываться от своих требований, что он и делал, не упуская при этом все же ни одной возможности получения за это какой-нибудь компенсации. Иногда это принимало форму учтивой просьбы о парочке деревень, за которые он был готов несколько умерить свою гордыню. Его дипломатическое отступление было организованным, тогда как в упрямом отстаивании ставших нереальными требований таилась опасность бесполезного разбазаривания того времени, в течение которого его армия все еще представляла собой какую-нибудь угрозу, и можно было в итоге потерять все, что было приобретено во время марш-броска на юг. Настроение у Салах ад-Дина было далеко не пораженческое. Но и он ходил по краю пропасти, и не только из-за возможного выхода его войск из повиновения, но — как впоследствии с чувством благодарности за счастливую волей небес дарованную отсрочку, заметит Баха ал-Дин, — и потому, что дни его были уже сочтены. В итоге ни одна из сторон не выторговала себе особых выгод, договор полностью отвечал реальной военной ситуации.
Сразу же после отхода из Байт-Нубы Ричард возобновляет переговоры, причем до середины июля основным камнем преткновения является вопрос о разделе Иерусалима, что соответствовало мартовскому положению дел. Тогда, среди прочего, речь шла о владении цитаделью и соответствующими главными святынями, Церковью Гроба Господнего и Пещерной Часовней, причем не было ясности в том, будет ли при разделе жилой части города все еще соблюдаться фиктивный брак и тем самым требование о полном отделении. Теперь, в июле Салах ад-Дин без обиняков дал понять, что его уступки в отношении Иерусалима будут ограничены предоставлением права свободного посещения города паломниками, Еще он потребовал срыть Аскалон, Газу и ад-Дарум, 19 июля Ричард отклоняет требование в отношении Аскалона, но отдает приказ о сносе укреплений ад-Дарума. Салах ад-Дин вновь берется за оружие, нападает на Яффу и овладевает ею, хотя и ненадолго. Тем не менее своими действиями ставит под сомнение возможности христиан удержать за собой этот город, предлагая гем удовольствоваться куском побережья между Тиром и Кесарией. Но Ричард и не думает отказываться от Аскалона — он превозносит благословение мира, который наступил бы, если бы все зависело только от него, после чего он смог бы вернуться домой, в противном же случае, готовый ко всему, он останется в Святой Земле. Ричард предлагает графу Генриху установить нечто вроде ленных отношений, что по существу напоминало брачное предложение, и даже объявляет о взятии в лен Аскалона и Яффы со всеми вытекающими отсюда последствиями. Он, возможно, в конфиденциальной беседе даже признался, что султан наверняка оставил ему Аскалон, чтобы не подмочить его репутацию, так как в любое время мог бы без труда выбить оттуда его небольшой гарнизон. Короче, он не брезговал никакими уловками, лишь бы сохранить за собой город, который Салах ад-Дин в свое время разрушил и который он восстанавливал своими руками. Учитывая его важное стратегическое значение для Египта, Салах ад-Дин уже шел на уступку в том, что не настаивал на его возвращении, а был согласен на то, чтобы данный район, после разрушения всех укреплений, стал нейтральной зоной. Когда 28 августа смертельно больной Ричард, которому донесли об угрожающем положении Яффы, наконец отказался от Аскалона, он тут же потребовал взамен Рамлу и Лвдду, на выделение которых Салах ад-Дин в итоге согласился, хотя Говден сообщает о денежной компенсации. Во всяком случае на глазах крестоносцев Аскалон был разрушен мусульманскими войсками. В переговоры было вовлечено большое число посредников. Так мы слышим о посредничестве Абу Бакра, камергера аль-Адила, к которому Ричард питал особое доверие; одновременно он устанавливает связи с аль-Маштубом, с тем самым, уже получившим свободу комендантом Акки; но упоминаются также и особа, приближенная к сыну Салах ад-Дина, аль-Азизу, и высокопоставленные мамелюки. Баха ад-Дин сообщает, что известие о достижении окончательного соглашения было встречено радостно обеими сторонами. Оно отражало такую ситуацию, в которой ни один из противников не мог победить другого. Но равновесие сил в конечном счете держалось исключительно на авторитете Ричарда. Последний военный козырь остался у него, но обстоятельства победы должны были бы лишь облегчить ему отказ от Аскалона.
В конце крестового похода перед нашими глазами разворачивается настоящий героический эпос, сходно отображенный очевидцами обеих сторон. Помимо Амбруаза, подробное изложение событий можно обнаружить и у Коггесхэйла, ссылающегося на поименованных и упоминаемых Амбруазом свидетелей, тогда как Баха ад-Дин заверяет, что драматическая высадка короля происходила у него на глазах. Кроме этих основных источников, краткое изложение случившегося передают нам Говден, Дицето, Сикард и тексты Эракл-«Эрнуль», и даже в таком отдаленном источнике, как «Зальцбургские Анналы» событию этому посвящена далеко не краткая запись. В числе многих подробностей становятся известны имена членов королевской свиты, дата и даже день недели, в который состоялась битва за Яффу. Амбруаз вспоминает, что именно в субботу утром король высадился на берег, и он не ошибается: в ночь с пятницы, 31 июля, на субботу, 1 августа, королевский флот, три дня шедший сюда из Акки из-за скверной погоды, стал на якорь у города, но на некотором расстоянии от берега. На рассвете взору открылась печальная картина. Они пришли слишком поздно: город уже пал, а берег усеян неприятелем, так что атаковать было бессмысленно. Поскольку одновременно с флотом отправилась и сухопутная армия под началом Генриха Шампанского, у Ричарда практически не было лошадей. Но войска Салах ад-Дина отрезали крестоносцам путь у Кесарии, и к Ричарду удалось впоследствии пробиться лишь небольшому отряду во главе с Генрихом. Этим и объясняется до смешного малая численность коней у Ричарда, названная летописцами. Если верить Баха ад-Дину, которого меньше других можно заподозрить в бахвальстве, у Ричарда было от девяти до семнадцати рыцарей на лошадях и от 300 до 1000 пехотинцев, которые были распределены по 50 кораблям, из которых 15 оказались галерами. Таким образом, можно сказать, что в его распоряжении находилась практически одна пехота, в рядах которой, конечно, были отменные арбалетчики — генуэзцы и пизанцы. Если не считать французов, участие в общей спасательной операции вновь объединило представителей всех национальностей. Корабли стояли на рейде, и велось оживленное обсуждение сложившегося положения — казалось, Ричард был мало склонен чрезмерно рисковать, поскольку еще не было ясно, в чьих руках находилась цитадель.
Но перенесемся на берег и вернемся несколько назад. За неделю до этого, предприняв контрнаступление, Салах ад-Дин осадил Яффу. На следующий день, 31 июля, город был взят, что сопровождалось грабежами и убийствами, но остатки гарнизона укрылись в цитадели. Поскольку Ричард, который как раз собирался выступить из Акки в Бейрут, был немедленно извещен о приближении Салах ад-Дина, защитники не теряли надежды на помощь. Конечно, предусмотрительно велись переговоры об условиях капитуляции, — получить приемлемые условия от Салах ад-Дина, несомненно, было гораздо легче, чем от Ричарда, — но страсть к мести и алчность мусульманских ратников серьезно затрудняла султану их осуществление. В предрассветных сумерках 1 августа звуки горнов с кораблей заставили Салах ад-Дина поторопиться. Он посылает комиссию под руководством Баха ад-Дина для описи имущества цитадели. Засевший в ней гарнизон с растущей тревогой ждал, когда же наконец, высадится Ричард, и, опасаясь кровавой бани в случае штурма, готовился уже к сдаче. Коллега Баха ад-Дина приказывает высечь несколько своих недисциплинированных солдат, мамелюки султана отобрали у мародеров ценную добычу, взятую христианами при нападении на караван и свезенную в Яффу — за короткое время она уже не первый раз меняла своих владельцев. И тогда арабский хронист неожиданно видит, как вперед вырывается красная галера короля с такими же красными парусами, и становится очевидцем высадки. Он спешит к шатру своего господина, чтобы доложить ему о случившемся — в этот момент тот заносил перо, чтобы подписать грамоту о помиловании и передать ее находившимся подле него христианским посланникам. После того, как ему нашептывают о случившемся, он откладывает в сторону грамоту и заводит беседу, чтобы отвлечь внимание присутствующих, но уже через несколько секунд все увлекает за собой вихрь панического бегства, и ему ничего не остается, как узаконить отступление своим приказом. Как признается Баха ад-Дин, султан вовсе не рассчитывал на то, что противнику удастся высадиться на берег, — на стороне мусульман было значительное численное преимущество.
