После такой подготовки на международном уровне Филипп взялся за medias res[94]. В январе 1192 года он организовывает встречу с сенешалем Нормандии Вильгельмом Фитц Радульфом и другими нормандскими баронами и предъявляет им «хирограф» своего договора с Ричардом в Мессине. На основании сделанных в мнимо документальном тексте уступок Филипп требовал выдачи Алисы, Жизора и нормандского Вексена, а также Ю и Омаль. Рассматривая Мессинский договор, мы уже показали, что все эти якобы отказы Ричарда в пользу Филиппа не что иное, как грубая фальсификация. Так как сенешаль не получал соответствующего распоряжения от Ричарда, то требования Филиппа были отклонены, и тот покинул встречу, угрожая войной.

Филипп сделал следующий шаг, пригласив Иоанна приехать к нему во Францию и предложив ему, женатому на наследнице Глостерской, как и следовало ожидать, вместе с рукой Алисы принять от него в качестве лена все континентальные владения Плантагенетов. Но королеве-матери и Вальтеру Руанскому удалось удержать уже собравшегося в дорогу Иоанна, пригрозив ему конфискацией его английского лена, если он поедет к Филиппу, — щедрое наделение Иоанна поместьями в Англии оказалось хорошим средством давления на него.

В 1192 году Филипп делает третью попытку использовать сложившиеся обстоятельства — начинает военное вторжение в Нормандию. Но его дворяне отказались идти вместе с ним, мотивировав свое нежелание тем, что они поклялись не поднимать оружие против Ричарда, пока тот находится в крестовом походе.

К напрасным усилиям и уловкам, направленным на то, чтобы с помощью других покорить Нормандию, можно отнести и сомнительную миссию двух папских легатов в Нормандию в начале 1192 года. Ее следует рассматривать в связи с замешательством, царившим на папском дворе из-за не совсем понятных причин смены власти в Англии. Мы должны вспомнить о том, что возвращение Филиппа совпало по времени со стабилизирующим обстановку в Англии освобождением от должности Уолтером Руанским Лоншана. Папе Целестину, который старался соблюдать интересы Ричарда, не давали покоя миссии Лоншана и Уолтера, и каждая ссылалась на подлинную волю Ричарда, так что только его специальные посланники из Святой Земли должны были прояснить, что смещение ставшего уже ненужным Лоншана было волей короля. До того как это выяснилось, отправка папских легатов для примирения бывшего и нового верховных юстипиариев могла расцениваться как жест доброй воли по отношению к Ричарду. Девиз утверждает, что тайным инспиратором этой якобы заботящейся о примирении делегации был Филипп, который, верно, мог воспользоваться случаем для проявления инициативы за спиной пожилого папы во время своего пребывания в Риме. Во всяком случае, бросается в глаза, что легаты, требовавшие доступа в Жизор и Руан, стремились к тому же, что и Филипп. Так как сенешаль не дал разрешения — уже с 1189 года было известно, что Ричард не хотел никакого вмешательства легатов, — один из кардиналов, епископ Октавиан Остийский, прибег к жестким мерам: непокорившийся Филиппу Фитц Радульф был вместе со своими сторонниками отлучен от церкви и — плохая дестабилизирующая мера, которая могла создать хорошую питательную почву для государственного переворота — на всю Нормандию был наложен интердикт; призванный в качестве посредника епископ Гуго дю Пюисэ Данхемский встретил легатов в Париже, но ничего не добился, поэтому требовалось вмешательство папы, для того чтобы отменить церковные меры наказания.

В конце 1192 года Ричард окончил свой крестовый поход, а Филипп во время его отсутствия не сумел воспользоваться представившимся ему шансом. Казалось, впустую были растрачены многолетние политические усилия. Интриги Филиппа навредили крестовому походу, но все усилия оказались напрасными: ему не удалось решить поставленную задачу — выбить Ричарда из седла. Так, эффективности назначенной Ричардом администрации он мог противопоставить лишь свои собственные неэффективные подножки. Правда, он пустил в ход столько средств, что одно из них принесло желаемый результат. Благодаря счастливому случаю Ричард попал в плен на чужой территории, тем самым дал Филиппу в 1193 году еще раз, как ему, должно быть, казалось, шанс всей его жизни. Но мы пока возвращаемся назад в Святую Землю к Ричарду и к французской верхушке армии, которые, следуя указаниям Филиппа, продолжали в союзе с Конрадом Монферратским политику защиты французских интересов.

22 августа 1191 года в качестве общепризнанного главнокомандующего объединенной армией крестоносцев Ричард покидает Акку и, следуя вдоль побережья, 10 сентября выходит к Яффе, расположенной примерно в 100 километрах южнее. Стояла невыносимая жара и местность была труднопроходима, к тому же без конца досаждал неприятель, поэтому продвигались медленно, делая длительные, иной раз на целый день, привалы. Войска Салах ад-Дина неотступно следовали за христианской армией по близлежащим, протянувшимся по взморью холмам. Крестоносцы были готовы к сражению, но старались его избежать, так как это не отвечало их интересам. Его должен был дать Салах ад-Дин, коль скоро ему по-другому не удалось сорвать очевидный замысел противника — завоевать надежный плацдарм на побережье для наступления на Иерусалим. Непосредственной целью Ричарда был Аскалон. Это были южные ворота Иерусалима, тогда как Яффа — была северными, Надо сказать, первоначально Ричард намеревался проникнуть гораздо дальше на юг, чем получилось на самом деле.

Завоевание побережья происходило без боя. После падения Акки и вести о гибели ее гарнизона защитники крепостей утратили волю к сопротивлению. Хайфа и Кесария были сданы, и их окрестности опустошены в соответствии с тактикой выжженной земли. Незамедлительными последствиями оказались нехватка и дороговизна продовольствия. Чтобы пресечь безудержный рост цен на мясо, Ричард распорядился выдавать каждому, кто не станет продавать убитую лошадь, а сдаст ее, взамен новую. Запас лошадей пока позволял ему такую роскошь, тем более что подобная мера способствовала улучшению санитарных условий и профилактике эпидемических заболеваний. Основная тяжесть перехода ложилась на плечи пехотинцев. Закованные в латы и обремененные тяжелой ношей — помимо всего прочего, они были вынуждены носить при себе огромное количество стрел — из-за полчищ москитов и тарантулов они и по ночам не могли найти себе покоя. И тем не менее, они упорно и не размыкая рядов шли вперед. Пехоте Ричард уделял особое внимание. Это был тот оборонительный элемент, без которого чудо-оружие франков, кавалерия, являвшаяся наступательным элементом, вообще не могла быть использована. И шагали, прикрывая фланги, арбалетчики и лучники, разделенные на две колонны, попеременно меняясь местами, — одна двигалась, отдыхая на ходу, в обозе со стороны моря, пока ее не сменяла другая, державшая на дистанции наседавшего противника. Стрелковое оружие крестоносцев, и в первую очередь, короткие стрелы арбалетов, наводивших ужас на врага, были намного эффективнее стрел турецких всадников, облаченных к тому же в легкие доспехи. И хотя кольчуга неплохо защищала конников, стрелы безжалостно косили под ними лошадей, которые ввиду их особой важности в бою служили первоочередной целью. Для двигавшейся посредине конницы Ричарда, защищенной с одной стороны морем и флотом, а с другой — в высшей степени боеспособной пехотой, главной опасностью на марше был вовсе не неприятель, а жара. Путь на юг был «обильно полит потом и усеян трупами наших товарищей», писал Ричард об этом марш-броске. Больных он приказал переправлять на корабли, которые перевозили их до следующего места привала. И еще одна из многочисленных функций флота состояла в том, чтобы перевозить из Акки отставших, которые все-таки, наконец, вспомнили что приплыли в Святую Землю вовсе не ради восточного комфорта. Темп, безусловно, задавала пехота, так что о том, чтобы двигаться быстрее, не могло быть и речи. Организация, как и тактическое взаимодействие оборонительных и наступательных сил были образцовыми. Каждая из трех колонн — авангард, арьергард и центр — не только представляли собой завершенное целое, которое могло самостоятельно действовать, но и все войско на всю глубину действовало как единый организм. Если не считать одного неприятного случая в самом начале перехода, когда арьергард под началом герцога Бургундского отстал и его чуть было не отсекли от главных сил, все части армии держались вместе, причем настолько плотно, что, по утверждению Амбруаза, яблоку негде было упасть. В минуты опасности, например при отставании арьергарда, положение спасала конная элита армии под предводительством самого Ричарда или его французского недруга де Баррэ, который в подобных ситуациях неоднократно доказывал полезность своего присутствия в рядах крестоносцев. По восточной традиции Салах ад-Дин не переставая обстреливал армию Ричарда, не теряя надежды вывести рыцарей из равновесия и спровоцировать их на вылазку. Ему очень хотелось, чтобы рыцари сами прорвали железную стену пехоты и устремились на докучливых стрелков. Бросившись врассыпную, те бы без труда увели в сторону преследователей, а в образовавшиеся бреши в обороне христиан он бы тут же бросил свои ударные отряды, которые бы реализовали свое численное преимущество. Таким образом теоретический вопрос о том, насколько реально было в подобных условиях соблюсти дисциплину и не поддаться на провокации, для крестоносцев превратился в вопрос жизни и смерти. Особенно внимательно приходилось следить за тем, чтобы не допустить опасного по-редения фланга со стороны неприятеля, что ввиду растянутости колонны вполне могло случиться. С трех сторон: с фланга, спереди, там где шли тамплиеры, и с тыла налетала турецкая конница. Выпустив по крестоносцам весь запас своих стрел, они отступали, но на их место тут же накатывала новая волна, чтобы дать свой залп и немедленно отхлынуть назад. Больше всех доставалось, естественно, арьергарду — его одновременно атаковали и с фланга и с тыла. И поэтому, кроме иоаннитов, туда посылали еще и отличавшихся боевой доблестью французов. Именно в связи с этим береговым походом мы узнаем впервые те знаменитые имена, которые затем будут мелькать все чаще и чаще: кроме Ричарда, чаще других, пожалуй, упоминается юный граф Лейчестерский. Отличились и некоторые французские рыцари, но среди покрывших себя славой героев не сыскать короля Гвидо. И в армии Ричарда ему не довелось сыграть сколько-нибудь значительную роль. Попав под шквальный обстрел в Арсуфском лесу, Ричард вскоре после этого построил свое войско в боевой порядок и вместе с герцогом Бургундским гарцевал перед фронтом, а герцог Шампанский пытался организовать оборону флангов, что было крайне сложно. Гвидо же маршировал среди оставшихся ему верных войск Святой Земли и родных пуатунцев, и лишь после поворота в сторону гор отважился вступить в бой, да и то на правом фланге.