У Валерия в мире семнадцать офисов, в Грузии он крупнейший потребитель электроэнергии. Живет в самолете между своими офисами в разных странах. Видимо, на высоте веганам хорошо думается. И Валерий легко поделился видением про критические инфраструктуры для будущего человечества.

Первая – воспитание и образование. Вторая – еда и вода.

Третья – здоровье и правильная медицина.

Потом я немало размышлял про этот разговор. Действительно, надо не просто чистить океан от пластика. А воспитывать детей так, чтобы они не бросали в море бутылки (кроме стеклянных с письмами).

Еды хватит всем, если прекратить воевать. А вода – самое драгоценное, что у нас есть. Мы из нее состоим. И к тому же она хранит и переносит информацию. Больницы надо переименовать в здравницы. Жить на высоких вибрациях и в положительном настрое.

Разговор в домике постепенно перетек с крипты на будущее человечества и на устройство Вселенной вообще. Огонь помогал беседе. В какой-то момент Вадим ушел, и мы остались вдвоем. Наступило время кайрос.

С точки зрения Валерия, Бог – энергия после большого взрыва, которая стала масштабироваться. Сначала галактиками и планетами, потом людьми и религиями. Общность при этом сохраняется через любовь и информационные вибрации. Все двухсторонне – отдаешь и забираешь, как стволовые клетки. Или просто забираешь, как раковые, если отключаешься от канала. Пока не выжжешь все вокруг, метастазы доедят остатки. Очень похоже на сегодняшнюю цивилизацию, за последние пятьдесят лет уничтожившую половину живых видов на земле. Но корпорации продолжают укрупняться (жиреть), а сверхбогатые – богатеть, поскольку другой парадигмы нет. К счастью, есть живые, не разъединенные дьяволом с потоком, они склонны к общности и хотят изменить парадигму.

Мы еще поговорили о том, что человечеству для спасательных работ нужны три инфраструктуры: образования, питания и здравоохранения, а связывают их культура и искусство. Гость ушел. Я еще полюбовался огнем и направился к выходу из ресторана. Посмотрел на лица официантов в зале и девчонок на ресепшен. Подумалось, что люди в организации подобны клеткам в организме. Кто-то больше отдает и похож на стволовые, кто-то в основном забирает и стремится к раковым. А кто-то пока еще не определился.

Мне нравится смотреть на свою жизнь, как на многосерийный фильм. Он начался задолго до физического рождения и закончится не сразу после физического ухода. Мы продолжаемся в детях, делах и доброй памяти. В этом сериале я играю разные роли. Режиссер, иногда сценарист. Безусловно, главный актер. А сейчас вот монтирую фильм этой книги. И ты, мой читатель, безусловно, соавтор. Как говаривал Абдулла из фильма «Белое солнце пустыни», дорога легче, когда встретится добрый попутчик.

В июле 2009 года большой оранжевый плот «Экспедиция» впервые пришвартовался к берегу на озере Селигер.

На известном молодежном форуме мы отбирали себе новое пополнение. Я читал лекции сам и вместе с братьями по разуму – лучшими российскими предпринимателями, приехавшими на плот по моему приглашению. Поскольку в лагере было около восьми тысяч человек, нам приходилось конкурировать за аудиторию как с другими лекторами, так и с политиками, то и дело прилетавшими из Москвы на вертолетах. Единственным, по мнению участников форума, преподавателем, чьи лекции по интересу не уступали нашим, был Евгений Евгеньевич Соколов, по-военному подтянутый мужчина с цепким взглядом опытного силовика. Мы познакомились ближе к концу смены.

Было жарко. Соколов, не снимая афганской панамы, устало опустился в комфортабельное кресло под тентом, натянутым на плоту. И, посмотрев мне в глаза, спросил: «А когда ты понял, что можешь все?»

Нельзя сказать, что такого вопроса я раньше не слышал. Скорее, не слышал в такой формулировке. Я задумался… В памяти всплыло несколько сложных проектов-эпизодов, постепенно цементировавших веру в себя. До того, как занялся бизнесом, большая их часть была связана с организацией походов, которыми я увлекся в институте после службы в армии. Неожиданно мне вспомнился не связанный с туризмом проект, о котором я Соколову и рассказал.

Шла студенческая геологическая практика на Кавказе. К ее окончанию каждый студент должен был защитить доклад. Темы обычно были несложные и неяркие. Вроде «Описание нижнемелового обнажения на реке Подкумок». Моим руководителем был потомок великого ученого и богослова, экстравагантный профессор Павел Флоренский. Он ходил на практике только босиком и бросался в маршрутах камнями-образцами в студенток. Потому что те плохо заворачивали в промасленную бумагу эти камни для будущего изучения в Москве. Я попросил у Флоренского тему помасштабнее и поинтереснее. С самооценкой было уже все в порядке, да и выпендриться хотелось. «Границы Кавказа в Юрское время, – улыбнулся профессор. – Такое и взрослым ученым не по зубам». Почему не по зубам, я понял чуть позже. Дело в том, что по одним признакам, например гидрогеологическим, границы проходили севернее. И этой точки зрения придерживались одни члены научной комиссии. А по другим, например по карте разломов, – южнее. И у этой теории были свои сторонники. Между собой они старались не ссориться. А вот студента завалили бы любого. Ситуация казалась безвыходной. Причем чем дальше к защите, тем безнадежнее. Флоренский отморозился, сказав, что «политика не его стезя». Я был близок к отчаянию. Про то, что «и-и» всегда сильнее «или-или», я тогда еще ничего не слышал. На дворе был конец восьмидесятых, стареющая коммунистическая партия удерживала власть, и это пригодилось.

В ночь перед защитой я склеил несколько ватманов. Нарисовал горную цепь Кавказа в разрезе. Наверху – грузина в кепке-«аэродроме», с шашлыками, барана и орла. Ниже – контуры геологического времени и линии всех потенциальных границ по разным теориям. Вышел на сцену, встал перед ватманом и сказал следующее: «Исходя из названия доклада, у меня нет надежды на успех. Если я скажу, что граница левее, меня разорвут те, кто сидит справа, и наоборот. Не сдаваться мне позволяет знание марксистско-ленинской философии, закона о диалектике и переходе из количества в качество. Опираясь на нее, я утверждаю, что граница Кавказа была не тонкой линией на карте, а широкой полосой, которая начиналась вот здесь по гидрогеологии и заканчивалась вот здесь по разломам». Спорить с партией тогда было не принято. Меня наградили аплодисментами за находчивость.

Доклад занял первое место на практике. А я приблизился к пониманию, что не «или граница здесь, или здесь», а «и здесь, и здесь». Просто разные края границы.

На четвертом курсе я женился. Поэтому считал себя обязанным приносить финансового «мамонта» к семейному очагу. С ними на тот момент в стране было негусто. Вокруг уже бродили охотники в кожаных куртках и красных пиджаках.

Однажды на самой популярной телепередаче Влад Листьев объявил конкурс кроссвордов. Время на поиск ответов – неделя. Главный приз – пятьдесят тысяч рублей. Ровно пятьсот сторублевых месячных стипендий. Мамонт-гигант!

Сумма казалась огромной не только студентам. На заводах и шахтах месяцами задерживали зарплаты, страна трещала по швам. Все хотели денег.

В то время программы телекомпании «ВИД» были в фокусе общенародного внимания, реклама конкурса бесперебойно тиражировалась Первым каналом. Начался ажиотаж.

Вопросы были, мягко говоря, непростые. Например, нужно было назвать автора памятника на центральной площади какого-то башкирского поселка, названия которого и на карте днем с огнем не отыскать.