Она, пожалев себя, тут же запротестовала, и скоренько принявшись за предметный разбор женихов:

— Ты противный, всё время смеёшься надо мной. Генеральный тоже лягушонок вредный, я выберу Руслана. Он так на меня смотрит. Во всём положительный и солидный мужик. Мне будет с ним спокойно и хорошо. Или Пашку, он хоть и неуклюжий, а добрый и дома его часто не будет, можно и потерпеть нелюбимого…

Пряча улыбку и загоняя смех, он обнимая её тянул:

— Потрясающий подход. А давай лучше сейчас поиграем немного, и ты поспишь, а завтра определишься с кандидатом. А то запросто на пьяную голову и впопыхах можно ошибиться, как сегодня…

— Откуда ты знаешь? — насторожилась она, пьяно икнув.

— Догадался по твоим бестолковым вопросам…,- выкрутился он.

— Руслан котёнок, а вы с генеральным барашки. Бе-е! — задразнилась она, плюхнув ладошкой Эдика по груди. Хотела по животу въехать, но, вспомнив про ранение, переориентировалась на более здоровое и просторное место.

Он посмеивался заласкивая её, горяча тело и бальзамом шепча растапливающие душу слова на ушко.

Надя Зотова позвонила Людмиле в обеденный перерыв, как раз с женщинами из отдела, возвращались болтая из кафе. Разговор начала не распыляясь, а с благодарности:

— Людка, привет! Я поблагодарить хочу!

— За клиента или за мужа?

— И за то и за другое.

— Рассказывай.

— Ты свободна?

— Иду с обеда, вполне готовая для принятия информации. Вот вы с малым подошли к двери и что?

— Позвонили, вышел неопрятный мужик, не добро посмотрел на нас. Сёмка ко мне прижался, а я расхрабрилась и говорю, что от тебя пришли насчёт ремонта. Он поморгал минуты три, раздумывая, и отступил в квартиру, пропуская нас. Я прошла по комнатам посмотрела, достала из сумочки метр, померила, всё записала, подсчитала: сколько обоев, гипсу, клею и всякой ремонтной всячины и выдала ему информацию. Он в затылке почесал и сообщил, что ничего в этом не смыслит, но будет очень благодарен, если я всё это выберу сама, а он оплатит и привезёт. Поехали, купили и принялись мебель двигать. Спросил откуда нам добираться до него. Я правду сказала, что в пригороде у старой бабки жильё снимаю. Он предложил не мучиться с ездой, а ночевать у него. Так и начали ремонтировать эту берлогу. Нашли ещё плиточника, за одно уж и ванную с туалетом обновили. Хозяин после работы приходил и тоже впрягался. Я себе с его разрешения на плите варю и мужика сажаю за стол, Семён мой рад. Мужик сильный не дурак рядом. Он о таком с малолетства мечтал. Вот так одну отремонтировали, другую. Мастера ванную закончили и ушли, а мы с Семёном за кухню принялись. Чувствую, работа к концу идёт, а моё дело с мёртвой точки не сдвигается. Сама же к нему в постель не прыгнешь. Варю с вечера суп на день, ложкой помешиваю, а сама думу думаю. Как? Чувствую, кто-то пыхтит сзади, решила, показалось, оборачиваюсь, стоит, коньяком мне в затылок дышит. А тронуть боится, никак не решиться получается. Я горелку прикрутила, и палец свой к губам приставила, мол, тише, сына разбудишь. Он совсем бедный стушевался, развернулся бежать, а я под руку прицепилась и за ним. Смотрю, постель новую постелил, приготовился. Я сама разделась, а он столбом стоит. Делать нечего, раздела и его. Срезало, конечно, не хило мужика, но прикинула, хватит и мне. Тем более за пробу деньги никто брать не собирается. Его копошения по первой смехом во мне колотилось, а потом приноровились. Звёзд с неба, конечно, не хватаю, но на черта мне те звёзды урывками и на час. Устала без нормального мужика, а тут все тебе условия, только живи. Первый раз не без того, попритворялась немного. Охи, ахи изобразила, а потом и ничего пошло само. Он спрашивает:

— Останешься со мной?

— Нет, — говорю, — пойду, суп выключу. Смеётся.

— Лежи, я сам.

Вот так и остались мы с сыночком. Прямо и не знаю, какому Богу молиться. Сёмка не нарадуется. Юра на него тоже не надышится. Пилюгин изменился не узнать. На работу за мной приезжает, у баб глаза выпрыгивают. Спрашивают, где такого мужика надыбала? Эй, Люда, ты слушаешь меня?

— А как же.

— Я так и не врубилась, как это ты его нашла, зачем и почему телекорреспондентом представлялась?

— Тебе с ним хорошо?

— Конечно.

— Вот об остальном забудь.

— Ну, ладно. Как скажешь. Хоть чаю попить зайди…

— Непременно. Пока, а то дотопала до своего стола и начальник отдела сверлит меня насквозь своими буравчиками.

Шлёпнувшись на стул она улыбалась: «Хоть у кого-то всё хорошо».

— Кто звонил, так долго напрягая связь? — не переборов любопытство поинтересовалась Лидия Михайловна.

— Подруга. Мужа хорошего нашла.

— Кошмар. Рецепт не дала где находят таких?

— Дала. Вокруг себя посмотреть надо внимательнее, возможно немножко под другим углом.

— Всё уже пересмотрено и перещупано, — зашипела Катя. — Да, ты и по себе не хуже знаешь. Иначе с чего же до сих пор одна.

— Я не в счёт, у меня другой случай. И потом я давно не свободна…

— Что, что? С этого места и поподробнее.

— Вот это не получится. Растаскивайте головы по своим столам, начальник опять из кабинета выплыл. Сейчас скажет: «Обеда на щёлканье языком мало было?»

— Обеда на щёлканье языком мало было? Занялись делом. — Гаркнул шеф.

Женщины прыснув, отшатнулись к своим столам.

Люда, подчеркнув следующую по списку фамилию, в этот раз подготовилась заранее. Узнав по телефону в справочной, как туда и каким транспортом добраться, рискнула опять пойти в субботу. Отправилась на поиски с утра. Шла по улице, залитой холодным золотом солнца. Осень она и есть осень. Пусть даже ещё тёплая, яркая и нарядная. Всё равно холод и отмирание во всём. Она страх, как не любила её. Ни в каком виде и ни под каким углом. Как бы не маскировалась природа. Тянет от неё: отжившим и уходящим, а попросту трухлым и мёртвым. «Даже «бабье лето», которого все так ждут, не может натянуть мне вуаль на глаза. Какого чёрта, обманывать себя, если следом похлещет в окна холодный дождь. Долгая, грязная слякоть под ногами. А потом зима». Наслаждаясь свежим воздухом и выходным дням, старалась не думать о неприятном. «И чего, правда, разбрюзжалась. — Одёрнула она себя через минуту. — Надо жить пока живётся и не цепляться ко всему даже природе». Дом оказался в спальном районе, дорогим и хорошо защищённым от постороннего проникновения. Так запросто, как она планировала не пройти. Грозный вахтёр, хозяйничавший в стеклянной коробке внизу, проверив её удостоверение и узнав номер интересующей её квартиры, поведал, что хозяина на данный момент в квартире нет. А инициативу Люды подождать, развеял, сообщив, что он может вообще не появиться, так, как, имея просторный дом за городом, предпочитает жить там, держа квартиру для наездов под охраной. Буркнув всё это он тут же раскрыв какой-то роман уставился в него. Людка выкручивалась в пружину, выуживая адресок, но помогла, как всегда валюта. Он недовольно отклеился от книги. Забрал деньги, дал информацию и опять уткнулся читать. Похоже эти дежурные самые читающие люди, думала она работая ручкой. Записав название посёлка и улицу с номером дома, она вышла на улицу, которая ей уже, после выкинутых на ветер денег, не казалась такой солнечной и светлой. Шла, ломая голову, что делать дальше. На такси денег нет, так что, как не пыжься, а придётся катиться на метро до конечной, а там пересаживаться на рейсовый автобус или маршрутку. С утра, правда, не собиралась никуда ехать, настроение было на нулевой планке. Потеряла золотую серёжку. Если б ещё знала где? А так, как она провела с Эдиком вечер и ночь, даже не возможно предположить место её сегодняшнего пребывания. Пришёл поздно вечером: возбуждённый, в маске, камуфляже. Сгрёб её в охапку и вывез в лес. В ярком языке пламени ночной лес стоял не столько пугающим, сколько потрясающим. Осенний наряд клёнов, берёз и осин разнился от зёлёного, до жёлтого и ярко красного. А редкие ёлки и бардовые тона кустарников — волчьих ягод, делали лес совсем уютным, вроде деревенского лоскутного одеяла. Они грелись у костра, сидя на поваленном дереве, что он нашёл неподалёку, караулили падающую звезду и целовались. Потом Эд, разложив на нержавеющем подносе копчёные сосиски, залив их спиртом, поджёг. Пока горел спирт, порезал хлеб, красный перец и помидоры. Ужин получился потрясающий. Костёр догорал, а уходить не хотелось. Поняв это, он подбросил ещё хворосту и, прижав её к себе, чтоб не замёрзла, остался ещё на несколько часов. Только утренняя прохлада заставила забраться в машину, где он завязал любовную возню. Так, что сейчас можно благополучно сломать голову вспоминая, где так не повезло «серьге». Эдику ни говорить, ни спрашивать об этом нельзя, ещё подумает, что выпрашивает она новое украшение. «А так жалко серьги, страх. Подарок мамы на день рождение». Пока вспоминала, добралась до остановки автобусов. Но здесь опять не повезло, того, как нарочно долго не было. В маршрутку не всунулась. «Придётся всё же торчать тут до прихода автобуса или плюнуть на ту затею сегодня и вернуться домой», — поддала она, подвернувшийся под ногу камешек. Сама себе не смогла бы объяснить, почему ей сделалось так тоскливо, словно сдавило сердце и накрыло волной непонятной тревоги. «Наверное, всё же надо отложить это неудавшееся сегодня мероприятие и топать домой. Ясно же что-то сегодня не складывается». И тут чуть не сбив её тормознула, прокатив немного вперёд, машина. Появившийся из окна генеральный помахал доброжелательно рукой, открывая с приглашением дверку. «И это после моего концерта с бомжём», — пронеслось и так до предела набитой думами голове.