Люда увлеклась сном так, что даже не слышала, как вернулись из кафе женщины. Растолкала Лидия Михайловна, тряся перед самым носом коробкой с тортом.

— Откуда, день рождение кому? — пробубнила она потягиваясь.

— Вот о том и сказ. Секретарша генерального принесла. Шеф за кофе благодарит. А ты противная, рецепт дать жмотишься, — напала на неё Садовникова.

Людмила плохо соображая и разгоняя остатки сна, мотнула головой. А Садовникова продолжала:

— Представляешь, мы пришли, а она следом вкатывается с этой вот коробкой и вежливо так спрашивает «Кто Садовникова Лидия Михайловна?»

— У Лидии Михайловны глаза с пятаки. Решила, что сейчас уволят и без выходного пособия. А та ей торт на стол, как благодарность шефа за кофе. Ну и как тебе такой поворот? — тараторила Катя, тормоша гудевшую голову Люды. — Давай поешь с чаем, вкусный страсть. Дорогущий, наверное. Дай ему тот свой рецепт, не жлобись. Ты когда-нибудь видела такого генерального, чтоб за кофе тортом расплачивался?

— Я до этого ненормального их вообще только на собрании издалека разглядывала по разу и то не всех, — отмахнулась Люда. — Откуда, интересно, знаешь, что он вкусный?

— За такие деньги он не может быть другим…

Люда опять отмахнулась. Хотя маши не маши, а торт был само что ни на есть кстати и причём любой. «Чего, правда, привередничаю. Лакомство досталось на дурняка. Прямо не генеральный, а Ангел воплоти. Во всяком случае очень старается». Немного вздремнув, почувствовала голод. Доедала кусок, щедро отрезанный Лидией Михайловной, когда позвонил опять Эдикан или Эд на современный манер, как его нарекла Люда, интересуясь опять её состоянием.

«Какой внимательный, аж под горло. Хорошо бы не захлебнуться».

— Сейчас немного лучше. Покимарить удалось в обед.

— Значит, ты осталась голодная?

— Не совсем. Повезло. Новый генеральный угостил соседку Лидию Михайловну тортом, а она поделилась со всеми. Так, что я с чаем перекусила. Жаль на мало его хватило, я б съела ещё…

— Сходи, попроси… — съязвил он. — За что такое счастье ей упало?

— За кофе. Ты ж настаивал, я и сварила, а его нечистый дух и принёс.

— Что шумел? — заботливо поинтересовался он.

— Не успел, Лидия Михайловна ему моё кофе подсунула, обеспечив нам «политическое убежище». Вроде обошлось.

Дальше заботливые и не очень вопросы посыпались один за другим, она еле успевала отвечать.

— Было вкусно?

— Нормально. Я умею готовить.

— Рецепт не просил?

— Просил, только я не собираюсь ему угождать. Мне его секретарша с ним в придачу до лампочки.

— Что мужик плохой?

— Женщинам вроде, как бы и понравился…

— А тебе?

— Не знаю. Я не присматривалась. Он молодой и не в моём вкусе. К тому же ребята рассказывают, что он гей.

— Кто?

— Глухотой ты не страдаешь, — огрызнулась она.

— С чего так решили? — захрюкала смехом трубка в руках.

Люда надула губы и отбурчалась. «Ишь, привязался!»

— Понятия не имею. Но дыма без огня не бывает.

Трубка похрюкав объявила:

— Смело, но глупо. Я так думаю сегодня тебе надо отдохнуть, и мне тоже не помешает. Новые исследования медиков доказывают, что хроническое недосыпание опасно для здоровья. Нам грозит ожирение, диабет и даже гипертония.

Язва колючей шпилькой, выпрыгнула сама собой.

— Неужели?

— А что ты думала. Организм начинает хуже справляться с перевариванием и усвоением пищи.

— Что ж грозит мне, если я и есть ещё не успеваю?

— Ремень.

— Ты врач? — заинтересовалась она.

Теперь он просто оторопел. Трубка уже не хрюкала. Она молчала.

— С чего ты так решила? Ладно, отдыхай гадалка, завтра я позвоню. Не скучай. Пока Лю.

Она обалдела.

— Стой, почему ты меня так назвал?

Он удивился себе сам.

— Не знаю. Просто захотелось.

— Пока… «Этим именем называла меня бабушка».

«Вот дела!» Ехала в метро и пальцами раскрывала глаза, чтоб не заснуть. Купила на выходе из метро, с лотков, ветку бананов и без захода в гастроном понеслась домой. Ногой, захлопнув входную дверь и покидав всё у порога, занеслась в душ. Постояв под прохладными струями и не взбодрившись, завернулась в простыню и, облупив банан, завалилась, прямо так, на кровать. Заснула не доев. Снился город не совсем обычный, состоящий в основном из дворцов и храмов. Только называли его там не храм, а зиккурат. Зик, — приветствие, — вспоминала она. Ку, — голова. Ра — солнце. Что получилось? Приветствие или поклонение голове, главному жизни — солнцу. Ангел прошептал в самое ушко — святая гора. Она смотрела на эти мощные культовые квадратные башни, напоминающие пирамиду, только со срезанным верхом. Ей казалось, что она была уже здесь раньше. Поднималась по этим лестницам, соединяющим ступени и видела не раз этот пандус, ведущий к храму по краю стены. Ей знакомы ниши и выступы. Стояла около окрашенных в чёрные, белые и красные цвета стен. Люда удивлялась искусственно возведённым платформам. Откуда они до нашей эры ещё знали о таких премудростях строительного дела? Неужели бабушка права и мы просто повторение? А эта ломаная линия стены. Так позже строились замки. Как высоко окна в дворцовых покоях. Узкие, как щели под самым потолком. Интересно, почему так, ведь в комнатах темно? Вот это да?! У них было своего рода электричество. Прикреплённые к стенам факелы, только не горящие, а электрические. Набегает вопрос — то время и электричество? Консервированная энергия солнца. Значит, первый мой приход на этот свет, в начальном витке нашего мира, был среди оставшихся благ, гинувшей в никуда после краха, цивилизации. И время, как не старалось, не успело всё испепелить и сравнять с землёй. А это что? Электролиз, какой они использовали в ювелирном деле для припаивания золотых узоров, до серебряных пластин. Гальванопластика. Иконы и статуэтки богам, пошли тоже отсюда. Вон она мастерская, с чем же они работают? Алебастра. А вот тут трудятся над печатками. Что же они ими запечатывают? Письма в полых глиняных конвертах, заклеенных сверху полоской глины и проштампованными по всему краю печаткой. Да. Бабушка многое не сказала. Про самое начало земной цивилизации она вообще промолчала. Стоя, у открытого окна, Люда прислушалась. Но город жил тихой жизнью. Только из окон «дома музыки», где можно было не только обучиться, но и послушать музыку, доносилась мелодия. Играла лира. Сделанная из красной берёзы, а струны — из кишок. — Вспомнила она. — В Египте много сцен охоты и военных баталий на стенах и барельефах, но здесь, она такого не заметила. Народ, настроенный на работу и жизнь. Мирный народ, а ему не дали жить. Люда ходила по внутреннему открытому двору, заглядывая в группировавшиеся вокруг него помещения. Она здесь жила?!.. Вот за этим поворотом должна быть её комната… Вот тут, она читала его письмо на глиняной табличке. Бумага уже была не доступна, и тогда вернулись к истокам. Делали глиняные дощечки и писали палочками. Так учились в школах. У шумеров она называлась «дом табличек». В неё записывали детей от 5 до 7 лет. Обучалось за один раз от 20 до 30 детей. Заканчивали учёбу в возрасте от 20 до 25 лет. Как и все дети, одни учились, другие ленились. Для таких был особый в школе персонаж с палкою. Наверное, это правильно ведь дети ленивы, а шумеры не могли себе позволить быть вальяжными, они нагоняли время. Вдалбливая хотя бы палками свет в детские головы. Она подошла к столу и, взяв лежащую на краю табличку, заглянула в неё. Оказывается это сочинение ученика на тему, как прошёл день. Полюбопытствуем, о чём писали тогда школяры: «…Когда я проснулся рано утром, я обратился к матери и сказал ей: Дай мне мой завтрак мне надо идти в школу! Моя мать дала мне две булочки и я отправился в школу. В школе наставник сказал мне: Почему ты опоздал? В страхе, с бьющимся сердцем предстал я перед учителем и почтительно поклонился ему….». Ничего не изменилось, хоть и пролетели века, — улыбнулась Лю. Как и в современных школах, первый год скрипели палочкой, учась писать. Хотя нет, отличие есть, конечно, в их школах не только изучали и переписывали памятники прошлого, но и создавали новые произведения. И второе — развитие шло по двум программам. Первая — тяготела к наукам и технике. Вторая — литературой, живописью, музыкой. «Мы до этого разделения дошлёпываем только сейчас и то пока только методом проб и ошибок». А они ничего, двигают себе, у кого сложилось со школой, образование дальше в университетах. Учились быть учителями, врачами, инженерами. Очень любопытно заглянуть, что они изучают? Ага. Надо же списки названия растительного мира, живого мира, название стран, городов и селений, а так же камней и минералов. Четыре списка. Не хило для того времени. Особенно про города и минералы. Как тут у учёных наших не вылезет боком вопрос: «Откуда?» Совсем не удивительно, что они из всей зоологии или ботаники изучают простое и главное. Зачем им сразу то, чем владела развитая цивилизация до них и что понадобится человечеству не раньше, как через несколько тысяч лет. Ну-ка, а что там с грамматикой? Надо же учат сложные существительные и глагольные формы. А здесь старшеклассников заставляют учиться юридическому делу и изучать свод законов. Толково, — улыбнулась она Ангелу. Нам можно зайти в библиотеку, там сидят писчие? Количество писцов в шумерских городах достигало несколько тысяч, — вспомнила она. — Есть даже архив. «Мы должны непременно заглянуть туда». Ангел кивает. «Бог мой, а это типография». — Восторгается она и несётся к ней. Изготовленные из опалённой глины штампы с выпуклым отполированным шрифтом. Благодаря этому оставляли отпечатки на мокрой глине. Она, понимала, другого пути не было. Повертела в руках письмо. Очень хотелось забрать его с собой в новую жизнь, но нельзя. Погладила пальчиком неровные строчки. Эдикан сам выдавливал вот эти столбики на сырой глине палочкой. «Что же он мне пишет? — поднесла к глазам она необычный текст. — Он ждет меня у реки на нашем месте, надо торопиться». Город представляется кольцо в кольце. Каждое кольцо похоже собой на крепость с воротами. Каждое поколение строит своё кольцо, расширяя город. Пробежав мимо лечебницы и дворца правосудия, завернув за школу и выскочив из города через ворота, понеслась к реке. На берегу разгружались суда, поэтому толпился народ. Обойдя стороной причал, проскользнула по еле заметной тропке, по верху берега реки к заветному месту. Его руки поймали её из-за дерева, приподняв и прокрутив в воздухе, прижали к себе и крепкому стволу. А над головой и вокруг шумела белыми, душистыми гроздьями черёмуха. Задыхаясь от аромата цветов и поцелуев, она растворялась в его руках и горела на его горячем теле. Даже белая льняная одежда, вышитая по краям красным и чёрным узором из кружков и крестиков не спасала от этого жара. Люда собралась открыть глаза и посмотреть в его лицо, чтобы постараться запомнить дорогие черты…, но трель будильника уничтожила всё. Голова гудела. Она горела ещё от его рук, губы аж припухли от его поцелуев, а лица она так и не увидела. Но ведь сила этих рук ей знакома и поцелуи его жгли её губы прошлой ночью. Такая глупость, как будильник не позволил увидеть лицо. «Чего же я лежу, не хватало ещё опоздать и нарваться на выговор или снятия премии, на эти деньги уже столько напланировала». Вскочив, закрутилась в утренних сборах. Не допив кофе и не доев бутерброд, понеслась к метро. «Что за жизнь доесть и допить времени не хватает». Как выяснилось, спешила напрасно. На подземке не повезло, на двух остановках не доезжая до офиса, по какой-то причине перекрыли движение. Вся толпа ругаясь, чертыхаясь и гудя недовольством, двинула наверх. На городских остановках ужас сколько скопилось народа. «И ни одна зараза не позаботилась добавить маршруток на такое дело. Невелики, мол, птицы пусть мечутся. Теперь уже опоздаю наверняка». Её нёсшуюся кавалерийской рысью штурмовать подъехавшую только что маршрутку поймала за рукав Садовникова.