Гнезда птиц в колонии были пустыми, многие из квакш держали в клювах прутики: пора яйцекладок и вывода потомства еще не наступила.

Нагляделся на квакш, записал их крики на магнитофон и повернул обратно. Хорошую фотографию сделать не удалось: ни одна из птиц не была видна полностью. Потом меня заметили откуда-то появившиеся сороки и громко, негодующе застрекотали на всю рощу. С одного гнезда слетела большая ушастая сова. Она уже обзавелась семьей, и на ее гнезде сидели три птенца, покрытых белым пухом. Тараща на меня глаза, они защелкали клювами: направленный на них телеобъектив фотоаппарата им явно не нравился. Разглядывая птенцов, я увидел, как один из них то зажмуривал, то открывал поочередно глаза. Ради чего совершалось это представление — не понял.

Возвращаясь к биваку, я подумал о том, что, судя по поведению птиц, эта роща не посещается человеком, покой усопших не полагается беспокоить, и только мы по своему неведению вторглись сюда на стоянку. Но искать другое место для бивака уже было поздно. Большая роща, захламленная сухостоем и кустарниками, которые для местных жителей могли оказаться хорошим топливом, была неприкосновенна. Сюда, в этот редко посещаемый уголок, и собрались птицы, здесь кроме визга квакш раздавалось воркование египетских горлинок, крики синиц.

Едва только зашло за горизонт солнце, как в рощу пожаловала целая стая сорок. Птицы подняли оживленную перекличку. Видимо, прилетели сюда на ночлег с большой территории. Здесь они тоже гнездятся, но их гнезда открыты и только слегка подмазаны глиной.

Когда стемнело, наша собака стала усиленно нюхать воздух и недовольно ворчать, потом залаяла: кого-то почуяла. И вдруг тонко и противно завыл шакал, ему тотчас же ответил десяток других таких же голосов. Концерт получился очень внушительным, неприятным, и все мои спутники переполошились. Собака долго не могла успокоиться, очень ей не понравились шакалы.

Ночью плохо спалось. Ворочалась и ворчала собака Зорька. Умница, лаять она не смела, понимала: будить спящих не полагается. Душный воздух застыл, и в нем явственно ощущался резкий трупный запах. Я очень жалел, что мы остановились в роще: свежее захоронение располагалось от нас совсем недалеко.

Конец марта, а погода чаще всего пасмурная, прохладная. Вчера обещали дожди. Но утром с первым же рейсом автобуса высыпала густая толпа дачников. Очевидно, по радио передали хороший прогноз погоды, иначе не приехало бы столько народу. Но солнце спряталось за облака.

И вдруг закурлыкало в небе. Показался большой косяк журавлей. Они летели, как всегда, вдоль заснеженного хребта Заилийского Алатау с запада на восток, в сторону Монголии, наверное, к большим соленым озерам, в край непуганых птиц, туда, где нет человека. Оттуда журавли повернут в таежные дебри и болота Восточной Сибири.

За первым косяком пролетел второй, потом третий и… пошло! На даче прекратился стук молотков, визг пил, все запрокинули головы к небу, следили за чудесными птицами, возвращающимися с далекой чужбины на родину. Вспомнилось некрасовское:

Над дачами летают три удода. Самец усаживается на телеграфный столб и, кивая головой и сутулясь, выговаривает все одно и то же бесконечное: «Худо тут!» Самки сидят молча рядом, слушают. Наверное, из всех птичьих песен для них эта самая прекрасная в мире!

Весна продолжается.

Я готовлюсь к охоте с магнитофоном, все заранее приготовил. С вечера на чердаке возле скворечника установил микрофон, длинный провод протянул на веранду. Прилетел скворец и долго напевал в самый микрофон. Запись удалась на славу. Оказывается, многие звуки песни скворцов настолько слабы, что мы их не различаем. Теперь же какой богатой, необычной и содержательной оказалась его песня. Скворец исполнил сложную и вычурную партию, использовав в ней многообразные звуки природы. Тут было многое: и зычный крик ворона, и кваканье лягушки, и скрипение коростеля, кое-что и свое собственное, добавил даже крик нашего сторожа, подзывающего жеребенка. В дополнение к этому звуки были еще сдвоенными и от этого особенно музыкальными: у скворцов, как и у многих певчих птиц, два горла.

Прошла половина месяца. Весна дружно вступила в свои права. Я собрался в экспедицию в далекую пустыню Сарыесик-Атырау. И застрял на первой остановке, встретив в песчаной пустыне массовое шествие гусениц бабочек. Чтобы проследить, далеко ли забрался авангард переселенцев, взошел на холм и вдруг услышал журавлиные крики. Пора их пролета прошла. Неужели запоздавшие? Поднял голову, стал вглядываться в небо. И увидел…

Высоко в небе кружились только три птицы, как мне сначала показалось — орел и две вороны. Да орел ли это летит вместе с воронами? Не орел, конечно, а одинокий журавль, широко распластав крылья, кружит в небе, набирает высоту, кричит, зовет своих. Но вместо родичей за ним увязались две вороны. Птицы покружились в небе, стали едва различимыми и, набрав высоту, полетели все вместе на северо-запад. Скоро я потерял их из виду, но далекий журавлиный крик, постепенно затихая, все еще слышался.

Случайное наблюдение меня озадачило. Как объяснить столь поздний полет журавля, да еще в такой необычной компании? Возможно, журавль в пути заболел, отстал от своего косяка, а потом подружился с воронами. Вот они все трое и собрались лететь до родной сторонушки. Но вороны гнездятся рано. Да и невероятна дружба столь разнохарактерных птиц, хотя в природе случается и такое. Скорее всего, вороны почуяли в журавле заболевшую или раненую и оставленную своим косяком птицу и решили ее сопровождать до конца, в надежде на поживу. Но тогда почему они не совершили свою коварную задумку на земле? Нет, что-то все же тут другое.

Могло быть и другое объяснение. Журавль стал выкармливать осиротевших птенцов вороны, и те, повзрослев, полетели со своей приемной матерью на южные зимовки, а возвращаться с них стали вместе. Журавля же с воронами не пожелали принять в свое общество собратья. В этом отношении журавли строги и осенью, собираясь в стаи, прежде чем покинуть родину, по какой-то причине иногда убивают молодых (пришлых) журавлей, руководствуясь какими-то своими инстинктами. Ученые-скептики, прочтя эти строки, поднимутся на дыбы от негодования. Но в жизни птиц и зверей известно много случаев воспитания детенышей совсем другого вида.

Джусандала — ровная пустыня, поросшая полынью. С юга на ее горизонте виднеется синяя полоска гор Анрахай, с севера — желтые массивы песков Таукумы. Мы едем по шоссе, поглядывая на однообразный ландшафт. Пора бы остановиться на ночлег, но вокруг все та же голая равнина. И вдруг показалась темно-зеленая полоска растений. Придется свернуть, поехать к ней. И вот перед нами открылся чудесный зеленый саксауловый лес, если только можно назвать лесом полудеревья-полукустарники, растущие друг от друга на почтительном расстоянии.

На одном дереве виднеется что-то темное и большое, с ярко-белыми пятнами и черным предметом неясной формы на вершине. Направляю туда машину. Вскоре все становится понятным. Темное пятно оказывается большим гнездом, сложенным из сухих веток, черный предмет превращается в орла-могильника, он поспешно взмывает в воздух, а ярко-белые пятна — его птенцы-пуховички. Их трое. Они лежат, распластавшись на плоской поверхности гнезда. Возле них два расклеванных ежа. Немало шкурок ежей валяется вокруг гнезда на земле.

Из нижней части гнезда вылетает потревоженная нами шумная стайка воробьев, с запозданием выпархивают отдельные парочки. Никогда я не видел в одном гнезде такую большую компанию пернатых квартирантов, пользующихся косвенной защитой своего покровителя. Тут их не менее полусотни, жилище орла со всех сторон напичкано гнездами.