— Ох, ребята, до чего же это просто! — воскликнула Асмик. — Наконец-то это дошло до меня! Ведь и в самом деле лопаются пузыри, воздух вырывается и… ревет.

— Дедушка, что ты можешь возразить? — обратился к старику Камо.

— Что мне сказать? Вы во всем выходите правыми… Мои возражения и копейки не стоят, — смущенно ответил старик. — Вижу одно: нет никакого вишапа, никакого белого буйвола…

— То-то, дедушка, не верь куму Мукелу! — засмеялся Камо. — Ну, ставлю на голосование: кто за то, чтобы принять объяснения Армена? Поднимите руки.

Руки подняли все, даже старый охотник.

— Единогласно… Итак, тайны Черных скал и озера Гилли разгаданы, — объявил Камо.

— Водяной ревел сегодня в последний раз, — сказал Армен.

И в самом деле, с этого дня «водяной», в течение многих веков пугавший село Личк, больше уже не ревел.

Когда наступает весна, огромные стаи дупелей, покидая жаркий юг, летят на север, где лето прохладнее и мягче.

На своем пути на север они останавливаются, как на придорожной станции, на богатых кормом болотах озера Гилли.

Летят эти птицы только ночью. Но, перелетев через высокий горный хребет, подступающий к озеру с юга, они и темной ночью без труда находят место для посадки — таким оглушительным концертом встречают гостей тысячи лягушек, населяющих болота.

В дни прилета дупелей я всегда прихожу на охоту [Охота на дупелей в годы, когда писалась повесть, в Армении весной разрешалась] в эти давно знакомые мне места.

В этом году я нашел здесь много нового.

Экскаваторы углубили русло реки, и воды Гилли бурно неслись в Севан.

Озеро осело, и болот, примыкавших раньше к его берегам, не стало. Их место заняли пышные зеленые поляны, где пасутся стада породистых коров колхоза села Личк.

Гилли становится хранилищем неисчерпаемых запасов торфа… Уже работали торфорезы, и грузовики возили торф безлесным и лишенным топлива колхозам сел, окружающих Севан.

На лужайке, за которой начинались заросли камыша, стоял пес со свернутым в крендель и закинутым на спину хвостом. Он с удивлением смотрел на мою охотничью собаку — небольшую, тонкую, с гладкой шерстью — и, казалось, думал: из их ли собачьего рода это диковинное животное?… А моя собака, приняв наступательный вид, угрожающе рычала.

В это время, размахивая в воздухе длинной дубинкой, к нам подбежал молодой парень.

— Чего ты удивляешься, Чамбар? — сказал он. — Городская собачка, не видишь, что ли? Одно знает — перепелок гонять…

Заметив меня, парень смутился и придержал Чамбара за ошейник.

У него было приятное смуглое лицо, веселые, искрящиеся смехом глаза.

— Ты что тут делаешь?

— Я?… Я не один, я с Чамбаром. Мы пришли полюбоваться на колхозных телят села Личк, — ответил он и показал на изумрудные луга на берегу Севана, где паслось стадо красивых, породистых телят.

— Ну, а вы с Чамбаром охотиться умеете?

— Мы?… А как же! Мы входим в охотничьи кадры деда Асатура, нашего старого охотника. Что же касается Чамбара, то с ним у меня договор подписан: как поймает зайца — мясо мне, брюшко и косточки — ему… — балагурил паренек.

— Охотник Асатур?… О нем я что-то слышал. Это не тот, что клад нашел?

— Он самый… Как высыпал он из мешка золотые монеты да кольца, я так и сел — голова кругом пошла…

Я засмеялся. Видно было, что этот парень без шутки говорить не умеет.

— Ну, а где же можно увидеть вашего деда Асатура? — спросил я. — Небось охотится сейчас?

— Охотится?… Станет он пулю тратить на такое добро! — Парень с пренебрежением показал на висевших на моем поясе бекасов и дупелей. — Вон он, рыбачит. Форелей ловит, полненьких, жирненьких… И без собачьей помощи, — добавил он, не без презрения поглядев на мою собаку.

Я подошел к реке.

На берегу, размахивая руками, суетился старичок с длинной, по колени, белой бородой.

— Камо, парень, нашел время для уроков! — кричал он тревожно. — Рыба-то, рыба уходит… Иди-ка скорее, перехватим ее на пути…

На зеленой траве, невдалеке от реки, уткнувшись в книги, лежали несколько ребят.

Один из них, парень атлетического сложения, услышав окрик деда, поднялся и пошел к нему.

За ним последовал товарищ.

Мальчики быстро разделись и, взяв у деда конец невода, поплыли с ним на другой берег реки. Здесь они прикрепили невод к колышку, вбитому в берег.

— Ну, теперь рыба наша, — успокоился старик, увидев, как ушли в воду грузила и натянулась сеть, от берега до берега перерезав реку. — Молодцы, ребята! Камо-джан, Сэтоджан, вы теперь свободны. Берите свои книжки. Когда рыба наловится, я вас опять кликну.

Увидев меня, дед прикрьигладонью глаза и вгляделся.

— Здравствуй, отец! — сказал я. — Это ты — охотник Асатур?

— Я, а кто еще может быть!

Старик искоса взглянул на мое ружье и собаку и, как бы возобновляя давно начатый нами разговор, продолжал:

— А рыба-то в этом году валом валит!…

Мы разговорились — у охотников сразу находится общий язык. Но дед сейчас был поглощен рыбой.

Он то и дело поглядывал на реку — не сорвался ли, часом, невод.

Потом он подвел меня к группе сидевшей на траве молодежи.

Все встали и вежливо со мной поздоровались.

— Это мои львята, — улыбаясь, представил мне ребят дед. — Ты, должно быть, в газетах о них читал. Наша гордость… наши молодые нату… нару… Как это вы, Камо, называетесь, по Дарвину вашему?

Ребята засмеялись.

— Юные натуралисты, — подсказал Камо.

— Вот-вот, и я так говорю… Эта вот славная девочка, Асмик, научила нас собирать яйца диких птиц. Она же в селе и ферму птичью устроила… А это наш ученый, Армен, — показал дед на худощавого, с тонкими чертами лица, большим лбом и красивыми черными глазами юношу. — А вот этот — Артуш. Он наш блудный сын. Все бегал от нас, злился, а теперь с нами, добрый мальчик…

Ребята улыбались, прислушиваясь к характеристикам, которые давал им дед.

— А обо мне что скажешь, дедушка? — спросил мальчик с дугообразными бровями. Он только что вместе с Камо устанавливал невод, и с его мокрого чуба еще стекала вода.

— Про тебя? — засмеялся дед. — Разбойничьи глаза у тебя, вот что я про тебя скажу. А парень ты ничего, тоже хороший. Он, — пояснил мне старик, — в прошлом году отстал от товарищей, не учился. А теперь догнал их и вместе с ними оканчивает школу. Но он вроде охотника Асатура — все мысли у него в горах. Только охотник Асатур за вкусной дичью ходит, а он — за камнями. Шахты строить собирается… А это наш шутник Грикор, он тоже готовится к экзаменам. Кто с ним живет, не состарится. Смех целый день!… А сегодня у нас особый день. Грикор вернулся из Еревана и уже не хромает, как прежде. Он долго не соглашался на операцию, а как узнал, что юные натуралисты — и он с ними — должны в Москву ехать, сразу решился. Вот ему ногу и выправили. Ишь, каким молодцом ходит!

Я уселся на траву и разговорился с ребятами. Больше всех меня заинтересовал Сэто, мальчик с очень своеобразным характером. Ум и мысли его и на самом деле были в горах. Удивительные крайности наблюдались в его школьных успехах.

У него нет, как рассказали мне его товарищи, ни одной тройки или четверки — только двойки и пятерки. Пятерки он получил по геологии, краеведению, географии, естествознанию. Этим предметам отдает все внимание, остальные его не интересуют.

Однако страх, что его не примут в Горный институт в Ереване, заставляет Сэто заниматься. Армен, по крайней мере, выразил уверенность, что Сэто экзамены сдаст и по нелюбимым предметам.

Хорошо учится теперь и Асмик.

Она стала внимательной, сосредоточенной. Не то что в прошлом году, когда то и дело происходили «катастрофы» на птицеводческой ферме. Тогда она нередко бросала книги в угол и плакала.

«Мам, я ничего не понимаю, я не могу заставить себя думать о том, что говорится в книге!» — горько жаловалась она матери.

Такие минуты бывали и у Камо. Случалось, что он, сидя в классе, совершенно не ощущал присутствия товарищей, учителя — так были заняты его мысли тайнами Дали-дага и озера Гилли.