— Верно, верно! — поддержал бабушку Армен.

— Значит, так и сделаем. Асмик, собирай школьников! — приказал Камо.

Видя Камо и его товарищей озабоченными, школьники почувствовали, что произошло что-то неладное.

— Что случилось? — тревожно спрашивали они. Камо кратко сообщил о том, что случилось на ферме.

— Для спасения жизни гусят вы должны по нескольку часов продержать под мышками яйца, — сказал он.

Необычное предложение это сначала всех крайне удивило. Его готовы были принять за шутку.

— Как так? Стать наседками? — спросила одна маленькая насмешница и фыркнула.

Все засмеялись.

Но тут взволнованно заговорила Асмик:

— Надо спешить, надо спешить! Нельзя опаздывать — ведь там умирают маленькие беспомощные птенцы! Умоляю вас… — Голос у Асмик задрожал.

Волнение, охватившее ее, передалось всем. Школьники, за минуту перед тем весело шутившие, посерьезнели.

— Ну, чего же мы ждем? — раздался звонкий голос с. — Идем, идем спасать гусят!

Дети бросились к колхозному сараю.

— Будьте осторожны, не раздавите яйца у себя под мышками, — предупреждала всех Асмик. — Если не вылупятся — духом не падайте: могут немного запоздать.

— Горе тому, кто раздавит яйцо! — - грозно хмурил брови Грикор.

— Опозорились мы перед селом… — ворчал дед Асатур. Все же и он, спрятав на груди несколько яиц, понес их своей старухе.

— Бери, Наргиз, бери… Ничего не поделаешь: раз ошиблись, надо исправить ошибку, — сказал дед жене. — Да ты бы пошла к детям, показала, как надо делать, а не то всех гусят передушат.

…Асмик и сама не спала всю ночь к матери не давал уснуть.

— Мам, опять стукнул… Ну почему же не выходит? — то и дело говорила она.

Чтобы не уснуть, Асмик принялась читать, но вскоре книга выскользнула из ее рук и упала на пол.

Асмик в ужасе проснулась. Первой ее мыслью было: не задавила ли она птенца?

Как бы в ответ на вопрос девочки, под мышкой у нее что-то зашевелилось.

Асмик сунула руку за пазуху, нащупала и вынула обломки скорлупы, а вслед за тем извлекла и крошечное существо неуклюжее, круглое, с едва пробившимся пушком и плоским клювиком.

Беспомощное, оно до слез растрогало девочку.

— Какой славненький, какой хорошенький! — повторяла Асмик, разглядывая сидевшего на ее ладони новорожденного гусенка.

Так было в эту ночь и во многих других домах в селе Личк. У детей под мышками начинали шевелиться птенцы, слышался легкий хруст разбиваемой скорлупы, тоненький писк. Легонькие, пушистые, теплые созданьица выглядывали на свет из своих темниц.

Ну и радость же была в тот день в селе! Детям не хотелось расставаться со своими питомцами.

Они ласкали гусят, кормили крутым желтком и очень неохотно относили на ферму.

На ферме царила сумятица. Начали вылупляться гусята и у наседок.

Наседки сердито клохтали, не зная, что им делать — то ли опекать новорожденных, то ли сидеть на яйцах, ожидая запоздавших.

Их, по-видимому, удивлял странный вид цыплят: таких неуклюжих в жизни у них не было!

Начали трескаться яйца и во втором, исправном инкубаторе. Дед Асатур поглядывал на кругленьких птенцов, копошившихся в «печке», и только покачивал головой.

И так велика была радость деда, что он поспешил сейчас же домой, чтобы поделиться мыслями со своей старухой.

— Говорю тебе, Наргиз, из этой железной печки цыплята сотнями выходят, — рассказывал старик, по своей привычке все преувеличивая. — Ты подумай только, какую умную штуку выдумали! Подумай только, сколько кур освобождается от своих обязанностей: не надо им целый месяц на яйцах сидеть, не надо цыплят опекать… Пусть себе железная наседка цыплят выводит. Видишь ты, до чего наука дошла!

— Чтоб мне ослепнуть! Да разве без матери цыплят выводят? Разве без сердца душа живая родиться может?… — возмутилась старуха.

— Что тут сердцу делать? Цыплята выходят, Анаид их кормит, ходит за ними — какая тебе еще нужна мать, какое сердце? — рассердился дед.

— Как же можно без матери? Разве без матери обойдешься? — негодовала Наргиз, как и все матери, проведшая немало бессонных ночей у колыбели своих детей.

И странно было ей слышать, что какое бы то ни было живое существо может родиться и жить без материнской ласки и заботы.

Дед заторопился назад в сарай.

Однажды ферму навестил -председатель колхоза Баграт. Увидел гусят, и в глазах у него забегали веселые огоньки. Но он и виду не подал, что рад. Наоборот, он принялся сурово отчитывать собравшихся комсомольцев:

— А ну-ка, хозяева, отвечайте! Ферму вы устроили, а о корме для птиц на зиму подумали?

— Корм мы из дому принесем, — ответил Камо.

— Из дому?… Эх, несерьезный вы народ! Так большие дела не делаются. Там, внизу, я приказал вспахать полгектара земли. Возьмите ее. Подите на склад, вам дадут ячменя семенного. Посейте. Вот вам и корм… Ну, чего опешили? Говорю, подите к завскладом, ордер уже выписан.

Баграт повернулся, сделал несколько шагов, но опять остановился:

— Землю эту обработаете сами. Агроном поможет вам это сделать по всем правилам агрономической науки. Иначе — отберу!

Председатель ушел.

Ребята поглядели друг на друга и чуть не пустились плясать от радости.

— Ну, Армен, — весело сказал Камо. — тебе поручается организовать «посевную кампанию» и собрать такой урожай, чтобы на каждого птенца по пять килограммов ячменя получить!

— Армен не оставит моих птенцов голодными, — вмешалась Асмик. Она сказала это так ласково, что Армен покраснел.

— Конечно, — тотчас согласился он, — голодными не останутся. Ячменя вполне хватит, тем более что одного птенца из четырех мы выпустим на озеро.

— Одного из четырех? — обеспокоилась Асмик. — Почему так много?

— Не много. В прошлый раз мы собрались — тебя тогда не было — и с дедушкой Асатуром стали подсчитывать, сколько бы птенцов вышло из собранных нами яиц осенью, если бы мы не тронули этих яиц. Ну вот, подсчитали и решили, что подрос бы и остался на Гилли только один из четырех. Поэтому, чтобы отдать свой долг Гилли…

— Ой, не говори, это ужасно!… — перебила его Асмик. — Столько забот, мучений и… выпустить!

— А природа? Ведь мы натуралисты и должны понимать… Ты погляди, Асмик, какое мы блестящее дело сделали, а ведь нас за него и браконьерами окрестили, и еще не знаю кем! Гилли получит назад полностью то, что мы взяли у него. Мы нанесли ему вред — мы его и покроем. Да у нас останется сто пятьдесят птенцов сверх того, что могло бы остаться на озере, если бы мы не взяли яиц. Что же тут нехорошего? Что могут сказать те, кто обвиняет нас в расхищении природных богатств и в браконьерстве?… Вот, Асмик, дорогая, посмотри, чтоб у одного из четырех твоих питомцев крыльев не подрезали, Этим — лететь на юг!…

Под вечер дед -Асатур зашел на ферму. Там не было ни души. Вдруг старик заметил притаившегося за изгородью Сэто.

— А ну, убирайся-ка подальше от фермы, не то, клянусь бородой, шкуру спущу! — закричал охотник.

— Какая там ферма! — засмеялся Сэто. — Ваша ферма в реке плавает!

Дед кинулся к речке.

И в самом деле, крошечные гусята, утята, лысухи, оказавшись в своей стихии, в восторге плавали, окунались в воду, ныряли…

Наседки в ужасе бегали по берегу и на своем птичьем языке, громко кудахтая, звали на помощь. Таких странных цыплят они никогда еще не видали!

Весело смеялись сбежавшиеся школьники. Шутник Грикор на ручной тележке с грохотом провез мимо них инкубаторы.

— Дорогу, дорогу! — кричал он. — Железная наседка спешит на помощь своим птенцам!

Читатель, проезжая в июне через Семеновский перевал, ты не сможешь сдержать восхищения, увидев озеро Севан. Как бы ты ни спешил — остановишься, чтобы насладиться несравненной красотой водной лазури, покоящейся в объятиях гор. Прекрасен Севан в это время года! Всегда обнаженные и мрачные горы вокруг озера в июне одеваются в пышный зеленый наряд, украшаются несчетным множеством цветов. И, когда смотришь на Севан, два резко различающихся в своей окраску тона радуют глаз: безграничная голубая ширь водной глади и уходящая от берегов озера вверх, к небу, изумрудная зелень гор.