— А вот у Сэто в семье ссоры каждый день… Чего только не говорит мать сыну, так его ругает… У нас слышно.
Вскоре Асмик и Грикор нагнали ушедших вперед Арама Михайловича, Камо, Армена и деда Асатура. Камо взял с собой кирку, дед Асатур — свое неразлучное ружье, Армен — фотоаппарат.
Впереди шел дед Асатур. В пути он оживился и развеселился. Рядом с ним бежал довольный своим хозяином Чамбар — он видел на его плече ружье. Шествие замыкал Грикор, походивший на хромого барашка, отставшего от стада.
Чем выше они поднимались, тем шире расстилался перед ними прекрасный, голубой Севан.
Печальный вид представляли скалы Дали-дага: засуха сожгла здесь сею растительность.
Кусты, выросшие среди камней, пожелтели. Трава, едва поднявшись, посохла. Склоны горы были безрадостно серы, а местами сквозь сожженную жалкую поросль проступали и пятна огненно-красной песчаной земли. Казалось, уже настала осень. В этих местах все было голо, пусто. Не было и животных. Они или погибли от недостатка пищи, или ушли в другие края.
Жара усиливалась. Путь был унылый.
Вскоре наши натуралисты дошли до широкой покатой тропы, которая со стороны Черных скал спускалась по склону Дали-дага к колхозным полям села Личк.
Неожиданно Арам Михайлович остановился.
— Что это значит?… Неужели здесь? — прошептал он.
— Что случилось?
Подняв руку, как в классе, учитель сказал:
— Скажите, кто из вас был по ту сторону наших гор? Там Дали-даг такой же сухой и каменистый, как у нас?
— Нет, что вы!… — ответил учителю Грикор. — Если бы вы знали, сколько я съел там диких слив — желтых, красных. А яблок, а груш!… Леса там такие, что не пройдешь, а горные луга сочные, зеленые. Мы с Вано телят туда гоняли, они пировали там, как на свадьбе.
Асмик засмеялась. Она без смеха не могла слушать Грикора, если даже он говорил о самом серьезном.
— А что? Разве я не правду говорю, дедушка?
— Верно. Горы по ту сторону лесистые, — подтвердил старик. — Это тут у нас все голые.
— В Армении все горы такие, — сказал учитель. — У нас южные склоны гор каменисты, а северные лесисты, в то время как в северных районах нашего Союза, например в Сибири, склоны гор — и южные и северные — мягки, покрыты плодородной почвой. А у нас земля скапливается только на северных склонах… Почему это так? Да потому, — продолжал учитель, отвечая на свой же вопрос, — что у нас, особенно на южной стороне, горячее солнце выжигает органические вещества земли… Ну-ка, поглядите на верхний склон — остались камень да рыже-красная глина, которые только и не боятся солнца…
— Но откуда же здесь глина? — прервал учителя Камо.
— Эти рыжие камни и есть глина. Они когда-то образовались на дне моря из глины. А теперь, разрушаясь, опять превращаются в глину, и дожди уносят ее в озеро. Там, оседая на дне, она снова становится под давлением воды такими же рыжими камнями… Так как растительность на южных склонах бедна, здесь земля не может задержаться, ее всю смывают и уносят дожди. На северных склонах, где растительность богата и пышна, верхний слой земли даже увеличивается с каждым годом.
Деда Асатура эти простые объяснения ставили в тупик. Все это он видел с детства, но думал ли он, что одна сторона горы может распадаться, другая — нарастать, увеличиваться.
— Оттого, значит, у наших гор спины такие толстые, как у горбунов? — спросил он.
— Ты правильно заметил, дед. Спина — толстая, а грудь — худая, впалая…
— Но постойте-ка! — вдруг, точно что-то вспомнив, вмешался Армен. — Тогда почему же те склоны, что идут вниз от этой тропы, не разрушаются?
— Ты это тоже заметил? — ласково проговорил Арам Михайлович. — Вот как раз этот вопрос и волнует меня. Поглядите, как резко эта тропа разделяет Дали-даг на две части.
Все внимательно осмотрели склоны, идущие вверх и вниз от тропы. Контраст был очевиден: верх склона был каменист и лишен растительности, низ был покрыт травой, правда сухой, выжженной солнцем,
— Это что-нибудь да значит… — таинственно сказал учитель. — А ну, Камо, копни-ка землю там, пониже тропы.
Камо копнул. Слой земли достигал здесь четырех-пяти пальцев в толщину.
— Здесь почва не только не уменьшилась в течение ряда лет, а даже увеличилась… Что бы это значило? — взглянул на мальчиков учитель*
— Не значит ли это, что ниже этой дороги была раньше густая растительность? — спросил Армен и покраснел.
— Да, ты, наверно, прав, Армен: ниже нас, должно быть, когда-то была пышная растительность, она-то и оставила этот слой почвы. Вот и перегной в нем смешан с глинистой землей, потому и цвет этой почвы темнее, чем у верхней. Теперь, Камо, попробуй копни там, наверху… Видите, какая разница? — говорил учитель, сравнивая образцы почвы, взятые под тропкой и над ней. Один из них был красно-рыжий, другой — красно-серый с черным отливом. — Но как же все-таки мог образоваться здесь, внизу, на покатом склоне, такой слой земли?
— Тут он, значит, не уменьшается? — быстро спросил Камо.
— Нет. Ниже тропы весь склон покрыт густым сплетением травяных корневищ: они сберегают почву. Но интересно, когда образовалось такое сплетение?
— Оно могло образоваться только в том случае, если эти склоны орошались, — сказал Армен.
— Орошались?… А где же твой вишап, дед?… И почему здесь такая гладкая дорога?
— Дорога как дорога… Должно быть, скотина вытоптала. Гоняют же тут стада на пастьбу.
— Но разве скотина такую широкую тропу протопчет? Да и зачем ей к Черным скалам ходить? Там разве есть пастбище?
— Какое там!… Одни камни.
— Нет, это не простая дорога, это что-то другое. Вот посмотрите, нижний край ее кое-где приподнят, — сказал учитель. — Пойдем-ка, мы это выясним вон у тех камней, где дорога прерывается гребнем.
Не пройдя и ста шагов, Армен остановился и подозвал учителя:
— Вы заметили, что наклон тропы везде одинаковый? Я знаю, о чем вы думаете, Арам Михайлович, все признаки говорят о том же…
— Ты прав: наклон повсюду равномерен, точно животные, прежде чем проложить тропу копытами, сначала наметили ее… карандашом, — ответил учитель.
Этот загадочный разговор между учителем и учеником привлек всеобщее внимание.
Армен так возвысился в глазах Асмик, что когда немного спустя она обратилась к нему с каким-то вопросом, то невольно назвала его на «вы» и смутилась.
— Ученый сынок, разъясни-ка мысль свою, чтобы и мы поняли, — не вытерпел старик.
— Нет, еще не время, — возразил учитель, — еще ничего сказать нельзя. Все разъяснится вон у того гребня, что преграждает путь.
Молча они шли вперед.
«Что же это за тайна, которая только у тех камней и разрешится?» — думала Асмик, торопясь поскорее дойти до указанного учителем места.
Когда они были уже недалеко от Него, Арам Михайлович остановился и, обращаясь к старику, сказал:
— Если на этих камнях окажутся знаки, о которых мы с Арменом думаем, то скоро и вишапа твоего найдем.
— Откуда вы это узнали? — спросил старик, пораженный. — Так оно и есть…
— Мы знаем… — ответил учитель улыбнувшись. — Не так ли, Армен?
У Камо эти таинственные разговоры вызывали чувство досады. Он исподтишка посматривал на Асмик, замечал, какое впечатление производит на нее ум Армена, и сердце у него сжималось от обиды.
«Уж не зависть ли меня разбирает?» — подумал Камо и остановился, неприятно смущенный этой мыслью: он очень любил Армена.
Наконец они подошли к каменистому выступу. Учитель и Армен внимательно осмотрели дорогу в этом месте и понимающе улыбнулись друг другу. Край утеса был здесь затерт и точно отполирован.
— Ну вот, глядите, это сделала вода — вода, которая бежала по этой предполагаемой дороге к селу Личк, — сказал учитель, показывая на сточенные водой камни. — Здесь был небольшой водопад… Камо, сбегай вниз и покопай вон там. Ты должен будешь найти там камни, круглые-круглые. Такие, как речные голыши.
