Приближалась кавалькада, впереди которой ехали верхами сквайр Монкбери и Бэбби, раскланиваясь на обе стороны народу. Сквайра всегда любили донмовцы и поселяне, но теперь он решительно был идолом всех, и весело кланялся, отвечая на общие приветы. Бэбби восхитительна была на своей «Цыганке»; за нею ехали неразлучные Гробхэм, Чипчез и Клотворти, а почти рядом с нею сэр Джильберт де-Монфише, который совершенно не был похож на прежнего слишком бесцеремонного и подчас наглого Монфише: он казался теперь вполне порядочным человеком.

Позади всех ехали, на одном седле, Эльюрд и Роза Физвальтеры; он, ловко управляя лошадью одной рукой, другою заботливо поддерживал жену, которая также обняла его стан своею маленькою ручкою. Нельзя было смотреть на них без радости — так они были хороши, так много взаимной любви и счастия выражалось на их лицах! И все матери желали, чтоб их дети были похожи на Эльюрда и Розу.

Медленно ехали они, осыпаемые всеобщими желаниями успеха; ловко спрыгнула Роза на крыльцо, за нею спрыгнул муж, и они вошли в комнату суда — она, гордясь мужем, он, гордясь женою.

Заседание суда уже началось.

На возвышенном судейском месте сидел сквайр под балдахином, на котором был вышит герб Монкбери; по сторонам сквайра доктор Сайдботтом, капеллан Бош, сэр Вальтер Физвальтер, сэр Ральф Джернон, мистер Денни, мистер Гоблен и другие джентльмены; позади сидели дамы; первые места в числе их занимали леди Физвальтер и мистрисс Лесли, которым теперь суждено было насладиться спокойною старостью, перенеся столько страданий. Подле мистрисс Лесли сидела ее красавица-внучка, и более говорила с бабушкой, нежели с Джильбертом де-Монфише, который шептал ее красоте комплименты совершенно справедливые. Ниже, у стола, на котором приготовлены были перья, чернильница, бумага и лежали протоколы Донмонского Баронского Суда и Устав о присуждении окорока, сидели Ропер, секретарь суда и клерк суда, Гопкинсон. По обе стороны шли скамьи для почетных горожан и фермеров. Направо, на возвышении, стояли кресла присяжных.

Небольшая платформа, огороженная решеткой, и покрытая зеленым балдахином, была приготовлена для искателей награды. У решетки стоял Уилль Крен, с длинным шестом, наверху которого был утвержден огромный достославный окорок — завидная награда счастливым супругам. Он был прикреплен к шесту серебряною цепью, которую некогда носил на груди сэр Реджинальд Физвальтер, учредитель знаменитого донмовского обычая.

Налево была отгорожена решеткою платформа для свидетелей.

Соискателей не было еще: они еще не были призваны, потому что прежде надобно было исполнить надлежащие приготовительные формальности.

Гопкинсон объявил, что заседание суда открывается. Воцарилась общая тишина, и Ропер, обозревая присутствующих, начал:

«Известно всем, здесь находящимся, что, согласно древнему и почтенному обычаю, установленному в начале XIII века сэром Реджинальдом Физвальтером, родоначальником славной фамилии, представитель которой присутствует здесь, согласно этому обычаю, почтенному не только по своей древности, но также и по достохвальной своей цели — давать награду за супружескую любовь и верность, собрался теперь суд для произнесения решения относительно прав со стороны искателей нашей награды на ее получение. Известно также всем, здесь присутствующим, что присуждение сказанной награды по уставу принадлежит владетелю поместий Донмовского Приорства, каковым ныне состоит достопочтенный председатель суда, сквайр Марк Монкбери, всегда поставлявший обязанностью своею сохранение древнего обычая нашего во всей чистоте и ненарушимости. Упомянув сие, должно приступить к объяснению высокого значения самой награды. Цена ее не в редкости и богатстве, но в отличии, какое дается ею счастливым искателям. Достойны всеобщего почтения те, которые получают ее за свои супружеские добродетели. Слава их распространяется не только по нашему графству, но и по всей Англии. Награда наша воспета отцом английской поэзии, Чоусером. Получающие нашу награду, по всей справедливости, могут быть названы лучшими и счастливейшими из людей. Они достойны жить в сказаниях истории и в песнях народа, как пример для современников и потомства. Но важности награды соразмерна и трудность ее получения. Суд должен быть вполне и единодушно убежден в примерной, безукоризненной и невозмутимо согласной жизни искателей. Условия награды так строги, что очень немногие в состоянии удовлетворить требованиям суда. Пятьдесят лет протекло с тех пор, как награда была выдана в предыдущий раз. Да будут увенчаны этою редкою и драгоценною наградою искатели, являющиеся ныне.

Две четы супругов внесены в список искателей. Под нумером первым состоят Иона Неттельбед, хозяин донмовской гостиницы, и Нелли, его жена. Клерк суда вызовет их для предъявления прав на награду».

Ропер сел. Раздался громкий голос клерка:

«Вызываются судом Иона Неттельбед и Нелли, его жена, для доказательства своих прав».

Улыбка пробежала по всем лицам, когда Иона и Нелли выступили для ответов на расспросы судьи. Иона низко поклонился членам, потом всем присутствующим. Нелли в первую минуту смешалась и покраснела, но скоро ободрилась и смело обвела глазами все собрание. Иона не смутился и в первую минуту: он вперед торжествовал победу и самоуверенно взглянул на окорок, который считал уже своею собственностью.

— Иона Неттельбед! — начал Ропер, — знаете ли вы и ваша жена, какая присяга требуется от искателей нашей награды?

— Знаем, — отвечали муж и жена в один голос.

— Готовы ли вы присягнуть, что никогда не нарушали супружеских обязанностей?

— Клянемся! — отвечали оба, опять в один голос.

— Клянетесь ли вы, что никогда «семейные ссоры и размолвки» не возмущали вашего согласия?

— Можем даже поклясться… — вскричал было Иона, но Ропер остановил его:

— Отвечайте на вопрос: клянетесь ли вы, что никогда не ссорились?

— О, мы никогда, ни одного раза не ссорились! — отвечала Нелли.

— Что ты так торопишься, — шепнул ей Иона, — мы должны отвечать вместе.

— Не я тороплюсь, а у тебя язык не ворочается, словно чужой, — возразила Нелли.

— Что там у вас за разговоры? Уж не перебранка ли? — строго сказал сквайр.

— Нет, нет, ваша милость, — поспешно отвечал Иона, — мы оба готовы присягнуть, что никогда не ссорились.

— Совершенно готовы, — повторила Нелли.

— И никогда не оскорбляли друг друга? — продолжал Ропер.

— Оскорбил ли я когда-нибудь тебя, милочка? — сказал Иона, обращаясь к жене.

— Никогда, — отвечала она, — а я тебя оскорбила ли когда, душечка?

— Никогда, никогда, мой дружочек! — вскричал он с чувством и хотел обнять жену, но, сообразив, что такое нежничанье может быть сочтено неуважительным относительно судей, удержался.

— И по совести можете присягнуть, что никогда не раскаивались в том, что повенчались? — спросил Ропер.

— По совести могу сказать это, — отвечал Иона.

— А вы, Нелли? — повторил секретарь, обращаясь к ней.

— Мне не было совестно… — начала Нелли.

— Не торопитесь, не торопитесь; внимание в смысл слов: можете ли вы поклясться, что никогда не раскаивались в том, что повенчались?…

— То есть, никогда не пожалела, — пояснил Иона.

— О, никогда, никогда! — вскричала Нелли.

— Я должен вас предупредить, Иона, что вы не должны подсказывать ответы жене, — заметил сквайр. — Впрочем, суд остается доволен вашими ответами. Назовите же свидетелей, на которых ссылаетесь в подтверждение ваших слов.

— Вот их список, ваша милость, — сказал Иона, подавая лист бумаги клерку, который передал его сквайру. Сквайр, просмотрев список, отдал его секретарю.

Показания первых двух свидетелей, донмовского старосты и Тома Тепстера, были совершенно удовлетворительны. Тепстер выразился даже, что Иона с Нелли живут, как голубь с голубицею, и все воркуют да цалуются, отчего Иона самодовольно крякнул, а Нелли покраснела и потупила глаза. Кухарка Неттельбедов подтвердила это показание, прибавив, что она женщина замужняя и знает замужнюю жизнь вдоль и поперек.