— Я столько же счастлива им, — отвечала Роза, — мы блаженствовали в нашем домике, будем также любить друг друга всегда и везде.

— О, я не могла бы находить счастья в послушании мужу! Я не люблю слушаться, люблю жить, как мне хочется! — вскричала Бэбби.

— Моим законом было бы исполнение всех ваших желаний, — нежно сказал Гробхэм, падая на колени.

— Моим блаженством было бы повиновение вам, — воскликнул Чипчез, следуя его примеру.

— Я старался бы во всем угождать вам, — произнес Клотворти, также падая на колени.

— Я замучила бы вас, джентльмены, — весело сказала Бэбби, — правда ли, папа? Я охотница мучить и ссориться.

— Ты не получишь окорока, если выйдешь замуж, — сказал сквайр, улыбаясь.

— Не получу; да это и невозможно; никто его не получает. А пока не найдутся счастливые супруги, которые получат окорок, я не хочу верить супружескому счастью и не пойду замуж. Вот мой последний ответ, джентльмены; можете встать с колен.

Злополучные искатели пошли от суровой красавицы, деля друг с другом свои горести.

Между тем сэр Джильберт де-Монфише, не принимая участия в этом фарсе, угрюмо стоял в отдалении; весь побледнев, подошел он к сэру Вальтеру и, мрачно смотря ему прямо в лицо, сказал:

— Так вот он, сэр Вальтер Физвальтер! Наконец-то мы встретились. Я громко называю его убийцею.

— Откажитесь от этого слова, сэр Джильберт! Откажитесь от этого слова, или вы будете отвечать за него мне! — вскричал Эльюрд.

— Я очень рад, что вы готовы отвечать передо мною за поступок вашего отца, — отвечал Монфише. — Я не мог бы вызвать на смертный бой старика. Вы можете драться. Повторяю свои слова. Я называю его…

Эльюрд бросился на Монфише, но отец удержал его.

— Не касайся его, сын мой, оставь его, пусть он имеет дело со мною.

И, схватив железною рукою руку баронета, старик отвел его в сторону и сказал: «Да, вы должны мстить мне за смерть отца, сэр Джильберт. Если моя кровь нужна вам, я открываю свою грудь вашей шпаге. Но ни моя рука, ни рука моего сына не поднимется против вас. Выслушайте меня. Вы помните, — продолжал он, понижая голос, — в каких обстоятельствах встречался с вами я, под именем Джона Джонсона, помните, как я спас вас от негодяев?»

— Вы дали мне взаймы денег и помогли мне защититься от нападающих.

— Их было много, — продолжал сэр Вальтер, — и вы могли убедиться, что я умею владеть шпагою. Следовательно не из робости я отказываюсь от битвы, но, как я сказал, вы можете вполне отмстить мне.

— Кончили вы, сэр? — нетерпеливо сказал Монфише, усиливаясь освободить свою руку.

— Нет, — продолжал сэр Вальтер, еще более понижая голос. — Вы разорились, сэр Джильберт; вы проиграли все в карты. Ваши поместья назначены в продажу…

— Я беден, но не обесчещен. Оставьте ваши назидания, сэр Вальтер.

— Я говорю правду, а не назидания. Вы задолжали жидам и ростовщикам. Я следил за вами…

— Позвольте спросить, с какою целью? — гордо сказал Монфише.

— Чтоб спасти вас. Я знаю негодяев, жертвою которых вы сделались. Я знал также, что напрасно было бы предостерегать или останавливать вас. Можно было только помешать исполнению их планов. Это мне удалось, не скажу, чтоб удалось без пожертвований с моей стороны; скажу только, что вы не теряете ничего. Если опыт научил вас быть осторожнее, вы остаетесь в выигрыше, а я буду доволен, если эта услуга искупает мою вину перед вами.

— Как понимать ваши слова, сэр Вальтер? — сказал Монфише, с изумлением смотря на него.

— Я хочу сказать, что ваши векселя выкуплены мною и возвращаются вам изорванными. Вы полный владелец своих поместий, которые освобождены от долгов. Довольно ли вам этого, или еще нужна моя кровь?

— Мне нужна только ваша дружба. Вы благородный человек, сэр Вальтер.

— Жалкий слепец! я думал, что продолжаю мщение, спасая сына того, кого считал губителем своей чести; а я только искупал свою вину перед ним. Я не стою ни похвалы, ни благодарности. Требую только одного: чтоб вы изменили свой образ жизни, потому что я не всегда буду вашим опекуном. И лучшее средство исправиться — женитьба.

— Я женюсь, сэр Вальтер; нужно только найти невесту.

— Почему же вы не сватаете младшей дочери сквайра?

— О, если б он и она согласились!

— Монкбери! — закричал сэр Вальтер, обратившись к сквайру, — мы помирились с сэром Джильбертом, и мне приятно сказать вам, что поместья нашего молодого друга совершенно свободны от долгов. Потому он возобновляет предложение, о котором вы знаете, и просит руку вашей дочери.

— Что-то скажет Бэбби? — сказал сквайр.

— Я уж говорила, — кокетливо отвечала Бэбби, — что не пойду замуж, пока будет выдан кому-нибудь в награду донмовский окорок: тогда только я поверю, что замужняя жизнь может быть счастлива.

— В таком случае мы не отказываемся от надежды, — сказали Гробхэм и его соперники-приятели. — Неттельбеды наверное получат окорок.

В это время вошел Ропер и доложил сквайру, что, по его приказанию, вся прислуга собралась в зале. Монкбери, взяв за руки своих дочерей, пошел в залу, сопровождаемый всем обществом. Громкие, радостные восклицания приветствовали в зале появление сквайра; он чувствовал себя невыразимо счастливым в ту минуту. Все умолкло, когда он рекомендовал своих дочерей собравшейся толпе. Потом раздались восклицания громче прежнего. Ободренные благосклонною улыбкою новых своих госпож, некоторые смельчаки бросились пожимать им руки; за этими передовыми последовала вся толпа, и общий восторг не знал пределов.

По окончании церемониального представления занялись приготовлением пира, какого не бывало еще в доме Монкбери, славимшемся пирами. Радостная весть быстро разнеслась повсюду, и со всех сторон начали сходиться фермеры сквайра, с женами и детьми. Веселые крики и пир продолжались с полудня до полночи. Пришли даже Иона и Нелли, сошлись и присяжные окорока; пришли и музыканты, игравшие накануне в гостинице; начались танцы и шумно продолжались чуть не до рассвета. Бэбби была в таком хорошем расположении духа, что танцовала со всеми своими женихами. Сэр Вальтер один не принимал участия в празднике и, успокоенный его отсутствием, капитан Джоддок осмелился появиться в обществе, которое удивил своим аппетитом и восхитил своими веселыми песнями.

Сэр Вальтер, как мы заметили, не принимал участия в общей веселости; он чувствовал, что своею печалью нарушит радость пира, и рано поутру возвратился в донмовскую гостиницу. Сквайр удерживал его у себя, но старик был непреклонен, и Монкбери мог вынудить у него только обещание приехать опять завтра.

— Мой дом — ваш дом, — говорил он, — вы и ваши друзья всегда будут самыми приятными для меня гостями.

— Друзей у меня и прежде было мало, а теперь и вовсе я не обременю вас ими, — сказал старик, горько улыбаясь.

— Как знать? иногда встречаешься с людьми, которых не надеялся видеть, которых считал навеки потерянными, — значительным тоном отвечал сквайр.

Пока прощался старик с сыном и невесткою, сквайр отправил Ропера с какими-то поручениями. По дороге в Донмо, сэр Вальтер заехал в старое приорство, где были погребаемы члены его семейства. Долго и горячо молился он над памятником жены, и вдруг ему послышался в темном склепе шорох шагов. Накануне, зашедши в склеп, когда шел взглянуть на Розу Вудбайн, сквайр также слышал этот шорох; но тогда он принял это за обман воображения. Теперь странный шорох слышится опять, слышится ясно. Мороз пробежал по жилам сэра Вальтера. Осматривая памятник, он находит на нем письмо; на адресе его имя, написанное знакомою рукою; это уж не может быть обманом чувств: чернила еще свежи… Боже! ужели она жива? Сделав над собою страшное усилие, он распечатал письмо и прочитал: