С 1910 по 1913 год Цхакая заведовал библиотекой, существовавшей в Женеве при столовой русских студентов. В библиотеке была преимущественно политическая литература — труды Маркса, Ленина, Плеханова и других классиков революционного движения. Он много читал, писал, изучал французский язык. Непрерывно держали связь с Цхакая кавказские большевики.

«Дорогой Миха, — писал из Баку Степан Шаумян, — я как от своего имени, так и от имени всех других товарищей выражаю тебе, дорогой Миха, благодарность за обстоятельные письма и прошу тебя впредь также писать нам в том же духе, невзирая на нашу недобросовестность в смысле ответов.

Не можешь ли прислать к нам одного хорошего работника? Приезжает к нам всякая, извини за выражение, шваль, которая ни к чему, кроме мелких скандалов, не способна. Работа у нас слишком серьезная, требующая много знаний и вдумчивого отношения, на это не всякий способен, а между тем работники крайне необходимы. Ты знаешь, что лучшие наши товарищи изъяты из обращения. Так, если найдется хороший работник, постарайся, пожалуйста, прислать… Жму тебе дружески руку. Степа.

Привет всем товарищам. Присланные тобою товарищи оказались все-таки лучше всех других…»[25]

Жизнь в эмиграции была нелегкой, не хватало денег. Цхакая часто голодал. «Месяцами живем на хлебе и чае, — писал он товарищам на Кавказ, — как когда-то в тюрьме». Да и не только он был в таком положении. Ильичу порой приходилось также туго.

Однажды кто-то из женевских товарищей сообщил Ленину, что Миха голодает и питается сырыми каштанами. На другой день Ильич попросил Надежду Константиновну навестить Цхакая и выяснить, правда ли это. Рано утром Надежда Константиновна явилась без предупреждения к Миха. Тот сидел за столом, что-то писал, и — о ужас! — действительно перед ним лежали блестящие коричневые каштаны. Надежда Константиновна, посмотрев своими добрыми глазами на Миха, кивнула на каштаны и сказала:

— Не совестно вам, дорогой Миха, что это такое?

Цхакая недоуменно пожал плечами:

— Это?.. Каштаны, Надежда Константиновна.

— То-то и оно — каштаны. Об этом вчера вечером стало известно Ильичу. Я вас прошу немедленно прийти к нам. Ильич просит вас к себе. Там он все объяснит.

Цхакая всегда был рад видеть Ленина, но на этот раз ничего не понимал. Всю дорогу Надежда Константиновна сердито молчала. И это молчание еще больше удивляло Миха.

Скоро они вошли в комнату Ленина. Увидев их, Ильич быстро встал со стула и спросил, обращаясь сперва к Надежде Константиновне:

— Ну-с, каковы результаты ревизии?

— Все правильно, Володя. Товарищи сказали правду. Они там! — ответила Крупская.

— Позвольте!.. Владимир Ильич… Надежда Константиновна… Я уверяю вас, что никого у меня не было, — заволновался вконец расстроенный Миха.

— А каштаны? — прищурился Владимир Ильич. — Попались, голубчик, конспирация вещь хорошая, но не в таких делах!

Когда они объяснили Миха суть дела, он, тронутый их вниманием и взволнованный до слез, сказал:

— Дорогие мои Ильич, Надежда Константиновна. Товарищи неправду вам сказали, что я питаюсь сырыми каштанами. Они дикие, их и есть-то нельзя! Просто я собираю каштаны на прогулке, потому что они красивые, — вот они, взгляните: приятно держать в руке, перебирать в кармане, когда о чем-нибудь задумаешься.

Ильич сразу понял, что «попался» на этот раз сам, и расхохотался заразительно, как умел только он.

— Ну, бог с ними, не обижайтесь на нас, все равно мы угостим вас чаем.

Но вскоре разговор между Лениным и Миха принял серьезный характер.

Следует сказать, что у Цхакая в это время впервые появились разногласия с ленинской линией. Новая тактика партии требовала сочетания легальной и нелегальной работы. Многие товарищи отрицали использование возможностей легальной борьбы. Среди них были уважаемые члены партии: например, А. Луначарский и А. Богданов. Они требовали отозвать партийных депутатов из Государственной думы, за что их стали называть «отзовисты». Владимир Ильич резко выступал против «отзовизма» и «отзовистов».

Цхакая говорил, что ом тоже против «отзовизма», но защищает «отзовистов» персонально, так как они нужные и полезные работники.

— Поймите, Миха, — сказал ему Ленин, — мы не должны либеральничать. Если люди выступают против линии партии, они не могут быть хорошими партийными работниками, хотя бы на данном этапе.

Конечно, Миха вскоре понял свою ошибку.

Владимир Ильич переехал в Берн. Оттуда он регулярно пишет Цхакая. Справляется о делах, о здоровье, дает советы и поручения. Весной 1916 года Цхакая получил письмо от Надежды Константиновны. Она сообщала, что Ильич находится в Лозанне, но скоро приедет в Женеву, где прочтет реферат о международном положении. «Владимир Ильич очень хочет видеть вас», — добавляет Надежда Константиновна.

Беседу устроили в одном из женевских кафе. Народу пришло много, причем самого разнородного. Ленин резко критиковал позицию присутствующих на докладе меньшевиков-оборонцев. После доклада состоялась дискуссия.

Ильич вышел из кафе расстроенный.

— Как эти люди не хотят ничего понимать! — говорил он Цхакая и Мелитону Филия, товарищу, бежавшему из далекой Грузии прямо из зала суда.

— Что делать, — сказал Миха, — у них уже нет ничего общего с марксизмом…

Бог с ними, — прервал его Владимир Ильич и неожиданно предложил: — Давайте прогуляемся по берегу Арвы. Нужно немного отдышаться.

Они направились на набережную. Ночная река была очень красива. Вышла луна. Вода переливалась, играла. На волны легла серебристая дорожка. От нее веяло чем-то мирным, домашним…

Вдруг Ильич положил руку на плечо Цхакая.

— Ну, когда же, товарищ Миха, прорвется… совершится? — задумчиво спросил он.

— Через год, Владимир Ильич, — улыбнулся Цхакая, — ровно через год!

Ленин взглянул на него в упор, обнял и сказал:

— Дорогой Миха, люблю я вас за ваш здоровый оптимизм!..

Постояв немного на берегу, они вернулись домой.

Шла мировая война. Связь с товарищами из России была прервана. Вести оттуда приходили противоречивые и нерегулярные. Владимир Ильич нервничал. Он, несомненно, чувствовал, что обстановка на родине накалена до предела, и мучался, что не может быть там.

Как-то в конце февраля 1917 года Михаил Григорьевич вернулся домой с прогулки. В почтовом ящике лежала открытка. Он достал ее и пробежал глазами:

«Дорогой Миха, свершилось… прорвалось… поздравляю с революцией в России… Я готовлюсь в путь-дорогу. Укладываю чемоданы. Значит едем? Ваш Ленин».

У Цхакая забилось сердце. Он присел к столу и тут же набросал ответ:

«Дорогой Ильич. Поздравляю также. Мои чемоданы уложены год назад. Вдвойне рад, что мой оптимизм оправдался. Конечно, едем. Ваш Миха».

Вечером в кафе собралась русская колония. Люди поздравляли друг друга. У многих на глазах выступили слезы. Устроили митинг. Председателем, как старейшего, выбрали Миха Цхакая.

24 марта 1917 года В. Карпинский принес Миха ленинскую телеграмму: «Уезжаем завтра в полдень. Приезжайте. Все расходы для Миха будут оплачены».

Вскоре Миха выехал в Берн, а оттуда вместе с Лениным и тридцатью другими товарищами в Россию. Их встретил кипящий Петроград. Февральская революция уничтожила царизм, но буржуазия оставалась у власти. Партия готовилась к решающим боям. Состоялась Апрельская конференция РСДРП, на которой были обсуждены Апрельские тезисы Ленина.

Цхакая получил направление в Грузию. Грузинские товарищи тепло встретили его. На вокзал пришли представители Тифлисского комитета и рабочие.

В газете «Кавказский рабочий» была помещена статья «Приезд товарища Миха Цхакая».

14 мая 1917 года он выступил на общегородском собрании большевиков Тифлиса с докладом «Об итогах Апрельской конференции».

Тифлисский комитет РСДРП (б) решил создать в городской думе свою фракцию, руководить которой поручили Цхакая. На первом заседании он зачитал Декларацию фракции большевиков, которая призывала всех пролетариев бороться под красным знаменем большевизма.