Таков сюжет «Даиси».

В отличие от эпически-монументального «Абесалома и Этери» в опере «Даиси» широко использованы испытанные оперные формы: арии, куплеты, ансамбли, танцевальные номера, яркие жанровые сцены. Но сила дарования композитора так велика, что даже на обыденном сюжете, используя традиционные формы, он сумел создать музыку неувядаемой прелести и поэтического очарования. Все в этой опере живет сочной, полноценной художественной жизнью. Личная жизнь героев тесно переплетена с их общественным долгом перед родиной, и в этом одна из основ народности оперы «Даиси».

В «Даиси», как и в «Абесаломе», основой языка служит тот же музыкальный фольклор Грузии. Но представлен он шире и многообразнее: крестьянские песни органически сплетены с колоритными мелодико-гармоническими оборотами народной городской музыки старого Тифлиса.

В живописном уголке Абастумани примостился домик композитора. В дни и недолгие месяцы, когда создавалась «Даиси», уже ничто не мешало Захарию Петровичу писать: он, прославленный композитор, мог отойти на время от педагогической деятельности, чтобы целиком отдаться творчеству.

В Абастумани постоянно приезжали друзья и почитатели. Но Юлия Дмитриевна пускала не всех.

У Вано Сараджишвили и Сандро Инашвили был «постоянный пропуск». Эти двое — ближайшие друзья, солисты Тбилисской оперы — первыми слушали написанные куски оперы, тут же проверяли свои будущие партии (Малхаза и Киазо), спорили, предлагали новые варианты. Палиашвили охотно принимал их замечания. Богатейший опыт оперных певцов был очень ценен для композитора.

Г. Габашвили. Портрет Ильи Чавчавадзе.

Б. Авалишвили. Портрет Важа Пшавела.

У. Джапаридзе. Портрет Захария Палиашвили.

Вано Сараджишвили.

— Захарий Петрович, — предложил как-то Вано Сараджишвили, — есть прекрасные стихи Акакия Церетели с популярной мелодией, очень подходящей для арии Малхаза. Вот они. — И он с чувством прочел «Мне судьбою» («Таво чемо»).

— Здорово! — откликнулся Захарий Петрович. — Это может прозвучать вот так. — И он начал наигрывать первые такты мелодии будущей арии «Таво чемо».

И вот, наконец, и премьера. На этот раз Захарий Петрович в зале, среди слушателей, а за дирижерским пультом самый близкий из друзей, самый любимый — брат Вано, теперь уже известный оперный дирижер. Поднялся занавес. Публика аплодирует отличным декорациям Валериана Сидемон-Эристави, а потом все поворачиваются к ложе, где сидит композитор. Вано приветствует его и незаметно подмигивает: как в детстве. А оно уже давно прошло, его детство, наступила зрелость, да ведь и старость недалеко; ему пятьдесят два года…

Музыка — вот что никогда не стареет. Кажется, об этом говорили на каком-то банкете, поздравляя его с пятидесятилетием. Но он совсем не чувствует себя старым. Разве старики пишут оперы о любви? Разве не о себе писал он в арии Малхаза?

Гром аплодисментов прерывает его мысли. Его вызывают на сцену — он стоит рядом с Вано, с постановщиком оперы Котэ Марджанишвили; артисты жмут ему руку, преподносят цветы.

Захарий Петрович чувствует, что счастье его огромно: он нужен и полезен родному народу, родному искусству.

А через два года, 12 апреля 1925 года, грузинский народ поздравлял своего композитора с тридцатилетним юбилеем его музыкальной деятельности. Его приветствовали композитор Александр Афанасьевич Спендиаров, Леонид Витальевич Собинов и верный друг грузинской музыки, основатель Тбилисского училища, старейший музыкальный деятель и композитор М. М. Ипполитов-Иванов. В этот день стало известно, что Захарию Петровичу Палиашвили присваивается звание народного артиста Грузинской ССР.

Шли годы. Это были годы труда, создания все новых и новых произведений. В 1927 году создана кантата «X лет Октября» для солистов, хора, симфонического и духового оркестров. Она исполнялась впервые 10 ноября перед зданием правительства Грузии, и участвовало в ней четыреста человек. А через пять месяцев Палиашвили дирижировал своей третьей оперой — «Латавра». Снова, как в первые годы революции, он директор Тбилисской консерватории (преподавание в ней Он не прекращал все эти годы). Давно уже написана литургия, грузинская сюита для симфонического оркестра, хоры, романсы, а Захарий Петрович словно торопится: один за другим выходят обработки народных песен, статьи о грузинской музыке.

Да, он торопился. Потому что он был очень болен.

И он знал, что времени у него мало. До обидного мало!

6 декабря 1933 года, шестидесяти двух лет от роду, Захарий Петрович Палиашвили скончался.

Его имя прославило музыкальную культуру Грузии. «Абесалом и Этери» и «Даиси» выдержали испытание временем. Ясные по замыслу, глубокие по идейному содержанию, высокие по мастерству, законченные по форме, произведения Палиашвили доступны и понятны самому неискушенному слушателю. Заслуга Палиашвили перед родной культурой состоит еще и в том, что он первый заложил прочные основы подлинно классической грузинской музыки, одним из первых представил племенное и диалектное многообразие грузинского музыкального фольклора как стилистически единое художественное явление, добился обобщения всех элементов, составляющих песенное богатство Грузии, и, таким образом, поднял национальное искусство на такую вершину, откуда стали видны многие пути его дальнейшего развития.

Передовой педагог, дирижер, неутомимый этнограф-путешественник, человек огромной воли, трудоспособности, ясной мысли и большой щедрой души — таким мы помним Захария Палиашвили, талантливейшего грузинского композитора, автора классической национальной оперы.

Со страниц его партитур встает перед нами душа Грузии, страны легенд и сказаний, горных вершин и неумолкающих водопадов, многоголосных песен и огненных плясок, душа ее трудового народа. И мы благодарим композитора за это открытие, за огромный труд, проделанный им и равный по значению подвигу.

Песня — душа народа.

Если слова выражают мысли человека, то песня, безусловно, его душевное состояние.

У каждого народа свои песни: яркие, музыкальные, чистые! Как в прозрачной озерной глубине, видна в них народная душа.

Поэтому песни — второй язык людей, интернациональный, понятный и доступный всем.

…Когда древняя Спарта, измученная долгой войной, обратилась за помощью к Афинам, то афиняне вместо войск и оружия прислали в Спарту одного внешне ничем не примечательного человека.

Звали его Тиртеем.

В Спарте были удивлены и разочарованы такой помощью и ждали неизбежного поражения в предстоящих битвах.

Но вот Тиртей запел свой пламенные песни, и спартанцы, воодушевленные ими, победили. Так замечательные песни Тиртея стали знаменем победы.

Это миф, но он создан человеческой фантазией. Он создан народом.

Грузия заслуженно считается страной песни.

Еще в X веке монах Микел Модрекили создал грузинские нотные знаки, основательно отличающиеся от византийских и католических. Примерно в это же время Георгий Мтацминдели (Святогор) со своим хором приехал к византийскому цезарю в его дворец и исполнил греческие и грузинские церковно-хоровые песни.

В Грузии существовала традиция посылать талантливых молодых людей в Грецию для получения образования. Руставели получил свое образование в Афинах. Но раньше приезжали и в Грузию. Как свидетельствует греческий философ IV века Фемистокл, свое философское образование он получил в Грузии, где «существовали академии, в которых изучались философия и риторика». Здесь же происходили философские дискуссии, в которых принимали участие ученые чужеземцы со всех сторон света. В них прославился грузинский философ Бакури.