Сохранилось и шутливое письмо Акакия Церетели, которого соседские дети донимали вопросами, когда он похвастался им невзначай, что знаком с самим Якобом Гогебашвили.

«Покажись ты как-нибудь и нашим детям, — писал Церетели. — Вчера одна крохотная соседская девочка спрашивала про тебя: «Якоб Гогебашвили лысый или нет? Есть ли у него дети? Не сердитый ли он?» и т. д. И так она хочет тебя видеть. Я обещал ей твой портрет и этим очень обрадовал ее».

Но не только крохотная девочка мечтала увидеть Гогебашвили. К нему тянулись сердца всех, кого он умел поддержать дружеским словом, рукопожатием.

В небольшом гурийском селении поздней осенью сгорал от туберкулеза заезжий горожанин, талантливейший писатель Эгнате Ниношвили, автор многих прекрасных рассказов, один из первых грузинский писателей, всю жизнь и все помыслы свои посвятивший страдающему народу.

Писатель большого таланта и неукротимого духа, участник марксистской группы «Месаме-даси», в эти холодные пасмурные дни Эгнате Ниношвили был одиноким, тоскующим, смертельно больным человеком. Запертый в деревне, он мучительно ждал редких весточек от знакомых. И вдруг однажды февральским утром почтальон принес ему денежный перевод на довольно крупную сумму и письмо с незнакомым обратным адресом.

Письмо было полно сочувствия, вопросов о здоровье. Автор его, сожалея, что не познакомился лично с Ниношвили, предлагал писателю свою помощь в издании его рассказов. Это явилось бы серьезной поддержкой для попавшего в крайнюю нужду больного и беспомощного Ниношвили. А внизу стояла подпись: «Якоб Гогебашвили».

Взволнованный до глубины души, Эгнате Ниношвили присел к подоконнику и стал писать ответ:

«…Упрек в том, что Вы незнакомы со мною лично, должен быть обращен полностью только ко мне. Я был обязан прийти к Вам и познакомиться с Вами, как с лучшим грузинским деятелем, как с передовым человеком. Я не выполнил этого своего долга и поэтому заслуживаю Ваш упрек. Я грущу, что незнаком с Вами лично, а то разве есть в теперешней Грузии человек, умеющий читать и писать, который не знал бы, кто Вы такой! Разве мы все не росли, изучая составленное Вами руководство по родному слову, разве не по нему изучали все мы грузинскую грамоту? Это Вы заставили нас по-новому полюбить нашу родину и ее язык. После всего этого мне было бы стыдно не знать Вас!..»

Так же дружелюбно, не ожидая просьб, пришел Гогебашвили на помощь поэту Акакию Церетели, когда тот заболел. Всей собственной жизнью он осуществлял свою проповедь братства между людьми.

Якоб Гогебашвили считается первым детским писателем Грузии. Это, конечно, не означает, что раньше никто не писал для детей. В круг детского чтения, как известно, входят многие книги, даже не предназначающиеся детям. Но Якоб Гогебашвили первый систематизировал это чтение, отобрал для ребят все лучшее из грузинской и русской классической литературы. А то, что сам он писал исключительно для детей, впервые выделило грузинскую детскую литературу в самостоятельную область.

При его непосредственном участии в Грузии начал выходить в 1883 году первый детский журнал — «Нобати» («Дар»). Через несколько лет Гогебашвили радостно встретил выход другого детского журнала — «Джеджили» («Всходы»). А в 1904 году он стал инициатором появления еще одного журнала — «Накадули» («Ручеек»), в котором выросли многие популярные сейчас в Грузии детские писатели.

Умер Якоб Гогебашвили в 1912 году, семидесяти двух лет. В своем завещании он поручил Обществу грамотности создать из средств, полученных от издания его книг, фонд народного просвещения. По мысли Гогебашвили это было необходимо «для воспитания успешно окончивших народную школу способных учащихся, детей крестьян, рабочих или бедных учителей, преимущественно в специальных, и, в частности, педагогических учебных заведениях». Он просил общество оказывать помощь журналу «Ганатдеба» («Просвещение»), выдавать ежегодно гонорар Акакию Церетели за его стихи, помещенные в «Дэда эна».

Часть средств Якоб Гогебашвили завещал армянскому и азербайджанскому благотворительным обществам, школе женского общества «Просвещение», Тифлисскому детскому саду.

Справедливы были его слова, сказанные в последний день жизни: «Народ, все мне дал — народу же должно быть все возвращено». Полученное им он вернул, как хороший садовник, который вырастил богатый урожай от сбереженных им тонких саженцев.

Якоб Гогебашвили не был марксистом, не был революционером в нашем понимании. Он не всегда видел классовый характер этого воспитания. Но если вспомнить о наших друзьях среди тех, кого давно уже нет на свете, то Якоб Гогебашвили — один из них. Он один из тех, кто зажег предрассветный огонь, чтобы люди, вышедшие в сумерки на дорогу, знали, куда им идти. И путь этот оказался верным.

«…Сегодня ко мне приходил один юный грузин, похожий на молодого тигра…» — эти слова взяты из личного письма Герцена.

«Юный грузин» — это Нико Николадзе, видный публицист и общественный деятель Грузии шестидесятых годов прошлого столетия.

Блестящий писатель, глубоко изучивший экономику, социологию и философию, свободно владевший грузинским, русским и французским языками, Н. Николадзе был передовым человеком своей эпохи.

Его близко знали и ценили Герцен и Огарев, Успенский и Михайловский, Плещеев и Салтыков-Щедрин. Трогательная, еще в юности начавшаяся дружба связывала его с Николаем Гавриловичем Чернышевским. Поистине огромным был круг друзей этого «беспокойного человека», как назвал его Акакий Церетели.

Темпераментный и безгранично честный, преданный и целеустремленный, он вошел в жизнь шестидесятых годов как страстный борец за освобождение народа от гнета самодержавия.

В 1860 году в грузинском журнале «Цискари» («Заря») появилась статья никому не известного Нико Николадзе «Нужен ли нам грузинский язык?».

Это был не праздный вопрос. Царская власть, проводя политику порабощения народов, делала все, чтобы уничтожить их национальную культуру. В грузинских гимназиях и других учебных заведениях преподавание велось только на русском языке. Черносотенно настроенные учителя издевались над выговором грузинских школьников. В такой обстановке появление статьи, протестующей против гонений на родной язык, на большую древнюю культуру Грузии, было, несомненно, очень смелым шагом. Шестнадцатилетним автором заинтересовалась передовая часть грузинской интеллигенции.

Нико Николадзе вышел не из дворянской семьи. Род его упоминается впервые в надписях XIV века, причем в них он причислен к ремесленникам. Дед Н. Николадзе, беглый крепостной, занимался торговлей. Надо учесть, что торговля в Грузии того времени считалась «профессией редкой и низкой», однако отец Нико — почетный гражданин города Кутаиса — избрал то же занятие.

Поздней осенью 1861 года в Петербурге за участие в студенческих беспорядках Нико Николадзе был арестован. По дороге в Петропавловскую крепость задержанных конвоировали казаки. Рядом с Нико шли Г. Церетели, В. Гогоберидзе, К. Лордкипанидзе, Я. Исарлишвили. Пожилой есаул щелкал витой плеткой по голенищу сапога и время от времени покрикивал: «Шевелись, химики!»

Исподлобья смотрел Николадзе на мокрые торцы мостовой. О чем он думал? Может, о судьбе России, о судьбе ее темного, забитого, обманутого народа, о судьбе этого города, такого родного и такого чужого… Помнился Кутаис, где прошли его юные и детские годы.

Н. Николадзе прожил большую жизнь. Кто-то, теперь уже трудно сказать кто, назвал его «человеком двух веков». Определение довольно точное: он родился в 1843 году, а умер спустя одиннадцать лет после Октябрьской революции.

«Человек двух веков!» Да, это точно сказано… двух веков… двух эпох…

У Н. Николадзе есть злая и умная сатира «Воспитание детей на Мадагаскаре». В ней он рассказывает о своей учебе в Кутаисской, гимназии, жестоко высмеивая «либерализм» учителей, которые лишь внешне следуют принципам свободного воспитания, а на самом деле не становятся выше заурядной гимназической схоластики. Стоит ли удивляться тому, что юноша, просиживавший ночи над «Современником», воспитанный на стихах Николоза Бараташвили и Ильи Чавчавадзе, стремился закончить образование в Петербурге. В 1861 году он поступил в, Петербургский университет.