Вскоре, однако, журнал был закрыт.

Нико Николадзе всегда считал, что если литература перестанет быть общедоступной, она утратит свое назначение и превратится в пустую забаву ничтожной части населения, притом такой, «которая мало доступна умственному прогрессу и в особенности деятельной работе на общую пользу». Именно с этих позиций написаны замечательные статьи Нико Николадзе, появившиеся в ежедневной газете «Новое обозрение» о творчестве Ильи Чавчавадзе, Салтыкова-Щедрина, Ак. Церетели и Льва Толстого. Эти статьи интересны еще и тем, что они были, если так можно сказать, «предпоследними» в творчестве Н. Николадзе-шестидесятника. Он сотрудничал еще некоторое время в журнале «Моамбе» («Вестник»), а с 1894 года почти совсем замолчал.

На этом кончается первая и, по-видимому, наиболее интересная для потомков эпоха литературной его деятельности. И тогда же начался продолжавшийся до последних дней его жизни период огромной и разносторонней общественно-практической и экономической деятельности, стимулируемой идеей борьбы за национальную свободу и независимость своей родины.

Давно известно, что жизнь не всегда слагается по заранее предзаданным планам, и не все сбывается в предсказанные сроки, но одно историческое событие Николадзе предчувствовал очень точно.

Вот что писал он в статье, датированной 4(17) января 1917 года:

«Раз жизнь сошла с мертвой точки и породила нужды, требующие приложения реальных сил, знаний И’ богатств — конец царству мишуры и рутины… Директивы наших дней коснулись вопросов жизни и смерти воина, обывателя» рабочего, бабы деревенской. Политика облеклась в плоть и кровь, очеловечилась и смело может отказаться от риторики…»

И далее:

«…В столицах можно водворить мертвую тишину. Печать может онеметь, парламент — смолкнуть. И все же это не помешает людям мерзнуть и голодать. Старый порядок падет сам собою под тяжестью своей непосильной ноши. Чему быть, тому не миновать!»

Эти строки говорят сами за себя.

Через месяц с небольшим самодержавие пало. Февральскую революцию Н. Николадзе встретил с восторгом. Наступила вторая. молодость писателя. Он с жаром включился в общественную жизнь обновленной родины.

Когда-то Н. Николадзе написал статью, которая называлась «В мире грез». С большим поэтическим вдохновением говорил он в ней о роли техники и науки в деле преобразования общественной жизни. Теперь, когда освобожденный народ приступил к строительству нового общества, Н. Николадзе видел, с каким интересом тянутся людские сердца к культуре, к знаниям. То «царство мечты», о котором писал Н. Николадзе, приобрело реальные очертания.

К старому писателю приходят рабочие и студенты, учащиеся и служащие. Работая в правлении «Грузинской книги», Н. Николадзе много делает для пропаганды книги. Он, написавший замечательные строки о том, что судьба отдельной личности неразрывно связана с жизнью общества, теперь явился живым примером этому.

Н. Николадзе умер в 1928 году в возрасте восьмидесяти пяти лет. Перед смертью он горько заметил, что пережил свой век. Это так и это не так. Конечно, лучшее, что создал Н. Николадзе, относится к прошлому столетию, его пламенные статьи остались навечно в грузинской и русской литературе; но, когда пришло время проверки крепости идеалов и убеждений, Н. Николадзе ни пяди не уступил тому «испугу» перед «народной стихией», который испытали многие представители лучшей части тогдашней интеллигенции.

До конца своих дней сохранил он верность своим идеалам, оставшись последним знаменосцем шестидесятников.

Вот почему Н. Николадзе имел право сказать о себе в старости: «Я таков же теперь, каким был в шестнадцать лет, и таким же сойду в могилу…»

Акаки!

Любимое имя каждого грузина. Имя, которое стало клятвой. Его знали только по имени во всей Грузии, знали по имени и за ее пределами. Огромная популярность Акакия, преклонение перед ним, благоговение, с которым произносят его имя, говорит о поистине всенародной любви.

У каждого народа есть такие имена: Пушкин и Толстой у русских, Шекспир — у англичан, Сервантес — у испанцев, Гёте — у немцев. Скажите любому грузину — Акаки (фамилию говорить не обязательно), ваш собеседник уже поймет, что речь идет именно об Акакии Церетели. В Грузии всего трех человек народ называет по имени: это бессмертный Шота, это Илья, это Акаки.

Народ превращал в песни его стихи, заучивал их наизусть, они переходили из уст в уста, они стали собственностью народа.

Акакий Церетели в своих бессмертных творениях высказал все то, что волновало грузина в девятнадцатом столетии: его мысли, его чаяния, его чувства и переживания. И сказал он об этом удивительно искренне и правдиво, просто и красиво.

Народ помнит, как в 1905 году поэт своими стихами и песнями призывал к борьбе с ненавистным самодержавием. Не только стихами — своим пламенным словом, едкой сатирой, гневными, обличительными статьями. Не случайно именно в эти бурные дни перевел он на грузинский язык гимн революционного пролетариата «Интернационал».

Взволнованный революцией 1905 года, мудрый поэт писал впоследствии:

«Я должен заявить во всеуслышание, что события этих лет у нас имели историческое значение, они проложили пути к новой жизни, оценили труд рабочего, поняли его место в жизни, и об этой забытой истине вспомнили, наконец, все. На протяжении веков у нас сеяли шипы, а источник жизни умышленно был загрязнен. Правда, на берегу, для отвода глаз, росли розы и фиалки, сам пруд издали казался чистым, но в его глубине вили свои гнезда змеи и лягушки, разная нечисть. И затхлая вонь неслась оттуда, отравляла воздух. Нужно было очистить пруд, нужна была сила — народ. Это осознали у нас, и народ взялся провести канал, чтобы очистить застоявшийся пруд».

А разве мог забыть народ его слова?

«Нет, не напрасно люблю я наше прошлое. Я люблю его так, как мать любит свое дитя, и поэтому мне, ненасытному, хочется видеть его в будущем еще более сильным и счастливом».

Акакий не один и не два раза возвращается в своих статьях и письмах, в стихах и рассказах к мысли, что вождем и руководителем нации должен быть трудовой народ. Эту мысль он проводит и в своих исторических поэмах.

Акакий всю жизнь по духу был революционером. Еще в детстве, когда сестра и мать обучали его грамоте, прививая любовь к «Витязю в тигровой шкуре», он, мальчик, писал обличительные стихи против притеснения и несправедливости и посвящал матери строки, полные ласки и любви.

Еще при жизни народом зачисленный в список бессмертных, он оставался поразительно скромным.

В 1896 году в Харькове, на встрече с грузинскими студентами, Акакий Церетели сказал: «Что касается оценки лично моих трудов и достоинств как общественного деятеля — они преувеличены. Правда, вот уже сорок лет, как я служу еврей стране, но, может быть, я много раз ошибался и, возможно, не принес тех плодов, какие я должен был принести! Одно верно, что я никогда не исходил из своих личных интересов, потому что в общественных делах я всегда был искренним и прямым. И то правда, что через большие мучения и несправедливости прошел я, но и радости получил в большом количестве. Не сочтите за хвастовство, но многие любят меня на моей родине».

Его имя пользовалось чрезвычайной популярностью и за пределами Грузии. Характерен в этом отношении один факт, известный из письма самого Акакия: «Живущие на Дальнем Востоке грузины прислали мне из существующего, оказывается, там фонда моего имени тысячу рублей. Их имена и фамилии упомянуты в письме от Владимира Таварткиладзе. Так как в этом письме для меня важен не размер денежной суммы, а уважение к моему имени, я от души благодарю всех их вместе и каждого в отдельности. Не знаю, как выразить свою признательность тем китайцам, которые также внесли свою долю в этот фонд. Вероятно, мои соотечественники помянули добром мое имя перед ними, что касается меня, то уважение к ним останется у меня до гробовой доски. Имена этих чужеземцев Ян Лу, Джан Полин, Диу Джан-дин и Си Ван-по».