скрипнула, впустив супругу его любовника.

Сира Лусиана была нечастой гостьей в библиотеке, что здесь, что в Сиане – у неё было

множество других дел, но Уилл уже знал, что она начитанна и отлично разбирается во

множестве разнообразных наук, что было редкостью для женщины её положения. Порой

она всё же заходила, чтобы взять ту или иную книгу (в прошлый раз это было очень

мудрёный трактат по садово-ландшафтной архитектуре), и Уилл всегда охотно помогал ей

найти нужное. Этим их общение обычно и ограничивалось, не считая необременительных

бесед за столом, и его это устраивало вполне.

Вот и на этот раз он с готовностью поднялся, готовясь спросить, чем может быть полезен

сире Риверте, когда вдруг заметил, что она одета в короткое, по щиколотку, платье и

крепкие сапожки для верховой езды, а на плечах у неё плотная шерстяная шаль.

– Сир Уильям, вы, вроде бы, хорошо знаете окрестности, не так ли? – спросила графиня,

пристально глядя на него. Уилл в который раз подумал, до чего же странного цвета у неё

глаза – красновато-карие, и он с лёгкостью мог бы представить лицо, на котором такие

глаза смотрелись бы просто дико, но её они делали только краше.

Впрочем, сейчас она была, кажется, немного бледна, и как будто чем-то слегка

встревожена.

– Да, знаю, – ответил Уилл, инстинктивно отставляя стул – он уже догадывался, о чём она

попросит.

– В таком случае, вы, вероятно, сможете быть моим проводником.

– А далеко вы собрались ехать, ваша милость? Погода сегодня не самая благоприятная,

того и гляди польёт…

– Это лишний повод выехать и вернуться поскорее.

«Пока нет моего супруга», – молча добавил её взгляд, и Уилл растерялся. Сира Лусиана не

была открытой душой, но и особенной скрытности он за ней до сих пор не замечал. Да и

если ей есть что скрывать, как может она звать Уилла себе в наперсники?

– Так куда вам нужно?

Ответ поразил его до глубины души.

– В ближайшую деревню. К какой-нибудь знахарке. Одна или две обязательно должны

жить поблизости.

Уилл дал себе пару секунд, чтобы справиться с изумлением, и попытался возразить:

– Наверняка можно вызвать хорошего лекаря. До ближайшего города, правда, пара часов

галопом, но самое позднее к вечеру…

– Я не могу ждать до вечера, Уильям, – сказала Лусиана, и её голос звучал очень странно. –

К тому же я знаю, на что горазды городские лекари. Ни один из ни не стоит и ногтя на

мизинце старухи-травницы, никогда никому не пускавшей кровь.

Что-то в её голосе, в том, как она куталась в шаль, будто мёрзла в этот непогожий, но не

такой уж холодный день, а особенно – в выражении её лица убедило Уилла окончательно.

Он кивнул, и сказал, чтобы она спускалась, а он сходит на конюшню и велит подать их

лошадей.

Из замка они выехали молча. Уилл не знал, о чём говорить, а Лусиана ехала,

погрузившись в раздумья, и как будто совсем его не замечала. Они в четверть часа

доехали до ближайшей деревеньки – не той, которую поехал ревизировать Риверте – в

которой, как Уилл слышал, жила самая известная в этих краях целительница, к ней

сходились за советом и лекарствами со всей округи. Лусиана Риверте спешилась у порога

покосившейся избы, стоявшей на окраине села, отдала Уиллу свою шаль и, попросив его

подождать и заверив, что много времени на это не понадобится, вошла внутрь.

Она пробыла там час. Уилл неловко топтался, теребя шаль графини в руках и озираясь на

крестьян, кланявшихся ему и с любопытством глазевших то на него, то на дверь дома, за

которым исчезла госпожа, имени которой они не знали, но догадывались, кто она такая. В

конце концов к Уиллу даже подошёл сын старосты, и сказал, что рад будет услужить, чем

может, но Уилл только попросил его отвадить зевак и не слишком распространяться о

происходящем. Он сам не знал, почему, но его беспокойство росло с каждой минутой, и

он не сдержал облегчённый вздох, когда Лусиана вышла наконец из знахаркиной избы и

подошла к лошадям.

– Уильям, – сказала она слабым, едва слышным голосом, – вы не могли бы достать нам

какую-нибудь повозку или телегу? Я не уверена, что смогу сейчас ехать верхом.

Уилл тут же кинулся в дом старосты, где без труда получил просимое. Хозяин уверил, что

господские лошади будут дожидаться их в целости, и предоставил повозку, в которую

графиня Риверте села с такой грацией, будто это была карета с графской короной на

дверце. Уилл заметил, как исказилось её лицо, когда она устраивалась на соломе, и в

тревоге спросил, хорошо ли она себя чувствует. На что та ответила:

– Всё в порядке, Уильям, теперь всё хорошо. Давайте просто вернемся в замок скорее.

Уилл послушно вскочил на козлы, взмахнул хлыстом и погнал лошадей по дороге через

поля – не слишком резво, чтобы не утомлять графиню. Тучи пороняли немного тяжёлые

капли, забарабанившие было по днищу повозки, но потом передумали, позволил Уиллу с

графиней без приключений добраться до замка.

Лусиана уговорила Уилла остановиться в паре сотен ярдов перед воротами, чтобы

избежать лишних расспросов, и остаток пути прошла пешком, опираясь на его локоть. Всё

это время ни один из них не сказал ни слова. Уилл провёл её до самой спальни, ещё раз

спросил, точно ли она не чувствует себя дурно и не нужно ли послать в город за врачом. И

удивился – хотя думал, что в этот день ничто уже не может удивить его сильнее – когда

она вдруг сказала:

– Уильям, вы не могли бы войти и посидеть со мной немного?

В другой день и при других обстоятельствах он бы нашёл повод, чтобы отказаться. Но не

сейчас, когда она стояла перед ним с поникшими плечами, укутанными шерстяной шалью,

опираясь на его локоть.

И он вошёл в её спальню, в ту спальню, куда не входил ни разу.

Лусиана сразу же подошла к креслу и села в него с беззвучным, но очень долгим вздохом.

На столике у кровати стоя недопитый бокал вина, и Уилл, повинуясь интуиции, взял его и

молча предложил графине. Та взяла, поблагодарив его усталым кивком, и выпила до дна,

не отрываясь. Уилл поставил бокал обратно на столик, чувствуя, как смутная тревога

нарастает в нём всё сильнее, бросил случайный, немного стыдливый взгляд на смятую с

ночи кровать – и застыл.

На простыне были пятна крови.

– Не беспокойтесь, – вскинув голову, быстро сказала Лусиана, когда он отпрянул и резко

повернулся к ней. – Теперь всё в порядке, клянусь, со мной всё хорошо. Я была права,

послушавшись сердца – та старая женщина в деревне оказалась искусницей. Не знаю, что

могло бы случиться, жди я лекаря до ночи…

– Сударыня, вы больны? – прошептал Уилл.

И впервые в жизни услышал, как Лусиана Далнэ-Риверте смеётся. Это был странный

смех, резкий, жёсткий… но его нельзя было назвать неприятным.

– Нет, монсир, я не больна. Если только беременность не считать болезнью.

Уилл заморгал, тупо глядя на неё. Она сказала… она сейчас сказала именно то, что он

услышал?.. А впрочем, почему бы и нет? Уилл знал, что Риверте ходит к ней в спальню – в

эту самую спальню… где берёт её на этой самой постели, возле которой стоит сейчас

Уилл, глядя на мятые белые простыни и алые пятна…

– Но это же.. так… не должно быть, – неловко и не очень уверенно проговорил он,

стыдливо кивая на постель. Лусиана порозовела – ей как будто только теперь пришла в

голову мысль, что показывать всё это постореннему, да и вообще мужчине, было

довольно неприлично. Но ей, как и Уиллу, вряд ли было особое дело до приличий, тем

более теперь.

– Не должно. Но у меня так бывает. Я рожала четыре раза, Уильям, хотя в живых сейчас

осталось лишь одно моё дитя, и каждый раз было одно и то же. Хорошая повитуха, если