– Почему бы и нет, – бесстрастно отозвалась та. – Я знаю множество молодых людей,

которые на вашем месте этим бы не погнушались. Говорю же, Уильям, я думала о вас

дурно. Простите меня и будем друзьями?

Она протягивала ему руку, как в тот первый вечер, ребром ладони вверх. Рука у неё была

тонкой, бледной, но тёплой и сильной, когда Уилл взял её, по-м|ужски, в свою ладонь и

пожал, так, словно она была равным ему мужчиной, знакомство с которым делало ему

честь. Её пальцы сжались вокруг его руки на мгновение, потом отпустили.

– Теперь, я надеюсь, вы не думаете, что я хочу вам зла, – сказал Уилл. Ему было

неприятно, что у неё вообще возникала такая мысль.

Лусиана покачала головой.

– Я на самом деле давно так не думаю, Уилл, иначе не пришла бы сегодня к вам. Хотя

меня, возможно, вёл инстинкт… Сир Риверте оказал мне услугу, женившись на мне, хоть и

знал, что я его не хочу. Без этого брака я не смогла бы умолить императора пощадить мою

дочь.

– Его величество бывает порой довольно… суров, – мрачно сказал Уилл.

Лусиана слегка скривилась.

– Суров? Вы слишком к нему добры. Он вздорен, эгоистичен, себялюбив и пальцем не

шевельнёт, чтобы сделать то, в чём не видит выгоды для себя. Впрочем, он к тому же

велик, а великим людям прощается и не такое.

Да. Это была правда. Уилл это хорошо знал, потому только кивнул в ответ.

Они провели какое-то время в молчании. Уилл всё ещё чувствовал в своей руке тепло

ладони графини Риверте. И вдруг услышал шум за окном – надо же, дождь уже лил вовсю,

а он и не заметил, увлечённый этим удивительным разговором.

– Знаете, – сказал вдруг Лусиана, – я рада, что он к вам вернулся. Я ценю то, что вы оба

делали из-за меня, то, как пытались не ранить моё самолюбие. Но оно не стоит того. Я,

разумеется, тщеславна, и характер у меня не из лучших, но мне не нужны жертвы, от

которых никому на самом деле нет никакого проку. А он был прав, – без перехода

добавила она, засмеявшись снова и глядя на Уилла снизу вверх. – Вы действительно очень

мило краснеете.

– В-вы… – Ну вот, он опять начал заикаться! Да когда ж это кончится, или ему до седины

не избавиться от этой детской привычки?! – Так в-вы знали, что мы… что я и…

– Что он перестал уделять вам внимание с моим приездом? Знала. Это, поверьте, было

заметно – больше по вам, чем по нему. Я видела, как вы страдаете, и оттого ещё

подозрительнее к вам относилась – я думала, вы станете мне мстить. А вы вместо этого

попытались уклониться от поездки в Шалле, а приехав сюда, стали убегать из замка,

чтобы не смущать лишний раз нас всех. Сир Риверте тоже нелегко переживал ваше

отдаление, но по нему это почти не было видно. Он очень хорошо владеет собою, я ему

немного в этом завидую.

– Я так и знал, что на мне всё написано, – краснея, сказал Уилл. – Всегда так было.

– Но это же замечательно, Уилл. Вы искренни, и ещё вы чисты душой – это так

удивительно и так редко в наши дни, что я ничуть не удивляюсь, отчего сир Риверте вас

полюбил.

Уилл вздрогнул. Неистово помотал головой

– Я не… не думаю, что… это подходящее слово.

– Называйте как хотите, – равнодушно согласилась Лусиана. – Это не играет особой роли.

Я знаю только, что вы нужны ему, а он нужен вам.

– Я не… – Уилл сглотнул, потом прочистил горло и слабо покачал головой, вспоминая

Сиану и прищуренный взгляд короля Рикардо, пригвоздивший его к спинке кресла в

полутёмной гостиной. – Я не знаю, насколько… ему нужен. Видите ли, ещё до вашего

появления у нас с ним… – Боже, как же трудно было говорить об этом вслух. И говорить, и

думать.

– Хотите сказать, что он к вам слегка охладел? – мягко подсказала Лусиана, и Уилл

кивнул, чувствуя одновременно благодарность к ней за то, что избавила его от

необходимости сказать это самому, и страх оттого, что мысль эта могла быть правдой. –

Это естественно, Уилл. Вы с ним вместе очень давно, и могу спорить, никто никогда не

был с ним рядом так долго. В отношениях, подобным вашим, бывают взлёты, бывают

затишья. Это не значит, что он не нуждается в вас. И, господь свидетель, я не стану между

вами становиться. Поэтому-то я и попросила его, когда поняла, как всё обстоит на самом

деле, чтобы он перестал мучить себя и вас ради моего сомнительного покоя.

– Попросили?! Вы… его…

– Да, а он вам не сказал? – в её лице мелькнула растерянность, а потом – досада. – Ох.

Прошу, не говорите ему, что я проболталась. Да, я говорила с ним, примерно через две

недели после нашего приезда в Шалле. Между прочим, благодаря вам. Отчего-то, Уильям,

вы – единственное, о чём мы с сиром Риверте можем говорить легко и напрямоту. Хотя он

и не любит вообще говорить о вас, он знает, что это делает его уязвимым… Я сказала ему,

что нет никакого смысла лишать вас и дальше его благосклонности. Мы очень хорошо

поговорили тогда, он был рад и признателен мне, сразу взял коня и поехал к вам, вы тогда

отдыхали у реки… я вас видела со стены, – смущённо добавила она и вдруг зарделась, да

так, что застрявший у Уилла в горле вопрос, насколько много она видела, раздулся вдруг

до такой степени, что Уилл не мог дышать.

Они оба поспешно отвели взгляды и смотрели какое-то время в разные углы комнаты,

восстанавливая самообладание.

– Я сказала уже, что рада за вас, – заговорила Лусиана вновь. – И это так. Сир Риверте –

хороший человек, хотя и не без странностей, но кто из нас их лишён? Я была бы рада

видеть его счастливым. Вскоре сюда приедет моя дочь, а когда я рожу, вероятно, сир

Риверте позволит мне воспитывать ребёнка лет до шести, после чего отдаст на обучение.

И, зная его теперь лучше, чем прежде, я верю, что он позволит мне видеть моё дитя

достаточно часто, чтобы я не чувствовала себя несчастливой. Это его часть сделки, и я

верю, что он будет честен, как был до сих пор.

Сделка. Опять это слово – правдивое, но какое-то чересчур уж холодное, жёсткое,

безжалостное. А у меня с ним, подумал Уилл, тоже какая-то сделка, о которой я ничего не

знаю? Я даю ему своё тело и свою беззаветную преданность, а взамен он приходит ко мне

снова и снова, не оставляет меня, не меняет меня ни на кого – даже на женщину, которая

когда-то отвергла его и которую он мог теперь получить целиком, но не захотел? И если

думать об этом как о сделке – правильно, если вся наша жизнь состоит из сделок с

другими и с собственной совестью, то отчего же так тяжело думать об этом сейчас?..

Лусиана тихо вздохнула, и Уилл очнулся от задумчивости, успев заметить, как она

неловко пошевелилась в кресле.

– Вам нужно лечь. У вас был трудный день. Вы уверены, что всё в порядке?

– Да. Теперь совершенно уверена. Не говорите ему, – снова попросила она. – Ни об этой

поездке… ни о ребёнке. Я скажу сама.

– Конечно. Как пожелаете.

– Вы не могли бы позвать горничную? Наверное, мне все-таки стоит лечь.

– Да, разумеется, – охотно согласился Уилл.

Но прежде, чем он шагнул к двери, Лусиана тронула его за рукав.

– Спасибо вам, – сказала она тихо, и Уилл ответил:

– И вам, графиня.

Он ушёл, озираясь в поисках служанки и услышав, как графиня Риверте снова тихо

вздохнула прежде, чем за Уиллом закрылась дверь.

Новость о скором пополнении своего молодого семейства сир Риверте встретил с

восторгом, в котором было больше облегчения, нежели гордости. В нежном поцелуе,

который он запечатлел тем вечером на гладком лбу своей супруги, чувствовалась скорее

благодарность, чем страсть, и Уилл, немного переживавший из-за всего произошедшего,

беззвучно вздохнул. Риверте выглядел очень довольным, и даже приказал откупорить по

такому случаю вино пятидесятилетней выдержки, нашедшееся в погребах Шалле. Сире