ударил его кулаком в живот. Пока Уилл, согнувшись, переводил дыхание, Роберт сказал
голосом, из которого исчезла даже тень притворного дружелюбия:
– Я вижу, ты спелся с Вальеной больше, чем я полагал. Это измена, Уилл. А за измену
обычно…
– Он хороший человек, – прохрипел Уилл – и вздрогнул от странного торжества, услышал
недоумённое, резкое:
– Что?!
Уилл выпрямился. Его снова держали, вывернув локти за спину, всё внутри у него болело,
израненные руки тоже болели, но он посмотрел в остановившееся лицо своего брата и
раздельно повторил:
– Он. Хороший. Человек. В отличие от тебя.
Несколько бесконечных секунд Роберт Норан смотрел в глаза Уиллу Норану – эти двое,
носившие одно имя, но не бывшие больше братьями, смотрели друг на друга, и один из
них отвёл взгляд первым. На сей раз это был не Уилл. Роберт сплюнул и сделал знак
своим людям. Они подтащили Уилла к стоявшей неподалёку осине и привязали его к
стволу, жестоко стянув изрезанные запястья прямо поверх бинтов. Уилл ощутил, как что-
то горячее и липкое бежит по его коже. Кровь, понял он. Раны, которые он себе нанёс,
снова открылись. Похоже, я таки доведу начатое до конца, с неискренним весельем
подумал Уилл. Вернее, не я, а Роберт. Хотя какая разница. Второй раз мне всё равно не
хватило бы духу…
Может быть, Риверте получит письмо лорда Норана и действительно приедет сюда, хотя
Уилл и сильно сомневался в этом. Но если и так, Уилл вряд ли проживёт достаточно,
чтобы убедиться в том, кто из них оказался прав…
И, будто сжалившись над ним наконец, господь триединый не стал слишком медлить,
отвечая на этот вопрос.
Один из людей, привязавших Уилла к дереву, успел отойти лишь на дюжину шагов – и
вдруг рухнул, не успев даже вскрикнуть. Из его горла торчала стрела. В первый миг никто
даже не понял, что произошло, не успел заметить случившегося – и ещё три стрелы нашли
свои цели, прежде чем над поляной раздался гневный крик Роберта. Его люди хватались
за оружие, но смертоносный поток стрел лился на них из густой зелёной листвы,
подкашивая на месте, и вскоре вся поляна оказалась залита кровью.
Роберт Норан всё же был сыном своего отца. Он не стал оглядываться – вместо этого
кинулся вперёд, кувыркнувшись через голову и чудом уйдя от метившей в него стрелы.
Потом схватил кого-то, оказавшегося на его пути – и несчастный, ставший ему щитом,
принял следующую предназначенную Роберту стрелу. Роберт отшвырнул захрипевшее
тело и прыгнул вперёд, к Уиллу, на ходу выхватывая меч. Уиллу почудилось, что сейчас
его брат вонзит клинок ему в живот, обезумев от ненависти и жажды мести. Но Роберт
был не столь недальновиден. Он подскочил к Уиллу, схватил его за волосы и приставил
клинок к его горлу.
– Прекратить! – клокочущим от бешенства голосом выкрикнул он. – Сейчас же! Или я
убью его!
К этому мгновению из всех его людей на поляне в живых осталось всего трое человек.
Шквал стрел немедленно прекратился. Листва деревьев тревожно колыхалась, но трудно
было сказать, от движения затаившихся в ней людей или просто на ветру.
– Риверте! – крикнул Роберт. Его глаза налились кровью, он озирался, словно надеясь
встретить взгляд своего врага. – Я знаю, ты здесь! Выходи! Я считаю до трёх! Раз!..
Его клинок вдавливался в горло Уилла с такой силой, что ещё чуть-чуть – и он пропорол
бы кожу. Уилл стоял, изо всех сил вжимаясь спиной в шершавый древесный ствол, боясь
вздохнуть. «Не делай этого, – успел подумать он, – не делай…»
Ветви кустарника впереди шевельнулись, и человек, которого они оба так ждали, ступил
на ещё по-летному пушистую траву. Уилл зажмурился на миг, почти уверенный, что
бредит. Но когда он открыл глаза, видение не исчезло. Риверте стоял перед ним,
спокойный, уверенный, одетый в свой любимый чёрный костюм для верховой езды. Его
правая ладонь была примирительно поднята. Он не улыбался. И глаза его не улыбались.
– Оружие на землю, – хрипло сказал Роберт. Уилл внезапно понял, что он боится. –
Быстро!
На миг Уиллу почудилось, что Риверте сейчас всё-таки улыбнётся. Но тот лишь поднял
раскрытую ладонь правой руки ещё выше, медленным, успокаивающим жестом, и,
отцепив меч с пояса левой рукой, бросил его на землю. Что же ты делаешь, мысленно
крикнул ему Уилл, ведь он же тебя убьёт! Ему нечего терять…
– Кинжал тоже, – голос Роберта перестал дрожать. Он снова почувствовал себя хозяином
положения. Он даже ухмыльнулся и чуть-чуть ослабил напор, с которым прижимал лезвие
меча к горлу Уилла.
И поэтому, когда Риверте всё тем же подчёркнуто медленным движением снял с пояса
кинжал и стал наклоняться, готовясь бросить его в траву, Уилл, мгновенно понявший, что
будет дальше, смог рвануться вперёд и крикнуть:
– Не надо!
Он так и не понял, успел ли Риверте среагировать на его крик – или поступил так, как
задумывал с самого начала. В траву упали лишь инкрустированные мелкими рубинами
ножны – кинжал, казалось, отправленный следом, внезапно вылетел из них и,
задержавшись в ладони Риверте только на долю мгновения, молнией метнулся через
поляну. Уилл успел подумать, что сейчас умрёт, потом – что Роберту конец, а потом
раздался вопль, полный боли, недоумения и детской обиды. Меч лорда Норана рухнул в
траву, и сам наследник великого лорда Бранда, продолжая вопить, последовал за ним,
вцепившись в пробитое запястье, из которого торчал кинжал Риверте.
В несколько шагов преодолев разделявшее их расстояние, Риверте пинком отшвырнул
меч Роберта подальше от его руки – впрочем, тот и не пытался потянуться к оружию,
похоже, одурев от болевого шока. Уилл вспомнил, что он, хотя и ходил с отцом в бой,
никогда не был ранен – лорд Бранд любил своего первенца и берёг его, не пуская на
передовую, из-за чего тот очень сердился. Риверте наклонился и, подняв из травы свой
собственный меч, приставил его остриё к груди Роберта, заставив того окончательно
повалиться в траву, скуля от злости, боли и страха. Уилл ясно видел в расширенных от
ужаса глазах брата, как сильно он боится смерти. И за это мгновение он всё ему простил.
– Не надо! Не убивайте его! – крикнул он снова.
Риверте повернул голову и посмотрел на него – впервые с того мгновения, как появился на
поляне. Его лицо было неподвижным, а взгляд бесстрастным. Уилл уже знал, что
означают этот взгляд и это лицо.
– Я мог бы одним ударом сделать вас лордом Нораном, сир Уильям, – сказал Риверте
своим холодным, небрежным, бесконечно насмешливым голосом. – Вы уверены, что не
хотите этого?
Уилл отчаянно замотал головой.
– Не надо, – прошептал он в третий раз, как будто забыв, что этот человек делает только
то, что хочет сам. Риверте сухо улыбнулся – и убрал клинок.
– Жаль, – равнодушно сказал он и пронзительно свистнул.
Листва зашелестела, гул пронёсся по поляне, и два десятка вооружённых мужчин в
одежде цвета этой листвы вышли из своих укрытий. Оставшиеся в живых хиллэсцы
потрясённо оглядывались, недоумевая, как они могли прозевать такую засаду. Риверте
вложил меч в ножны и, приказав связать пленников, подошёл к Уиллу. Тот торопливо
отвёл глаза. Его лицо снова заливала краска стыда. Он ждал, был почти уверен, что
Риверте скажет: «Как всё же очаровательно вы краснеете, монсир», или ещё что-нибудь
столь же легкомысленное, что-то, позволяющее Уиллу поверить, что он здесь, что он жив,
что живы они оба и всё позади.
Но Риверте не сказал ему ни слова. Просто молча зашёл за дерево и перерезал верёвки у
Уилла на руках.
Уилл вздохнул и опустил вконец онемевшие руки. Риверте, тут же снова оказавшись
перед ним, не дал ему и шевельнуться – взял его за предплечья и поднял его руки
