своему честолюбию, своей гордости, своему упрямству. Уилл вдруг вспомнил их разговор

под ясенем у реки, состоявшийся несколько недель назад. «Если бы я не сделал этого, я не

смог бы себя уважать» – так он тогда сказал.

А кроме того, Уилл помнил о женщине, которая когда-то убила себя, как Риверте считал,

по его вине. Должно быть, именно с тех пор он так невзлюбил лишнюю, ненужную кровь,

проливаемую из-за него.

Твёрдые пальцы ласково взъерошили Уиллу волосы на макушке.

– Так что не придавайте большого значения обвинениям и заключениям человека, который

знает о чести и верности намного меньше вашего, – сказал Риверте. – И… простите меня,

что я заставил вас сделать этот выбор.

– Вы не заставляли, – покачал головой Уилл. – Не заставляли, сир. Видит бог, никогда в

жизни у меня не было выбора легче.

Лукавая усмешка Фернана Риверте едва уловимо блеснула в темноте.

– Вы знаете, Уильям, почему я снова пощадил вашего брата?

Уилл вздрогнул. Он не смел задавать этот вопрос – собирать свои зубы по всему Хиллэсу

ему совсем не хотелось.

– Почему? – осторожно спросил он.

– Угадайте.

– Ну, – Уилл откашлялся. – Потому что… потому что я вас просил?

– Ничего подобного.

– Потому что вы не злопамятны? – неуверенно предположил Уилл, и Риверте фыркнул.

– Глупости какие, это я-то не злопамятен? Ещё версии?

Уилл беспомощно пожал плечами.

– Хорошо, я вам чуточку подскажу. Я всё делаю по определённой причине, Уильям. И эта

причина всегда одна – моя личная выгода.

– Да, – пробормотал Уилл. – Я знаю. Король мне то же самое о вас говорил…

Он застыл, ещё не договорив, и запоздало прикусил язык. Боже! Ну надо же было так

проболтаться!

– В самом деле? – подозрительно глядя на него, спросил Риверте. – И когда же это вы с ним

так задушевно беседовали?

– В… в Сиане. В тот день, когда он давал летний бал.

– Рассказывайте, – приказал Риверте, и Уилл, вздохнув, подчинился.

Когда он закончил, Риверте тоже молчал какое-то время.

– Я должен был догадаться, – сказал он наконец. – Проклятье, должен был знать, что он

выкинет что-то в этом духе! Уильям! Вы должны были мне сразу же рассказать об этой

встрече. Почему вы смолчали?

– Потому что думал, что он говорит правду, – тихо ответил Уилл.

– Вы и до сих пор так думаете?

Уилл неопределённо повёл плечами. Он опять пытался отвести взгляд, и вздрогнул, когда

Риверте положил ладонь ему на затылок и сжал, слегка его встряхнув.

– Слушайте. Я пощадил Роберта Норана, потому что, если бы я поступил с ним, как

следовало – то есть пришпилил к стенке вашим собственным мечом – то в тот миг, как он

испустил бы дух, вы стали бы лордом Нораном. У вас ведь нет больше старших братьев,

после Роберта вы – единственный в роду?

– Да, – ничего не понимая, сказал Уилл. – И… что?

– И то, – Риверте надавил на его затылок, притягивая Уилла ближе, – что, став последним

из рода Норанов, вы должны были бы вернуться в своей родовой замок, обзавестись

плодовитой супругой и нарожать с ней много маленьких хорошеньких норанчиков. Это

был бы ваш долг, ваш настоящий долг, Уильям. И я не смог бы вас удержать, ибо на

самом деле о долге вы знаете побольше многих, потому что он у вас не здесь, а вот здесь.

Говоря последние слова, Риверте быстро коснулся сперва лба Уилла, а потом его сердца,

гулко стучавшего в груди. А ведь в самом деле – он совсем не подумал, что ему, лично ему

принесла бы смерть Роберта. К счастью, был тот, кто думал об этом за него.

– Так вы… вы сохранили ему жизнь, чтобы…

– Чтобы сохранить вас. Уильям, я сильно сомневаюсь, что мне суждено умереть в своей

постели – я бы этого, по правде, и не хотел. Не думаю, что мне на самом деле удастся

состариться. Но если вдруг вашему господу богу угодно будет сыграть со мной

очередную шутку такого рода – то я хочу, чтобы вы были рядом со мной, когда я стану

седым и дряхлым. А то, глядишь, у меня откажут не только ноги, но и рассудок, и в

припадках старческой сентиментальности я начну браться за гитару. Рядом со мной

должен быть кто-то, кто сможет меня остановить. А если вы сейчас опять начнёте реветь,

– без паузы добавил он, – то я вас всё-таки выпорю.

– Не начну, – прошептал Уилл. – Я тоже люблю вас, сир.

– Господи, Уильям, я знаю, – сказал Риверте и снова его поцеловал.

На этот раз он не настаивал на большем, они просто целовались, лёжа на кровати рядом,

медленно, лениво. Им обоим теперь было некуда торопиться, по крайней мере – в эту

ночь.

– Что Рикардо сделает с Робертом? – прошептал Уилл между поцелуями.

– Выбор невелик, – задевая губами уголок его рта, отозвался Риверте. – Ссылку и

домашний арест он уже испробовал, это, как видите, не помогло. Так что либо казнь, либо

пожизненное заключение в каком-нибудь милом местечке вроде Журдана, либо… – он

многозначительно замолчал, и Уилл упёр ладонь ему в грудь.

– Либо что?

Риверте откинул голову на покрывало и посмотрел ему в лицо, насмешливо выгнув бровь

– Ну как же? У его величества есть отработанный способ укрощения строптивых. И

способ, надо сказать, в большинстве случаев убойный. Он его женит, – подтвердил

Риверте немую догадку Уилла. – Отыщет для него самую упрямую, саму вздорную и

самую энергичную женщину в Вальене, разумеется, одного с ним круга. Она займёт

вашего неугомонного братца и лишит его времени и сил строить козни. Во всяком случае,

– мстительно добавил Риверте, – лично я буду настаивать именно на этом варианте

наказания.

– Вы так жестоки.

– Да, я просто зверь. Будто бы вы не знали.

– А мы? – спросил Уилл, помолчав. – Что Рикардо сделает с нами?

– Это вопрос посложнее. Задали же вы ему задачку, Уильям. С одной стороны, вы затеяли

междоусобицу. С другой – вы спасли меня, не нарушая напрямую приказ, который

Рикардо пришлось отдать, чтобы не спровоцировать войну с Аленсией. На его месте я бы

сперва наградил вас медалью и титулом, а потом казнил. Или наградил посмертно, так

даже лучше. Единственная проблема – тогда ему придётся казнить и меня, потому что он

знает, что я такого ему никогда не прощу.

– И как же он, по-вашему, поступит?

– Поживём – увидим, – беспечно сказал Риверте.

Именно так они и сделали.

Эпилог

Семь месяцев спустя Фернан Вальенский, граф Риверте, носился по коридору замка

Тэйнхайл, стискивая кулаки, и сыпал ужасными проклятиям, вызывавшими взгляды ужаса

и неодобрения у пробегавших слуг. От стены до стены было не больше десяти шагов, и

граф проделал этот маршрут не менее пятисот раз, на пятьсот первый остановившись и

снова воскликнув в припадке сильнейшего раздражения:

– Это чёрт знает что такое! Да сколько же можно?! И почему это, интересно, я должен

торчать за дверью?!

– Потому что, – с ангельским спокойствие ответил Уилл, уже третий час державший

неусыпную вахту возле двери, в которую так отчаянно и нетерпеливо рвался Риверте. –

Сир, да сядьте же вы наконец. От того, что вы тут пугаете слуг, дело быстрей не пойдёт.

– Не хочу я садиться, – угрюмо отозвался Риверте. – Где бутылка?

– Нигде. Вы уже вылакали две, я не позволю вам дышать на сиру Лусиану перегаром,

когда вас позовут. Ну не волнуйтесь вы так. У вас же сотни четыре детишек по всей

Вальене. Вы, небось, обрюхатили не меньше половины женщин, которых сражали своими

чарами.

– Да, но ни одна из них не рожала при мне, – мрачно сказал Риверте и возобновил свой

стремительный рейд по коридору. Уилл, сидя на стуле перед дверью в спальню Лусианы,

смотрел на него со смесью жалости, насмешки и любви. Он предполагал, зная сира

Риверте, что тот довольно близко к сердцу воспримет близящиеся роды своей супруги, но