— Карпена как раз покидает больницу! — И через минуту добавил: — Он только что вышел из ворот тюрьмы!

Тон, которым были произнесены эти слова, произвел сильное впечатление на гостей. Только губернатор продолжал недоверчиво покачивать головой.

Все опять заговорили, перебивая друг друга, иные опровергали мнение доктора, а другие соглашались с ним, когда без пяти минут девять доктор опять заявил:

— Карпена сейчас стоит у дверей губернаторского дома.

Почти тотчас же в гостиную вошел слуга и доложил губернатору, что какой-то человек в арестантском платье желает с ним говорить.

— Впустите его, — сказал губернатор, готовый отказаться от своего скептицизма перед столь очевидными фактами.

Было как раз девять часов, когда Карпена появился на пороге гостиной. Видимо, не замечая никого из присутствующих, — хотя глаза у него были широко открыты, — он направился прямо к губернатору и упал перед ним на колени.

— Ваше величество, — проговорил он, — прошу вас о помиловании!

Губернатор был так поражен, словно перед ним появилось привидение, он даже не знал, что отвечать.

— Вы смело можете помиловать этого человека, — сказал, улыбаясь, доктор, — он не сохранит ни малейшего воспоминания о том, что здесь произошло!

— Я милую тебя! — ответил губернатор с достоинством настоящего короля Испании.

— Не откажите мне еще в одной милости, ваше величество, — продолжал все еще коленопреклоненный Карпена, — пожалуйте меня крестом Изабеллы…

— Жалую тебя крестом Изабеллы!

Карпена протянул руку, взял воображаемый крест из рук губернатора, приколол его к своей куртке, встал и, пятясь, вышел из комнаты.

Гости, пораженные всем происшедшим, проводили его до парадного входа.

— Я хочу пойти вслед за ним, хочу видеть, как он вернется в больницу! — воскликнул губернатор, который все еще боролся с собой, не желая сдаваться перед очевидностью.

— Идемте! — предложил доктор.

Губернатор, Петер Батори, доктор Антекирт и несколько человек гостей направились за Карпеной по дороге в город. Намир, неустанно следившая за заключенным с тех пор, как он вышел из ворот тюрьмы, продолжала наблюдать за ним, крадучись в темноте.

Ночь была довольно темная. Испанец шел ровным, твердым шагом. Губернатор и сопровождающие его лица следовали за ним на расстоянии каких-нибудь тридцати шагов вместе с полицейскими, получившими приказ не терять из виду заключенного.

Не доходя до города, дорога огибает небольшую бухточку, где находится второй сеутский порт. На черной глади воды трепетали разноцветные блики. Это было отражение сигнальных огней «Феррато», очертания которого смутно выступали в темноте, отчего корабль казался гораздо больше, чем на самом деле.

Дойдя до этого места, Карпена сошел с дороги и повернул направо к причудливому нагромождению скал, которые вздымались футов на двенадцать над поверхностью моря. Повидимому, никем не замеченный Жест доктора или мысленно переданное им приказание заставили испанца изменить путь.

Полицейские хотели было ускорить шаг, чтобы догнать Карпену и отправить его в больницу, но губернатор приказал им не вмешиваться, зная, что побег заключенного невозможен.

Между тем Карпена остановился на вершине скалы точно под влиянием какой-то неодолимой силы. Пожелай он поднять ногу или сделать хотя бы один шаг, это оказалось бы для него невозможным. Воля доктора, которой он всецело подчинился, приковала его к земле.

Губернатор, наблюдавший за заключенным, проговорил, обращаясь к доктору Антекирту:

— Да, дорогой доктор, приходится волей-неволей сдаться перед очевидностью!

— Вы убедились, что я прав, господин губернатор, вполне убедились?

— Да, я убедился, что существуют явления, в которые надо верить слепо, не рассуждая! А теперь, доктор Антекирт, внушите этому человеку, что он должен немедленно вернуться в тюрьму! Альфонс Двенадцатый приказывает вам это!

Не успел губернатор произнести последних слов, как Карпена, даже не вскрикнув, бросился с вершины скалы в воду. Был ли это несчастный случай, самоубийство, или же преступник на мгновение освободился из-под власти доктора? Неизвестно.

Все тотчас же поспешили к месту происшествия, а полицейские сбежали вниз, чтобы осмотреть узкий песчаный берег, окаймлявший бухточку… Карпена исчез бесследно. Спешно приплыли несколько рыбаков на своих лодках, спустили шлюпки и с паровой яхты… Все было напрасно! Не нашли даже трупа заключенного: очевидно, течением его унесло в открытое море.

— Я очень сожалею, господин губернатор, что наш опыт окончился так трагически, — сказал доктор Антекирт, — но, право же, этого никак нельзя было ожидать!

— Как же вы объясните то, что случилось? — спросил губернатор.

— Очевидно, в области гипнотических явлений, которые вы теперь никак не можете отрицать, есть еще много неизученного, непонятного. Бесспорно одно: этот человек на мгновение ускользнул из-под моей власти и упал с высоты этих скал либо оттого, что закружилась голова, либо по какой-нибудь другой причине! Все же это очень досадно, так как мы потеряли ценный объект для наблюдений!

— Мы потеряли лишь негодяя, вот и все, — с философским спокойствием ответил губернатор.

Такова была надгробная речь, которой удостоился Карпена.

Доктор и Петер Батори тут же простились с губернатором: еще до восхода солнца яхта должна была сняться с якоря и направиться в Антекирту. Оба горячо поблагодарили полковника Гиярре за любезный прием, оказанный им в испанской колонии.

Пожимая руку доктора, губернатор пожелал ему счастливого плавания, взял с него слово, что он опять навестит Сеуту, и вернулся в свою резиденцию.

Быть может, читатели найдут, что доктор Антекирт несколько злоупотребил доверчивостью губернатора Сеуты. Пусть так. Можно критиковать, можно даже осуждать его поведение, но не следует забывать, какому великому делу посвятил свою жизнь граф Матиас Шандор. Не лишнее вспомнить и то, что он сказал однажды: «Тысяча дорог… к одной цели!»

Все случившееся в этот день и было одной из «тысячи дорог».

Через несколько минут шлюпка с «Феррато» доставила доктора и Петера Батори на борт судна. Луиджи уже ждал их у сходни.

— Где этот человек? — спросил доктор.

— Согласно вашему приказанию, — ответил Луиджи, — наша шлюпка, курсировавшая у подножия скал, подобрала его, как только он упал в воду. Я велел отнести его в носовую каюту.

— Он ничего не сказал? — спросил Петер.

— Да как он может говорить? Он спит, и его никак не добудишься!

— Отлично! — сказал доктор. — Я хотел, чтобы Карпена упал с высоты этих скал, и он упал!… Я хотел, чтобы он заснул, и он спит!… Когда я захочу, чтобы он проснулся, он проснется!… А теперь, Луиджи, прикажите сниматься с якоря, и в путь!

Пары уже были подняты, приготовления к отплытию быстро закончили, и через несколько минут «Феррато» вышел в открытое море и взял курс на остров Антекирту.

— Семнадцать раз?…

— Семнадцать!

— Да, да! Красное вышло семнадцать раз подряд!

— Возможно ли?

— Возможно или нет, но это так!

— Неужели игроки все время упорно ставили на черное?

— Банк выиграл более девятисот тысяч франков.

— Семнадцать раз!… Семнадцать раз!…

— В рулетку или в «тридцать и сорок»?

— В «тридцать и сорок»!

— Этого не бывало целых пятнадцать лет!

— Пятнадцать лет, три месяца и две недели! — холодно заметил завсегдатай рулетки, принадлежавший к почтенной категории дотла разорившихся игроков. — И вот что любопытно, сударь, то же самое случилось в тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году… в разгар лета. Мне ли не помнить этого дня!

Такие восклицания раздавались в холле и даже под колоннадой Клуба иностранцев в Монте-Карло вечером третьего октября, ровно через неделю после исчезновения Карпены с сеутской каторги.