Спустя полчаса, в 21.16, дал о себе знать и Бей. Находясь на мостике «Шарнхорста», он, решив нарушить режим радиомолчания, сообщал:
«В ЗОНЕ ОПЕРАЦИИ ПРОГНОЗИРУЕТСЯ ЮГО-ЗАПАДНЫЙ ВЕТЕР ОТ 6 ДО 9 БАЛЛОВ. СПОСОБНОСТЬ ЭСМИНЦЕВ ВЕСТИ ПРИЦЕЛЬНУЮ СТРЕЛЬБУ СИЛЬНО ПОНИЖЕНА. СКОРОСТЬ СБРОСИЛИ».
В этот момент по левому борту «Шарнхорста» и пяти эсминцев эскорта был мыс Сильдмилинген, а по правому — горы острова Сере и Сёрёсунн, в проливе уже вовсю разгулялся шторм. Впереди был Лоппхавет, коварный участок моря, прославившийся штормами небывалой ярости. Здесь у немецких кораблей никакой защиты не было: с юго-западных просторов океана на них, завывая, набросился ветер, который мог тут хозяйничать совершенно беспрепятственно. Ветер и волны, сильное течение сталкивались друг с другом, превращая и без того беспокойное море в кипящий котел. И, по-видимому, именно тогда, когда он оказался в разъяренных водах Северного Ледовитого океана, до адмирала Бея, наконец, со всей ясностью дошло, что операция «Остфронт» — опасная затея, имеющая крайне мало шансов на успех. Таким образом, радиограмму, отправленную им из Сёрёсунна, можно было воспринимать как просьбу о помощи.
Адмиралы в Киле и Берлине тоже уже поняли, что при таком сочетании штормовой погоды и полярной темноты боеспособность линкора значительно снижается. А когда выяснилось, что и эсминцы обречены на неудачу, вывод стал очевиден: операцию нужно отменять.
Однако условия для радиосвязи были исключительно неблагоприятны. Поэтому радиограмма Бея дошла до Берлина лишь на следующее утро, в 3.56, а к этому времени он уже почти добрался до зоны операции. Кроме того, в Берлине уже сложилось твердое мнение. Дёниц не был готов отозвать Боевую группу. Он лично обещал Гитлеру результат, поставив всю свою репутацию на то, чтобы сохранить крупные надводные корабли. Теперь Бею оставалось только действовать — решительно и энергично.
На борту линкора «Дюк оф Йорк», пробивавшегося к острову Медвежий со скоростью 19 узлов, атмосфера была более спокойная. Пока Шнивинд, Петерс и Бей ждали окончательного решения Дёница, Фрейзер получил новую дешифровку «Ультра». Из нее следовало, что примерно в полдень Бей пытался связаться с минным тральщиком R-121, который направлялся из Тромсё в Каа-фьорд, имея на борту несколько лоцманов. В радиограмме содержался приказ, адресованный R-121, — идти в Ланг-фьорд и ждать там дальнейших распоряжений.
У Фрейзера до сих пор не было уверенности, что линкор вышел из своего уютного фьорда, однако степень вероятности того, что это так, уже была выше, чем ранее.
Глава 20
«Я ВЕРЮ В ВАШУ РЕШИМОСТЬ СРАЖАТЬСЯ»
БАРЕНЦЕВО МОРЕ, ВОСКРЕСЕНЬЕ, 26 ДЕКАБРЯ 1943 ГОДА.
Точка «Люси» представляла собой опорную навигационную точку на секретных немецких картах; она была расположена примерно в 15 милях к юго-западу от Фуглена — крутого, обрывистого мыса на той стороне острова Сёрё, которая обращена к морю. Эта точка отмечала границу между немецкими минными полями и открытым морем. Именно в этом месте «Шарнхорст» и его эскорт в последний раз видели землю — гряду зубчатых, покрытых снегом гор, едва различимых на горизонте. Пройдя мимо этой важной точки в 23.03, эскадра пошла курсом 10 градусов на север со скоростью 25 узлов. Ветер и волны были с кормы, и стало несколько легче. Тем не менее из-за тяжелых 60-тонных носовых двухорудийных башен эсминцы все время сильно зарывались в воду, но все-таки бак и переднюю надстройку заливало меньше, так что идти стало полегче.
В полночь пришел ответ гросс-адмирала Дёница. Он был зашифрован при помощи сложного ключа M-Offizier, и поэтому начальник связи лишь через час доставил расшифровку в каюту контр-адмирала Бея. Бей рассчитывал не на такой ответ:
«Конвой должен доставить русским военные материалы и боеприпасы, что нанесет еще больший ущерб нашей героической армии, сражающейся на Восточном фронте. Мы обязаны помочь ей.
„Шарнхорст“ и эсминцы должны атаковать конвой.
Используйте тактическую обстановку разумно и смело. Не прекращайте бой, не доведя дело до конца. Используйте любую возможность. [Ваше] преимущество — превосходство артиллерии „Шарнхорста“. Это может иметь решающее значение. Используйте эсминцы, как считаете нужным.
Прекращайте бой, если того потребует обстановка. Немедленно уходите при появлении крупных сил [врага].
Постарайтесь нужным образом настроить экипаж. Я верю в вашу решимость сражаться.
Хайль Гитлер.
Дёниц, гросс-адмирал».
Единственное послабление, на которое было готово пойти верховное командование флотом, было изложено во второй радиограмме, отправленной в 3.00. В ней говорилось, что если эсминцы окажутся небоеспособными в условиях сильного штормового ветра, «Шарнхорст» должен идти в атаку один. Решение оставалось за Беем: он был на месте, и вся ответственность лежала на нем.
Итак, Берлин свое слово сказал. Теперь пути назад не было. Однако эскадра вышла в море в спешке, с сильным опозданием. Бей даже не успел провести совещание со своими капитанами. Находясь на продуваемом ветром мостике Z-29, командующий флотилией капитан цур зее Рольф Иоханесон следил за радиообменом между флагманом и штабом флота в Германии со все большей тревогой. В своем оперативном приказе Бей совершенно недвусмысленно писал, что конвой должен быть уничтожен за счет объединения усилий всей Боевой группы. При этом следовало учитывать возможность присутствия «любых типов британских и американских линкоров, авианосцев и крейсеров». Несмотря на это, операция не должна быть отменена, если даже скоординированная атака окажется невозможной. В этом случае Боевой группе было приказано отойти и повторить атаку на следующее утро, если обстановка окажется более благоприятной. Все это с трудом поддавалось пониманию. Единственный шанс «Шарнхорста» заключался в молниеносной атаке; именно на этом был основан весь оперативный план. Но как мог Бей рассчитывать продержаться еще день у острова Медвежий, если он сам считал, что вблизи от конвоя находились линкоры и авианосцы союзников?
Всего за два часа после полуночи барометр на борту Z-29 упал с 997 до 991 миллибар (с 750 до 745 мм. рт. ст.). Боевая группа приближалась к центру шторма, многие матросы страдали от морской болезни. С «Шарнхорста», шедшего впереди строго по курсу, замигал сигнальный фонарь: Бея интересовало мнение Иоханесона о погоде. Командир эсминца решил ответить в оптимистическом тоне:
«ПРИ ВОЛНАХ И ВЕТРЕ С КОРМЫ ЗАТРУДНЕНИЙ ПОКА НЕ БЫЛО… НАДЕЮСЬ НА УЛУЧШЕНИЕ ПОГОДЫ».
Впоследствии Иоханесон писал:
«Я не хотел, чтобы у Бея появился предлог для возвращения нас на базу, поскольку британские эсминцы с погодой вполне справлялись».
В этот момент «Шарнхорст» и пять эсминцев сопровождения находились примерно посредине между Нордкапом и островом Медвежий.
«Линкор полностью затемнен, матросы на своих боевых постах; качка бортовая и килевая, корабль идет курсом на север, юго-западный ветер дует со стороны левой раковины…[27] Небо совершенно черное, как и само море, не видно ни одной звезды. Видимость снижается из-за снежной пурги, так что эсминцы различать довольно трудно. Иногда впереди возникает волна особой силы, одну-две секунды держится завеса из брызг, а потом морская вода заливает бак, и он скрывается в ее стремительных потоках… Ночь холодная, как лед, и так же холодна пена, которая долетает до мостика, срываясь с носовой трехорудийной башни, когда о нее разбивается очередная волна».
Никто не знает, о чем говорили контр-адмирал Бей, капитан цур зее Хинтце и их ближайшие соратники. Из состава штаба Кумметца на борту почти никого не осталось. Начальник оперативной части, очень опытный капитан цур зее Ганс-Юрген Рейнике, и его заместитель капитан цур зее Фриц-Гюнтер Болдман вернулись в Германию вместе с Кумметцом, а замены им не прислали. Бей привел с собой своего флаг-лейтенанта Куно Латторфа и несколько офицеров из штаба эсминцев. Остальные члены штаба были переведены с «Тирпица», в том числе и молодой писарь Генрих Мюльх.
