38-летний фрегатен-капитан Эрнст-Дитрих Доминик, второй по старшинству среди присутствовавших офицеров, родом из Гибольдехаузена, был известен как педантичный и опытный моряк. В 1924 году, будучи кадетом, он прошел подготовку по артиллерийскому делу и затем служил на крейсере «Эмден»; на только что принятый флотом «Шарнхорст» он был назначен в январе 1939 года. Мало кто знал корабль лучше, чем Доминик. Он был на борту с самого начала и командовал всей корабельной артиллерией, а зимой 1943 года (имеется в виду зима 1942/43 гг. — Прим. пер.) стал первым помощником и правой рукой командира. Доминик был прирожденным бойцом. После четырех лет службы в море он 1 октября 1943 года получил назначение в штаб флота в Берлине. Однако сменщик до сих пор не прибыл в Ланг-фьорд, и поэтому Доминик по-прежнему находился на борту.
Его сын, фрегатен-капитан Вульф Доминик, сделавший карьеру в Бундесмарине после войны, рассказывает:
«Примерно в это время от отца пришло письмо моей матери, которая тогда жила у своих родителей в Нордхайме, под Гановером. Он писал: „Я думаю о родине. Пусть бог даст нам силу, чтобы наш гордый корабль смог внести вклад в победоносное завершение войны“. Это письмо было непроизвольно написано как завещание. Мне кажется, слова отца отражали типичные настроения всего экипажа».
Когда Маклот и Хаусс получали последние указания от Доминика, он уже куда-то очень торопился. На то были веские причины. В 12.00 на «Шарнхорсте» была объявлена часовая готовность и он давно стоял под парами; в таком же состоянии были и эсминцы. Однако контр-адмирал Бей в это время находился в Каа-фьорде. Без командующего эскадрой Боевая группа не могла выйти из своего фьорда. «Адмиралы северных морей (Admirals Nordmeer) приказали выходить в 17.00. Но это совершенно невозможно. Бей до сих пор не прибыл на флагман», — записал командир флотилии эсминцев Рольф Иоханесон.
Сейчас уже каждая минута приобретала жизненно важное значение. Чтобы атака имела хоть какой-нибудь шанс на успех, Боевой группе следовало быть в позиции к югу от острова Медвежий утром следующего дня. Однако в Каа-фьорде события как-то незаметно начали развиваться крайне неблагоприятно для нерешительного адмирала. В 14.00 Бей вместе со своим штабом из 36 офицеров перебрался с «Тирпица» на борт эсминца Z-30, которым командовал корветен-капитан Карл Лампе; однако эсминец только через час отшвартовался от судна снабжения «Нордмарк». Из-за неожиданного снежного шквала было трудно отвести буи, закрывавшие вход в Каа-фьорд. Запросили буксир, но он задерживался. Лишь около 16.00 Z-30 выбрался из Альта-фьорда и направился в Истестофен, причем шел не очень торопясь, со скоростью 21 узел. В 18.15 Бей, наконец, добрался до «Шарнхорста», но линкор и после этого продолжал стоять на месте.
«Машины эсминцев работают, но ничего не происходит. К сожалению, так и не удалось поговорить с командующим эскадрой»,
— все более раздраженно записывал Иоханесон. Дело было в том, что на борту «Шарнхорста» возникла новая, весьма серьезная проблема: вышла из строя радарная сигнальная система, а она имела решающее значение в боевой операции. Чтобы как-то выйти из положения, корветен-капитану Герфриду Брютцеру было приказано передать радарный обнаружитель Z-38 на линкор, и эта процедура заняла три четверти часа.
Наконец в 19.01 вспышки сигнальных фонарей с мостика передали: «Якоря поднять». Вскоре после этого к эсминцу Иоханесона Z-29 подошел катер. На борт поднялся офицер — он передал приказ Бея об атаке конвоя; чувствовалось, что двухстраничный текст диктовал человек, которого очень поджимало время. Несколько машинописных ошибок было исправлено от руки. Вскоре во фьорде появилось еще одно моторное судно. На его борту находились главный корабельный старшина Вильгельм Гёдде и группа матросов, выделенных для дополнительной охраны противолодочных сетей и имевших глубинные заряды. Оба младших лейтенанта — Хаусс и Маклот — получили личные указания от Доминика и давно покинули флагманский корабль. Их задача заключалась в том, чтобы расчистить путь эскадре через Стьернсунн, и они ждали только приказа, чтобы взяться задело.
«С мостика „Шарнхорста“ через мегафон передают приказ отдать швартовы. Матросы R-56 и R-58 бросаются к своим боевым постам, а молодые капитаны мгновенно появляются на мостиках. Раздаются два пронзительных свистка боцманских дудок, петли канатов сбрасывают с причальных тумб, затем канаты быстро вытягивают и сворачивают в бухты на палубе. Матросы хорошо знают свое дело. Похожие на привидения, оба минных тральщика медленно отходят и ложатся в дрейф, ожидая остальных».
В полной темноте откуда-то неожиданно появились два буксира.
«В этом месте фьорд узкий, а линкор стоит поперек него, носом к ветру, поэтому буксиры должны развернуть его на 90°, а потом он пойдет своим ходом через проход в сетях, установленных в устье фьорда».
Матросы вахты правого борта поднимали якорь и принимали швартовы, а весь остальной экипаж собрался на юте.
«Все как один — матросы с нижних палуб, офицеры из своих кают и кают-кампаний — торопятся на корму… Из-за задней орудийной башни появился высокий, стройный офицер — фрегатен-капитан Доминик. Это — опытный артиллерист, он командовал и зенитными пушками, и тяжелыми орудиями до того, как был назначен первым помощником капитана. Смелый и рассудительный человек, он в течение всей своей длительной службы постоянно проявлял заботу о подчиненных».
Главный старшина построил экипаж и отдал рапорт Доминику, который поднялся на возвышение. Он кратко охарактеризовал обстановку и в заключение сказал: «Конвой идет с грузом для Восточного фронта. Наша задача — уничтожить конвой».
Прошло десять месяцев с тех пор, как «Шарнхорст» в сопровождении своего эскорта пришел в Ланг-фьорд. Уже несколько недель ходили всякие слухи, особенно последние дни. Корабли все время находились в состоянии повышенной готовности, несколько раз давали отбой. Но на этот раз начались реальные события.
«Не успел Доминик закончить последнюю фразу, как началось бурное ликование. Радостные возгласы разносятся над фьордом, матросы, забыв о дисциплине, подхватывают помощника капитана и восторженно несут его на плечах. Потом все бросаются к боевым постам. Через три минуты, за рекордно короткое время, они уже были на месте».
Котельный машинист Файфер, которому удалось остаться в живых, вспоминает этот эпизод:
«Оглядываясь назад, пожалуй, трудно понять, почему была такая реакция экипажа. Но дело, наверное, в том, что мы ждали целых десять месяцев. Нет ничего хуже этого. Мы были полностью уверены и в корабле, и в офицерском составе. С нами ничего не могло случиться. Большинство из нас было уверено, что мы вернемся дня через два, а затем продолжим отмечать Рождество».
Но у Гельмута Бакхауса, сигнальщика, которому вскоре предстояло забираться на фор-марс, возникло странное предчувствие:
«Надевая зимнюю одежду, я вдруг заметил свой жетон, висевший в шкафу. Раньше я его никогда не носил. Теперь же почему-то решил повесить его на шею».
На борту тральщиков R-56 и R-58 Маклот и Хаусс по-прежнему ждали приказа.
«Буксиры начали медленно разворачивать корпус стального гиганта, один тащил его за нос, а второй — за корму. Прозвучал сигнал телеграфа в машинном отделении, буксирные канаты были отсоединены, и винты линкора вспенили воду… Постепенно линкор завершает разворот на левый борт и направляется к выходу из фьорда… Моряки, стоящие на мостиках других кораблей, молча и в восхищении наблюдают за этой сценой. Постепенно длинный, изящный корабль набирает скорость, а затем плавно и почти бесшумно проходит мимо, на нем не видно ни огонька — красивый, но смертельно опасный хищник, вышедший из своего логова в горах в поисках добычи».
