— Скоро ли увижу я родимый край?.. — с тоской спрашивала Чибек.

А Чадджи, задумчиво глядя вдаль, проговорил:

— Тяжелая у меня судьба! С детства нет у меня ни имени, ни лошади, ни юрты. Где отец и мать мои? Где мой родной улус? На каких лугах пасется мой быстроногий богатырский конь? Чадджи, батрак, вышедший из бочонка, — вот кличка, которой наградил меня злой хан… — И он печально склонил голову.

Вдруг сзади послышался такой топот, что земля мелко задрожала. Чадджи оглянулся и увидел пыльный вихрь, приближающийся к ним.

— Стой! Стой! — послышались грозные голоса.

Всадники на разгоряченных потных конях окружили Чадджи и Чибек.

— А–а, проклятый пастух! — кричал Мултыган, размахивая хамчой[145]. — Наконец–то я догнал тебя. Теперь ты мне ответишь за каменную бабу!

— Где моя тележка с товарами? — вопил Майдох. — Разве твоя батрацкая шкура заменит мне парчу?

Чадджи повалили на землю, скрутили веревками и посадили в мешок.

— А эту, — закричал Мултыган, указывая крючковатым пальцем на Чибек, — я возьму себе в жены вместо убитой Тыртыс–хат.

Но гордая Чибек ответила старику:

— Связать ее! Приторочить к седлу! — завизжал Мултыган.

Чадджи рвал веревки, силился сбросить мешок, но все было напрасно. А Чибек кричала ему:

— Брат мой! Слышишь ли ты меня? Я — Чибек, сестра твоя. Это Хозяин Черной горы бросил тебя в бочонок. Слышишь ли ты меня?!

Чалджи рванулся, но голос дорогой сестры замер в отдалении, заглушенный топотом коней.

— Что мы будем делать с ним? — спросил Майдох у Мултыгана и изо всех сил начал колотить кулаками по мешку. — Пустая кишка! Куда ты запрятал мои товары?!

— Надо утопить его! — решил Мултыган.

Они подъехали к реке, сбросили мешок на берег и начали совещаться: как лучше утопить Чалджи.

— Надо найти такой камень, — сказал Мултыган, — чтобы он был тяжелее каменной бабы.

— Нет, нет, — кричал Майдох, — мы найдем такой камень, чтобы он был тяжелее воза с товаром.

И они разъехались в разные стороны, и каждый искал камень побольше.

Только они отъехали, как до Чалджи донесся приближающийся цокот копыт.

— Э–к–кей! — услышал он вдруг знакомый голос. — Кажется, я вижу мешок?

— Нет, — отвечал Чалджи. — Ты видишь меня.

— Почему ты залез в мешок? Кто ты?

— А кто ты? — переспросил Чалджи.

— Я — бай Мирочах. Разве ты не слыхал обо мне? Это ведь я засадил в темницу пастуха Чалджи. Сейчас я еду к шаману лечить глаза, которые мне закрывает злая болезнь.

— А я только что излечился от этой болезни, — проговорил Чалджи, изменив голос.

— Так вылечи меня! — закричал бай.

— Если будешь слушать — вылечу.

— Почему не буду слушать? Вылечи.

— Тогда слезай с коня, развяжи мне руки и ноги, надень мою одежду. Только не смотри мне в лицо. Иначе ты совсем ослепнешь.

— Нет, нет, я не буду смотреть, — взмолился Мирочах. — Я и так боюсь проклятой болезни. Лучше я завяжу глаза платком. Но что потом со мной будет?

— Я тебя свяжу и положу в мешок. Ты недолго полежишь, придут два человека, окунут твою голову в воду, и глаза твои прозреют.

— А ты?

— А я сяду на твоего коня и уеду, чтобы мои друзья не отказались тебя лечить.

Мирочах согласился. Сначала он завязал себе глаза платком, затем ощупью освободил Чалджи, а сам залез в мешок. Нарядившись в одежду бая и садясь на его лошадь, Чалджи сказал:

— Только молчи. А то тебя узнают по голосу.

— Ладно, — отвечал Мирочах из мешка.

Чалджи, довольный тем, что Мирочах не узнал его, тронул повод и ускакал.

Вскоре подъехали Мултыган и Майдох с огромным камнем. Они привязали его к мешку и подтащили мешок к обрыву.

— Вот сейчас я оженю тебя на каменной бабе! — злорадствовал Мултыган.

— А калымом тебе будет мой шелк и парча, ненавистный Чалджи! — шипел Майдох.

Мирочах, услышав последние слова, начал кричать:

— Я не Чалджи! Я не Чалджи! Я лечиться хочу!

— Сейчас вылечим! — отвечал Мултыган.

— Теперь тебе не удастся нас провести, — добавил Майдох.

Баи столкнули мешок с привязанным к нему камнем в реку и, сев на лошадей, направились к улусу. Не успели они отъехать далеко, как услышали сзади топот. Их нагонял Чалджи — на хорошем коне, в богатой одежде, он ехал и улыбался.

— Как! — вскричал Мултыган. — Ведь мы только что утопили тебя!

— Откуда ты взялся? — прошептал ошеломленный Майдох.

— Оказывается, на дне реки можно жить так же, как и здесь, — отвечал Чалджи. — Только вначале немного захлебываешься.

— Где ты взял эту одежду и такого хорошего коня? — в один голос спросили баи.

— Я познакомился с хозяином воды Суг–таем. Он мне подарил эту лошадь с серебряной уздечкой и всю одежду. На дне реки все дешево. Только Суг–тай скучает там один — ему нужен умный человек, с которым можно было бы разговаривать. Он оставлял меня, да я не согласился. Мне, батраку, нечем его угощать, если он вдруг приедет ко мне в гости.

У баев загорелись глаза.

— А если я пойду к Суг–таю, что мне ему говорить? — спросил Мултыган. — Научи меня!

— Нет, нет, — закричал Майдох. — Лучше меня научи. Ведь ты у меня увез товар!

— Ладно, — сказал Чалджи, — я вас обоих научу. Вы оба богачи, вам есть чем отпотчевать Суг–тая. Когда я опущу вас в воду, кричите: «Хозяин воды, дедушка Суг–тай, возьми нас!» Он развяжет вам руки и ноги, даст коней, хорошую одежду, а там уж познакомитесь, поговорите. А сейчас раздевайтесь.

Чалджи связал раздетым баям руки и ноги, привязал к ним тяжелые камни и сбросил обоих в воду — только пузыри пошли.

Потом он взял коней и одежду баев и поскакал догонять всадников, которые увезли Чибек. За курганом он догнал их.

— Чибек! — позвал Чалджи. — Сестра моя, я освобожу тебя!

Всадники в страхе глядели в небо.

— Сестра твоя, — сказали они, — стала лебедем и улетела.

Чалджи бросил байскую одежду, повернул лошадь, стегнул ее хамчой и, рыдая, поскакал прочь.

…Плачет, рыдает несчастный Чалджи:

И плачет опять безутешный Чалджи:

Долго ехал Чалджи по степи. Уже село солнце за далекими бархатными тасхылами. Уже загорелась вечерняя заря. А он, бросив поводья, медленно покачивался в седле.

— Остановись, Чалджи! — послышался вдруг голос за его спиной.

Чалджи поднял голову и увидел того старика, которому он, по совету Чибек, дал барана. В руках у старика был хомс[146].

— Слезы твои услышало мое сердце… — сказал старик, — твою грустную песню услышал мой хомс. Сердце мое и хомс мой откликнулись, как эхо в горах.

Чалджи молчал, глядя на старика грустными глазами.

— Ты дал мне барана, — продолжал старик. — Ты помог мне высушить слезы. А чем я помогу тебе?

— Я сестру свою потерял, — прошептал Чалджи, — как мне найти ее?